- Станция "Печоры"! Пограничный контроль! - привычно громко возвестила проводница, чтобы разбудить в начале шестого утра тех "счастливчиков", чей путь лежал за пределы границ государства Российского.
Я тоже уже не спала, но по крайней мере была лишена "удовольствия" проверки паспортов, ответов на вопросы и вынужденной демонстрации внутренностей своего багажа - процедуры, которая ни у кого никогда не то, что не вызывает приятных эмоций, но и, наоборот, заставляет чувствовать как минимум дискомфортно, даже когда ты знаешь, что с паспортом и багажем у тебя все в порядке.
С трудом оторвав от пола тяжелую сумку и попрощавшись с начинающими недовольно ворочаться на своих полках соседями по купе, я стала продвигаться по узкому коридору вслед за другими пассажирами, одновременно вглядываясь в темноту за окнами вагона, пытаясь разглядеть в ней встречающего меня мужа.
В Печоры я периодически приезжала на выходные. Сюда после окончания пограничного училища распределили моего мужа. По иронии судьбы познакомились мы с ним не тогда, когда он 4 года учился в Москве, а уже во время его службы на границе, когда на три месяца он вернулся в Москву на курсы повышения квалификации. Я не поехала с ним на границу, потому что сама училась в военной академии и вопрос об ее окончании ни разу не ставился под сомнение. Вот и катались мы друг к другу - то я в Печоры на выходные или на каникулы, то реже Алексей в Москву, если удавалось подстроить дежурства таким образом, чтобы хотя бы раз в два месяца иметь возможность побыть в Москве два дня подряд.
На перроне в камуфлированном бушлате и военной меховой шапке, плотно натянутой на голову так, чтобы она хоть немного закрывала от мороза уши (по крайней мере при мне Леша никогда не превращал шапку в ушанку, хоть мне это его "назло кондуктору" и не было понятно), как всегда широко улыбаясь, стоял старлей Комков.
- Тебя как всегда родители не могли отпустить без продуктов? - скорее не спросил, а констатировал с улыбкой муж в то время, когда мы, миновав группу местных девчонок-прапорщиков, которые так и не научились здороваться со мной, видимо, не простив, что я "лишила их шанса" на перспективного офицера, но с которыми я здоровалась из принципа и назло, неся культуру в массы, подошли к УАЗу с чёрными номерами.
- Ну как бы они отпустили меня на неделю без еды? - улыбнулась я в ответ.
Без продуктов я в Печоры и правда не приезжала. Хотя продуктами назвать то, что лежало в сумке, можно было только с большой натяжкой. Одно только пальмовое масло чего стоило - субстанция, которую "можно было" использовать при жарке. В раскаленном виде мерзкий вкус его почти не чувствовался, но вот если вы были не любитель есть пищу прямо со сковородки, пока под ней горит огонь, а давали пище хоть немного остыть до состояния, в котором ее мог воспринять человеческий организм, то это масло сразу загустевало, облепив пищу толстым мерзким слоем желтого цвета, и есть ее было не то, что не возможно, но неприятно уж точно.
Но во времена, когда офицерам на границе уже пятый месяц не выплачивали зарплату, и такое масло было роскошью. В Москве ситуация была полегче, тут зарплату задерживали, но не на такой большой период. Продуктов в магазинах не хватало и выбор их был более чем скудный, но в Москве хотя бы выдавали офицерские пайки, в которых как раз и присутствовало данное масло - видимо, "братская" помощь стран третьего мира нам, вставшим в 90-е на путь демократических преобразований. Еще в пайке присутствовала килька в томатном соусе и гречневая каша. Плюс то, что удавалось отхватить в магазинах по карточкам на определенное количество продуктов.
Голодухи, конечно, не было и в помине, но однообразие кильки "на завтрак, обед и ужин" убивало.
А вот на границе дела обстояли более чем серьезно. Зарплаты не платили месяцами. Семьи с детьми были фактически брошены на самовыживание. В маленьком городке, где офицерским женам едва ли удавалось устроиться на работу даже в военной части, либо не было такой возможности в принципе по причине наличия маленьких детей и отсутствия рядом родных бабушек и детских садов, муж был единственным, кто приносил деньги в дом. И эти деньги не приносились. Месяцами.
Кому-то помогали деньгами родители "с материка" (как называли не приграничную часть России), но таких счастливчиков были единицы, потому что большинство страны еле само сводило концы с концами. На границе, в маленьком городке, затерявшемся средь лесов, это просто чувствовалось острее. Потому что все друг друга знали и проблема каждого была частью общественной жизни.
В целом среди молодых офицерских семей, если не копаться, уныния не было. Молодости присущ оптимизм даже в такой ситуации. Взаимопомощь тоже существовала. Как среди своих - делились всем, чем могли, так и среди чужих. Больше всего меня поразило наличие в коммерческом магазине рядом с домом, где жили офицерские семьи, большой амбарной книги, куда продавщица с разрешения хозяина данного магазина записывала долги семей. Продукты выдавались в долг до зарплаты. Но в любом случае величина долга контролировалась и, если долг начинал превышать допустимые размеры, людям мягко, но четко отказывали. Поэтому жены офицеров ходили в этот магазин только по крайней нужде и выбирали только жизненно необходимые продукты, чтобы не испытывать унижения от отказа.
Потому что, несмотря на широту души хозяина магазина, который на время взял на себя обеспечение людей (хоть речь и не шла о благотворительности, что понятно - какой бы ты не был праведник, ты не в состоянии прокормить столько людей), унижения от факта того, что тебя заносят в подобную книгу как нищую, для жен, чьи мужья несли службу по охране границ государства, и так было уже предостаточно.
Подъехав к дому и выпрыгнув из машины, мы на минутку задержались около нашего подъезда, чтобы из вежливости перекинуться парой ни к чему не обязывающих фраз с Ленкой и Светкой, которые, несмотря на столь раннее время, уже заняли свой пост с колясками для отслеживания, кто куда к кому по какой причине пошел или кто когда и откуда в такой ранний час вернулся.
Еще в самый мой первый приезд жены Лешиных друзей-сослуживцев предупредили меня, что с женой замполита и женой замкомандира части нужно держать ухо востро. Они были первыми сплетницами не то что части, но и, казалось, всего маленького городка, включая знаменитую Псково-Печерскую лавру, чьим батюшкам от их злых и гнилых языков доставалось не меньше, чем нашему хозушнику, периодически сбегавшему для плотских утех от своей жены к одной из прапорщиц части, хотя батюшки из монастыря явно подобными вещами не грешили. Поэтому в части этих двух баб опасались даже больше, чем их мужей, и старались ничем не вызывать их недовольства. Низменно, конечно, но в маленьком городке и при стремлении хоть какого-то карьерного роста приходилось с этим считаться.
По отношению ко мне Ленка и Светка демонстрировали напускное дружелюбие и постоянно льстили - то моему внешнему виду, то моим сапогам, то еще чему-нибудь, за что мог зацепиться их горгоний взгляд. И не потому, что я была для них такая распрекрасная. Думаю, они мне завидовали и ненавидели больше, чем всех остальных. Просто они знали, кто мой отец. Для них, как и для командира части полковника Лошкарева (кстати, очень неплохого, как утверждали, командира), генерал из Москвы был Небожителем. Зевцем-Громовержцем, способным (потенциально) либо одаривать милостями, либо карать нещадно. Меня эта их мифология всегда удивляла и даже, зная моего папу, смешила, но раз она способствовала тому, что эти язвы не раскрывали на меня и моего мужа свой рот, принимала подобное жертвоприношение благосклонно, с удовольствием прекрасно понимая, как их от этой жертвы рвет на части.
В однокомнатной квартире, которую выдали прибывшему на службу молодому офицеру в наконец-таки достроенном военной частью доме (успели чудом до всеобщего развала и безденежья) было все как всегда. Единственную комнату военные строители обклеили зелеными обоями, на которых во всей своей красе чередовались ёжики, белочки и медвежата - видимо, в каком-то детском саду образовался излишек по рулонам обоев.
Полутораспальная кровать, два стула, на которых Леша из-за отсутствия шкафа умудрялся все равно очень аккуратно складывать и развешивать свои немногочисленные вещи. Еще из убранства - пара коробок на полу с книгами и видеокассетами, на которых стояли маленький телевизор GoldStar и целое богатство в виде видеоплейра и CD-проигрывателя. Это и правда было целое состояние, которое Леша приобрел по выпуску из военного училища на "подъёмные", которые разово выплачивались молодым офицерам для обустройства быта. С этим он тоже удачно успел, потому что следующим выпускам страна в силу безденежья в таком размере суммы уже не выплачивала. Выпускался он еще холостяком, так что для молодого неженатого парня обустройство быта заключалось в видео и музыке, что вполне понятно. Другим - женатым - повезло меньше: им пришлось покупать шкафы.
Вечером того же дня Алексей должен был присутствовать в части на офицерском собрании.
Я не хотела оставаться одной в четырех стенах, поэтому решила навестить нашу соседку сверху Ольгу - жену капитана Лешковца. Эту семейную пару мы очень любили и дружили с ними. Посиделки на их кухне я вспоминаю с ностальгией до сих пор. Оба очень красивые, умные, интересные. Любители повеселиться от души и всегда радующиеся гостям. Оба друг друга очень любящие и до сумасшествия обеспокоенные воспитанием двоих своих маленьких детей - двухлетней Валерии и четырехлетнего Максима.
Ребятам жилось сложно. Несмотря на то, что оба были достаточно позитивными людьми, проблема безденежья при двух маленьких детях стояла в их семье особо остро. Родители помогать им не могли, так что ребята еле сводили концы с концами.
Ольга, радостно и шумно встретив меня, сразу погрустнела, когда я, пройдя на их маленькую, но безумно уютную кухню, спросила, что у них нового произошло за то время, пока мы не виделись.
- Да что нового, Тань? С каждой неделей все хуже и хуже. В холодильнике пусто. Виталик как в фильме "Офицеры" периодически носит нам из их столовой борщ в бидоне. Сам не ест. Нам отдает. В магазине уже лимит превышен. Нам другие ребята помогают периодически. Лешка твой опять же тоже что-то приносит. Но это все так ужасно... И так непривычно. Никогда не думала, что мы будем в такой ситуации...
Я была в шоке. Знала, что многим тяжело, но чтобы до такой степени...
- Понимаешь, нам то с ним ничего, а как переносить, когда твои дети говорят, что хотят кушать?! Как им объяснишь, что не могу я сейчас купить им яблоки? И не могу дать добавки, потому что на завтра надо что-то оставить?
Я слушала и не знала, что сказать. Мне стало стыдно, что в Москве у нас все намного лучше даже с карточками. И что у меня есть родители, которые поддерживают. И облегчение, что у нас нет пока детей и, значит, не стоит волноваться.
- Мы стали периодически ссорится, - продолжила Ольга. - Я понимаю, что должна держать себя в руках, что Виталик в этом не виноват. Но я не всегда могу себя сдержать от плохого настроения. Вот и выходят периодически недомолвки. Знаешь, если так продолжится, я возьму детей и, пока не наладится ситуация, поеду к родителям в Кострому. Они, конечно, сами не шикуют, но там детям будет лучше. Я смогу их устроить в детский сад и попробовать найти работу. Тогда будет полегче.
- А как же Виталик? Он же будет по вам очень скучать...
- Тань, я очень люблю своего мужа, но детей я люблю больше. Я хочу, чтобы они были в более комфортном месте. А как только ситуация наладится, мы приедем обратно. Мы же не расстаемся. Это просто временное решение проблемы.
- Ты Виталику уже сказала о своих планах?
- Да. Он сильно расстроился, но в целом поддержал, что детям там на время будет лучше. Все-таки Кострома не Печоры.
Я сидела и молчала. Мне было очень жаль Ольгу, детей. Особенно жалко было Виталика. Хотя я едва ли в полной мере могла представить, как чувствует себя настоящий мужчина, капитан, защитник и опора семьи, когда подобным образом ему приходится осознать, что он не способен в данный момент содержать ни любимую жену, ни двоих своих детей.
Но что мне было сказать на это? Мне, тоже офицерской жене, но которая не бросила все ради мужа и не поехала за ним, чтобы разделить его тяготы службы на границе. И не важно, из-за чего. Пусть даже из-за учебы и возможности развиваться и реализовываться самой, на которую я тоже имела право. Пусть Алексей это все поддерживал, но тем не менее в данной ситуации я не была той, кому стоило сейчас что-то говорить.
Это было все очень печально.
С собрания Алексей вернулся в плохом настроении. Не улыбался, как обычно.
- Что случилось?
- Сегодня Лошкарев устроил показательную порку.
- Кого и за что?
- Виталика...
- Как Виталика? За что?
Мысль о том, что правильного и замечательного Виталика могли "выпороть" на собрании офицеров, никак не укладывалась у меня в голове.
- Виталик взял взятку. 100 долларов. Его вызвали на разбор снятого с поезда пассажира. У того были документы просрочены на один день. Больше ничего криминального. Обычный пассажир, ехал к маме в Нижний навестить. Но он не должен был его пропускать. Особенно за деньги.
Я замерла. Это действительно было ЧП. В нашей части такого еще не было.
Чем тяжелее было офицерским семьям справляться с бытом, тем чаще замполит и командир части устраивали подобные собрания. Что на них обсуждалось - я не спрашивала, но предполагала, что без профилактики устойчивости морального духа там не обходилось. Но чтобы вот такое произошло...
- И что дальше? Что с ним будет?
- Год назад его бы как минимум заставили написать рапорт об увольнении по собственному желанию. Но Лошкарев в глубине души все прекрасно понимает. Поэтому строгач и порка перед всеми. Как в первый и последний раз. Второй раз и с другими церемониться не будет.
Я с ужасом представила, как себя чувствует Виталик. И что в первую очередь для него самого означал и сам его проступок и то, что ему пришлось стоять перед всеми в своем позоре. Ему, кто, как он рассказывал, с самого раннего детства мечтал быть военным. Не просто военным, а служить на границе. Как его герои - защитники Брестской крепости. И который без службы не мог представить свою жизнь.
- Леш, я сегодня была у Ольги. Ты знаешь, что она собирается уехать?
- Знаю.
- Ведь ты же прекрасно понимаешь, почему он взял эти гребаные сто долларов?
- Да. Я знаю. И мне очень жаль Виталика. Никто из нас не хотел бы оказаться на его месте. И Лошкарев это прекрасно знает и понимает. Именно поэтому он не приказал ему написать рапорт, хотя это ему еще может обернуться большими проблемами. Замполит явно не поддерживал его решение. Но, как ни крути, Виталик нарушил присягу. Он совершил должностное преступление. У командира не было другого выхода. На то он и командир, чтобы принимать тяжелые решения. Устроить разбор, чтобы другим не повадно было, он обязан был.
- Леш... Ты осуждаешь Виталика?
Леша поднял на меня глаза. Они были больными. Видно было, что он переживает.
- Танюш, Виталик - мой друг. И я поддержу его в любой ситуации, потому что знаю, что он не подонок и не чмо. И потому что знаю, что послужило причиной этого поступка. Я его не осуждаю. Но то, что он не должен был брать деньги, это факт. Без осуждения.
- А если бы твои дети голодали? Ты бы был вот настолько честным и принципиальным???
Леша посмотрел в упор на меня.
- Слава Богу, у нас их пока нет, - отрезал он.
И вышел из кухни. На балкон. Курить.
Я понимала, что он ушел от ответа. Это было, наверное, первый раз в моей жизни. Когда на такой однозначный вопрос "надо ли осуждать за взятку?" сама не можешь дать однозначный ответ. Со всем своим военным воспитанием. Ведь с ней все должно быть однозначно. Взятка - это плохо и заслуживает порицания. Просто понимаешь - дай Бог мне никогда самой в такой ситуации не оказаться. Ни мне, ни моему мужу.
На следующий день мы вместе пошли к Ольге и Виталику. Не буду рассказывать, как он себя чувствовал. Мы старались делать вид, что ничего не произошло. Он и так все прекрасно понимал. Единственное, что важно упомянуть, это то, что Ольга сказала мне, что ни в какую Кострому не поедет...
- Теперь он меня уговаривает, чтобы я туда поехала, но, думаю, мы справимся.
- Конечно справитесь. Этот бардак должен рано или поздно закончиться.
- Ты завтра пойдешь на собрание жен офицеров? - спросила она меня уже на выходе.
- Господи, а это что такое?
- Видимо, жена замполита тоже решила поработать над моральным обликом. Только теперь нашим.
- Не пойду. Не этой козе вещать мне о добром и вечном. Да и приехала я сюда на каникулы, чтобы по максимуму провести время с мужем, а не на подобных собраниях.
- Везет тебе... А мне придется.
Да. Это конечно была бесстыдная бравада. Я просто прекрасно понимала, что никто не посмеет сделать мне замечание по этому поводу. И никто не посмеет отыгрываться на Алексее за мое нарушение "правил" нашего военного городка. Хотя отец никогда бы не вмешался, как и не вмешался, когда Алексей первым из их разведотдела поехал в Чечню. Но они этого не знали. Была бы я простой женой старлея - ходила бы как миленькая, чтобы не навешивать на мужа лишние проблемы за мое "непослушание".
После собрания Ольга сама зашла ко мне.
- Ты представляешь? Наш комитет во главе с Ленкой и Светкой постановил, что для профилактики взяткобрательства они теперь будут обходить периодически дома офицеров и смотреть, не появилось ли в доме или в холодильнике что-то, что может свидетельствовать о том, что офицер с семьей живет не по средствам!
- Они что? С ума там все посходили?!
Я была в шоке. Я, рожденная в 70-е, конечно, ко всему была приучена. Но от всего в 90-е также быстро и отвыкла. Даже несмотря на учебу в военной академии, где априори были вещи, непонятные гражданским.
- Вот я тоже думаю, что они просто нашли очередную удобную возможность потом почесать языками и показать свою власть.
- Бред...
Вечером я рассказала об этом пришедшему со службы мужу. Что могу сказать? Муж поржал. И я вместе с ним. И выкинула это из головы. Тем более через два дня мне надо было уже уезжать обратно в Москву. Не до них, короче.
На следующий день я была дома и как всегда ждала прихода мужа. Он вот-вот должен был прийти. Звонок в дверь. Я, улыбаясь, распахнула дверь... Вместо Алексея на пороге стояли наши две фурии.
- Привет, Татьян!
- Привет...
Немой вопрос, мол, чем обязана? Держу на пороге.
- Ты, конечно, игнорируешь собрания жен офицеров, хоть ею сама и являешься, - все-таки не удержалась Ленка от язвительного замечания... и замолчала.
Как бы проверяя, не махнула ли она лишнего с дочерью генерала. Ступает аккуратно. С паузами. Смотрит на реакцию. Шакалёнок.
Я нахмурилась.
- Нет, - моментально отреагировав на мое выражение лица, быстро поправилась Ленка, - мы, конечно, все понимаем, редко видитесь, не до этого вам...
- Приятно, что ты это понимаешь.
- Поэтому ты, наверное, не в курсе, что принято решение...
- Я в курсе, - прервала ее я, сразу понимая, о чем идет речь. - Вы за этим пришли? Чтобы посмотреть, не берет ли Комков взятки? Хотите заглянуть к нему в холодильник и посчитать количество трусов и носков на его стуле?
Они удивленно посмотрели на меня.
- Честно говоря, мы были уверены, что уж кто-кто, а ты поддержишь это решение. Мы поэтому к тебе первой и пришли. Да и уверены, что у вас все в порядке.
- С чего вы такого лестного обо мне мнения?
- Ну, в Москве-то должны понимать, что на местах именно так надо с этим бороться...
Я с недоумением смотрела на них. То ли я с другой планеты, то ли они.
- Вы разве не понимаете, что тем самым вы унижаете офицеров? Тем, что априори не доверяете им? Тем, что вот так ходите по домам? Роетесь в чужом белье? Вы же не ради профилактики это делаете. Вам же просто интересно влезть в чужую жизнь. Обсудить потом, что у кого лежит в шкафу. Капитан оступился, но это не значит, что теперь всех надо подвергать этой унизительной процедуре.
- Прости, но ты обязана нас впустить. Это служебное жилье. Решение комитета есть.
Во мне все клокотало.
- Пока я здесь - в этот дом вы не войдете, - сказала я и попыталась закрыть дверь, когда нога-тумбочка Светки уперлась в дверь и начала давить, не давая двери закрыться. Видимо, сделала это на автомате. Ей уже было все равно, чья я дочь. Пошли в ход инстинкты.
Я поняла, что сейчас они обе ворвутся в дом и начнут шарить глазами и руками по всему, что там есть. От этого я испытала ни с чем не сравнимое чувство брезгливости.
И у меня упала планка. Все мое "аристократическое" воспитание с учебой в музыкальной школе, с изучением иностранных языков, с чтением книг наших и зарубежных классиков, с рисованием, стихами и спортом, со всей моей вежливостью в один миг куда-то провалилось и исчезло, как во впадину при землетрясении. На его место красной волной как цунами накатилось что-то природное, простое, крестьянско-хабальское. Видимо, из глубины прорезались корни моих простых и совсем не аристократических предков.
Я резко распахнула дверь для замаха и потом так же резко вдарила ею по ноге Светки. Светка взвизгнула и убрала ногу. На этом я могла уже остановиться. Но я не остановилась. От возмущения и брезгливости во мне проснулась злость. Злость на всё, что творилось. Злость на государство, которое бросило тех, кто его защищает, в нищету, злость на то, что хорошие люди совершают из-за этого поступки, за которые им будет стыдно в первую очередь перед самими собой, злость на то, что появляются при этом вот такие Ленки и Светки, которые, вроде бы, заботятся о профилактике взяткобрательства, но на самом деле не гнушаются неприемлемых методов. Эта злость придала мне силы. Наша квартира находилась на первом этаже - один лестничный пролёт от двери в подъезд. Я спустила их обеих с этой лестницы. Сначала Светку, а потом и застывшую от изумления Ленку.
Я прекрасно понимала полковника Лошкарева, который, как командир, обязан был "выпороть" Виталика перед всем личным составом, потому что тот нарушил присягу. Но я не понимала и никогда не пойму этих баб, у которых был выбор не ходить по домам офицеров, роясь себе на потеху в чужих вещах, унижая тем самым и офицеров, и их семьи, и заставляя оправдываться, откуда у них телевизор.
У них был выбор проводить подобную профилактику совершенно иным способом. Каких много. Ориентируясь на лучшие качества людей в погонах, а не ставя их априори в положение подозреваемых и оправдывающихся.
После этого они больше ни к кому не пошли. Хотя наверняка так и не поняли, что в стремлении пробудить в людях высокоморальные качества нельзя пользоваться методами, которые так далеки от такого понятия, как "порядочность".