ТРИУМФАТОР ИЗ ГЛУХОМАНИ
Густаво Дудамель - фигура уникальная в нынешнем музыкальном мире.
«Человек ниоткуда», а вернее из маленького городка в провинциальной Венесуэле, которая никогда не славилась высоким уровнем исполнения великой классической музыки, где никогда фактически не было оперного театра и симфонического оркестра, ни одного композитора мирового класса. Отсталая латиноамериканская страна, которой к тому же руководили (и руководят) многие во всех смыслах подозрительные личности.
Лет 10 назад я написал статью, которой теперь могу гордиться. Она была напечатана в каком-то уже не существующем музыкальном журнале и канула в Лету. Вот ее текст, без всяких изменений…
Потом объясню, почему этим текстом я горжусь.
EL SISTEMA:
УЧИТЬ МУЗЫКЕ ВСЕХ
2011год.
Музыкальное образование в России и в Советском Союзе всегда было предметом национальной гордости.
И вполне справедливо. Выпускники российских школ - и раньше и сегодня – бесспорно занимают лидирующие места в мировом музыкальном истэблишменте. Не буду перечислять имен, их слишком много, и они очевидны – от Петра Ильича Чайковского до Евгения Кисина.
Однако последнее время наше музыкальное образование стало давать сбои. Ушло на пенсию или в мир иной славное поколение Учителей, воспитавших десятки и сотни первоклассных исполнителей. Уехало на Запад и на Восток целое поколение музыкантов, которое восприняв заветы своих педагогов, предпочло передавать эти заветы в других странах, где им за это давали гораздо более высокую зарплату, и гарантированные социальные блага, пенсию, медицину и т.д. И никто не может их осудить, они сделали свой выбор, и дай им бог здоровья.
Однако здесь, в России, как свидетельствуют руководители крупнейших российских музыкальных школ разного звена – и начального, и среднего, и высшего – сейчас определенно происходит кризис. Кризис, связанный и с отсутствием должного финансирования, и с устаревшими помещениями, оборудованием, плохими инструментами – проблемам несть числа!
На одном из телевизионных каналов недавно я видел ток-шоу, где участвовали многие важные игроки на этом поле, и вывод из этого шоу был очевиден: дело плохо. Если и дальше так пойдет, то для национальной гордости великороссов в этой области никаких резонов не останется.
Впрочем, количество талантов в России, конечно, не уменьшилось, оно всегда примерно на одном и том же уровне: соотношение людей с яркими дарованиями, и людей без особых дарований (в любой области) в принципе не меняется с древнегреческих времен. Аристотель, Платон и Гомер представляли собой ничтожную часть тогдашнего человечества, основная масса пила, жрала, совокуплялась и умирала – как и во все остальные времена. Весь вопрос в том, как распознать талант (гений пробьется сам и никуда не исчезнет, а бездарности, в отличие от популярной стихотворной строчки, пробьются не дальше набивания собственной мошны и полной аннигиляции после смерти).
Так вот: вырастить гения невозможно. Его надо отыскать, как ищут жемчужины среди тысяч раковин японские ныряльщики «ама». Способ только один - нырять, добывать и открывать раковины. Из тысячи в одной будет крупная жемчужина. Но это того стоит.
Другого способа нет. Но ведь есть искусственный, или культивированный жемчуг. Его можно производить, его производство можно планировать. В нашем дискурсе это – музыканты-профессионалы, которые прекрасно играют или поют, преподают и аккомпанируют, руководят музыкой на разном уровне – словом, выполняют важную и полезную работу. Они – не гении, но так же, как и культивированный жемчуг, они очень нужны. Не всем носить жемчужину «Пелегрина», которая была когда-то изображена Веласкесом, а ныне является украшением коллекции покойной Элизабет Тэйлор, и стоит много тысяч долларов. Многих женщин вполне устроит скромная нитка жемчуга за небольшие деньги….
***
Закончим «жемчужную метафору», и вернемся к музыке. Нам необходима среда. Музыкальная среда. Каждый большой музыкант вырастает из детства, где он общается с такими же, как он девочками и мальчиками, с педагогами, и старшими соучениками, и именно они создают среду, в которой вырастает будущий маэстро.
Как нам создать этот мир, это окружение, эту среду?
Вот как раз тут не надо уповать на силы природы. Мы не можем создавать гениев, но средӯ, в которой они рождаются, мы просто обязаны создавать. При помощи государственных структур, при помощи бюджетных вливаний, при помощи активных действий всех звеньев музыкально-образовательного процесса, от учительницы в деревенской музыкальной школе до министра культуры.Надо сказать, что народ не безмолвствует. Не так давно в Москве я присутствовал на чудесном празднике – «Всероссийский день баяна, аккордеона и гармоники», придуманный кафедрой баяна РАМ им. Гнесиных, которой руководит профессор Фридрих Липс. По всей стране в этот день играющие на различных кнопочных и клавишных инструментах раздувают меха и радуют население самой разной музыкой. Этот праздник, мне кажется, надо всячески поддержать.
Но этого мало. Хорошая музыка должно стать неотъемлемой частью общества не раз в год, а постоянно.
И тут есть пример, которому стоит поучиться. И даже подражать. Это венесуэльская система музыкального образования, которая называется El Sistema.
Кажется, в России мало кто знает об этой системе (сужу по тому, что ни один из участников вышеупомянутого ток-шоу ее не упомянул, а ведь там были «киты» в этой области). Сам я никогда не был в Венесуэле и совсем не являюсь поклонником их лидера, Уго Чавеса. Но эта система уже давно вышла за рамки Венесуэлы, и не имеет никакого отношения к Уго Чавесу, появилась она задолго до Чавеса, в 1975 году. Суть ее в том, что огромное число детей и подростков вовлекается с детства в исполнение… симфонической музыки. Всем раздаются скрипки и виолончели, флейты и валторны, (наверное, инструменты не очень высокого класса, но это не имеет значения.) Они собираются вместе и играют – Моцарта, Бетховена, Чайковского. Это, в основном, дети из трущоб, их родители бедняки, почти нищие. Но музыка для этих детей становится неожиданно светом. Светом в конце тоннеля. И мальчики и девочки с удовольствием (и с огромным трудом) проходят этот тоннель. А дальше – областные и республиканские конкурсы, и наконец главный приз – участие в оркестре Симона Боливара. И гастроли по всему миру.
Я слушал оркестр Симона Боливара в Москве летом прошлого года – это было потрясающе! 150 мальчиков и девочек, практически все из бедных семей, с таким кайфом и драйвом играли произведения Бетховена, Чайковского и современных латиноамериканских композиторов, что это производило поистине гипнотическое впечатление. Такой Четвертой симфонии Чайковского я никогда в жизни не слышал. А руководил этим оркестром (и до сих пор руководит!) ныне великий (не боюсь этого слова) дирижер Густаво Дудамель, в прошлом – выпускник EL Sistema, а ныне – главный дирижер одного из лучших оркестров США – Лос-Анжелесского Симфонического оркестра, любимец публики и критики по всей земле. Ему сейчас 30 лет, а знаменит он с 18. Значит можно воспитать среду, которая даст гения.
Хотя бы одного! Но для этого надо 35 лет упорно работать – El Sistema была создана в 1975 году. Все-таки это не 400 лет подстригать газон, как в старой шутке, а всего 35. Если мы сейчас начнем – наши дети уже поспеют к результатам…Нет, Россия не должна копировать венесуэльскую систему: наше музыкальное наследие, наши музыкальные традиции в тысячи раз превосходят венесуэльские, по любой шкале. Здесь главное: идея – всеобщее музыкальное образование, участие всех детей в совместном музицировании. Но делать это надо по-нашему, учитывая российскую ментальность, и, возможно, это станет свежей струей в российской музыкальной и культурной жизни.. Глядишь – и гении появятся.
***
Так вот: почему я горжусь этой статьей? Потому что я увидел в тогдашнем молодом дирижере будущую звезду мирового класса. Он только начинал тогда перестраивать Лос-анжелеский симфонический оркестр, и его имя на Западе было мало кому известно, а Лос-Анжелеский оркестр на тот момент был обычным заурядным оркестром, и не входил ни в пятерку, ни в десятку Американских оркестров. А сегодня Лос-Анжелеский оркестр в каком-то смысле лидирует в списке американских оркестров. Конечно, кому-то ближе Бостонский, кому-то Филадельфийский, а кому-то Кливлендский оркестр. Но Лос-анжелеский оркестр привлекает сегодня наибольшее внимание. Ведь в любом оркестре, как бы он не был хорош сам по себе, важнее всего – кто им руководит? Кто стоит на дирижерском подиуме?
***
На днях мне довелось быть на концерте в Карнеги –холл, где выступал Лос-Анжелеский Симфонический оркестр под управлением Маэстро Дудамеля. Огромный зал был переполнен.
И это говорит о многом.
Публика в Нью-Йорке очень опытная и изощренная, здесь видели всех на свете, здесь никого и ничем не удивишь. И аншлаг в Карнеги –холл – это некий аванс, выданный исполнителю: а ну-ка, покажи, достоин ли ты нас.
В первом отделении было исполнено новое произведение, это была Нью-Йоркская премьера: Концерт для скрипки с оркестром мексиканской дамы-композитора (не могу себя заставить написать «композиторки», я человек старой школы) Габриэлы Ортиз (род.1964). Солисткой была молодая скрипачка Мариа Дуэньас, ей всего 19 лет.
Сочинение в 3х частях, называется этот концерт «Алтарь струн».Честно говоря, у меня было предубеждение… Ну Мексика, отсталая страна, которая дала миру несколько выдающихся кинорежиссеров и художников. Но композиторов? Я знаю, пожалуй, только одного – Карлоса Чавеса, который был довольно популярен среди любителей авангардной музыки в 70е годы.
Но я ошибся. В Мексике оказывается действует большая группа талантливых музыкантов, и несколько очень крупных и известных композиторов. Габриэла Ортиз – одна из лидеров этой группы. И Скрипичный концерт это доказал.
Это большое, крупное сочинение, очень сложное, очень виртуозное, и очень современное. Но не авангардно-модернистское, где все построено на поскрипывании и потрескивании, на постукивании и побрякивании, и на полном отсутствии какой-нибудь человеческой музыки. Нет, в этом концерте очень много романтики, идеально выстроенная форма, контрасты быстрых и медленных фрагментов, захватывающая страстность и искренняя мелодичность. И конечно, важно, что играла блистательная юная скрипачка, Мариа Дуэньос.
Собственно концерт ей и посвящен, и написан всего за три месяца. Несомненно, работа композитора и исполнителя шла совместно, и 3 части концерта дали развернуться скрипачке во всем блеске своего таланта. Интересно, что концерт был написан по заказу Густаво Дудамеля, и скрипачка – его протеже. Ясно, что он уделил этому сочинению особое внимание, и что эта музыка ему очень близка. Однако фокус Дудамеля заключается в том, что он никогда не тянет одеяло на себя. Он не танцует, не скачет, как некоторые дирижеры, из стороны в сторону. Он скромно стоит, и только руками – и наверное глазами - ведет оркестр за собой.
Это стало особенно ясно во втором отделении, когда оркестр исполнил Первую Симфонию Малера. И когда началась эта Симфония, которую я очень люблю, и знаю многие места наизусть, я вдруг понял, в чем секрет Густаво Дудамеля.
И на кого он похож.
А похож он на своего тезку – Густава Малера.
Наверное это совпадение имен неслучайно, и я не удивлюсь, если узнаю, что его папа-тромбонист был влюблен в музыку Малера, и назвал сына в честь любимого композитора.
Но это конечно мои домыслы.
А вот то, что Густаво похож на Густава – это правда.
Сравните: они оба небольшого роста. Малер 157 сантиметров, Дудамель 160 сантиметр…. Оба худощавые, подвижные, вес у обоих около 80 килограмм. Но дело даже не в этом. Важно, что как дирижеры, мне кажется, они очень сходны. Я, конечно, никогда не видел Малера за пультом, но я много о нем читал, и все свидетели говорили, что он был абсолютно погружен в музыку, которую он дирижировал, его бешеная энергия передавалась оркестровым музыкантам, а через них публике. Все концерты и оперные спектакли, которыми дирижировал Малер, были как бы наэлектризованы, причем Малер никогда не прибегал ни к каким внешним театральным или балетным эффектам, когда дирижировал. Он просто показывал музыкантам, когда играть и как играть. И его погружение в музыку было беспредельным. И это чувствовали все вокруг. Вот что пишет о нем его близкий друг и младший коллега Бруно Вальтер.
Я ни разу не имел случая наблюдать, чтобы напряжение его обаяния ослабело: все время «были чары нерушимы», и работа протекала с начала до конца в той атмосфере приподнятости, которая была его жизненной стихией. Противоположностью такой полной сосредоточенности была, конечно, рассеянность во всем, что лежало вне круга интересов данного момента, и следствием такой рассеянности были многочисленные смешные происшествия. Как характерный пример, я хотел бы привести следующий эпизод: однажды во время сценической репетиции с оркестром режиссер попросил его немного подождать, потому что одна из мизансцен требовала серьезных улучшений. Сперва Малер проявлял нетерпение, а потом, пока режиссер хлопотал наверху, впал в задумчивость, из которой его не могли вывести даже повторные оклики, что все готово и он может дирижировать дальше; наконец общее молчание и ожидание вспугнули его, он в замешательстве поглядел вокруг, постучал дирижерской палочкой по пульту и крикнул: «Считать!» Со всех сторон раздался оглушительный смех, к которому он от всей души присоединился. Нужно признать, что такая глубокая отрешенность была компенсацией и условием его столь же глубокой сосредоточенности, тем более, что он совершенно не умел сознательно отвлечься и рассеяться: карты и другие игры были ему чужды.
Мне кажется, что Дудамель на него очень похож. И внешне и внутренне. Не зря он с таким успехом играет Малера по всему свету. Недавно он с сенсационным успехом играл по всей Европе Девятую симфонию Малера, последнюю симфонию великого композитора, прощальную и очень непростую музыку. И публика после окончания музыки долгое время не аплодировала – приходила в себя.
Но в Первой Симфонии все наоборот. Тут Малер молодой, ему 27 лет, он полон сил и энергии, его талант фонтанирует и извлекает из симфонического оркестра новые, неслыханные доселе звуки. И Дудамель умудряется сделать так, как будто музыканты играют сами, без него,.
В некоторых местах, например во 2й части Симфонии создается полное впечатление, что это где-то собрались деревенские музыканты, и поигрывают известную им музыку, немного импровизируя. А прелестное трио этой части – это маленький роман на деревенских танцульках.
Первая часть Симфонии – картины природы, картина открывающегося мира… И Дудамель рисует нам эту картину, и пение птиц, и шелест листьев, и дуновение ветра.
Ну а знаменитая третья часть, построенная на студенческой песне «Братец Мартин», была исполнена с каким-то немыслимым, нездешним светом. И известные клезмерские мотивы, обычно звучащие довольно глумливо и страшно, вдруг прозвучали немного по "латино-американски", и даже слегка напомнили музыку Астора Пьяццолы. Ну а Финал, как всегда у Малера, был несколько затянут, и тут уж никакой Дудамель ничего сделать не мог. Но что требовать от начинающего композитора?
Кстати эта Симфония многократно была переделана автором, он сделал 3 редакции ее оркестровки, и когда наконец сыграл ее перед публикой в Берлине и в Веймаре – это был провал. Публика совершенно не приняла это произведение, рецензии были исключительно отрицательные. И дальнейшие исполнения этой Симфонии при жизни Малера были неудачами. А после смерти композитора (он умер молодым, ему было всего 51 год) именно эта симфония стала самым исполняемым его произведением. И единогласно признана шедевром. Но особым шедевром, - в стиле Малера.
После окончания Симфонии в Карнеги Холл была бешеная овация. И вот только тут Дудамель «вышел из тени». Он кланялся и благодарил каждого музыканта, каждую группу исполнителей. Это продолжалось минут 15, а то и больше. А публика все не уходила, а аплодировала и кричала «браво»!Браво, Густав Малер!
Браво Густаво Дудамель!