Андрей Кирпичников: С царем в голове

Когда без малого 100 лет назад, в середине апреля 1917 года, в специальном «экстерриториальном» вагоне (то есть не подлежавшем досмотру при проезде через вражескую Германию) из Швейцарии в Россию прибыл широко известный, но мало кому знакомый лично революционер-эмигрант Владимир Ульянов с супругой, он еще слабо представлял себе, как будет действовать дальше и каким именно путем поведет свою партию к власти. Тем более, что, кроме Ленина, в апреле-июне в послереволюционный Петроград  чуть ли не каждый день с помпой приезжали бывшие ссыльные и политэмигранты, многих из которых встречали оркестрами, цветами и готовой трибуной для выступления. Так что Ильич несколько заблуждался, когда восторженно говорил Крупской о том, как он тронут таким теплым приемом в свою честь — так принимали многих. Позже усилиями советских художников встреча Ленина обросла легендами и людьми, так что казалось, будто весь город вышел в тот день на площадь Финляндского вокзала.

Но это было, конечно, не так: Ленина встречали несколько десятков однопартийцев, дежурные матросы со штыками и пара членов Временного правительства. Ильичу предстоял еще долгий путь к власти и сложнейший процесс выстраивания отношений со всеми теми вчерашними товарищами, которым через десяток-другой лет предстояло стать «врагами народа».

Но одно Ильич уже в те дни знал твердо: как он поступит с последним российским императором и его семьей (о некоторых мифах и фактах о Николае II см. заметку на HistoryTime). Недаром сразу же по приезде он устроил настоящую истерику Временному правительству, узнав о том, что британский король Георг V (к слову, кузен Николая II) прислал приглашение для отрекшегося от российского престола царя. «Самый человечный человек» потребовал немедленно водворить Николая II с домочадцами в Петропавловскую крепость, но, не доверяя Временному правительству, приказал верным себе солдатам и матросам перекрыть все вокзалы и возможные пути отъезда августейшего семейства из России. Увидев такую нервозную реакцию и опасаясь за судьбу своего кузена, Георг V отзывает свое приглашение, и Ленин на время ослабляет хватку: Николай II на лето перебирается в Царское село, где живет в довольно сносных условиях — «до окончательного решения» своего вопроса летом следующего года.

Протестов или какой-либо иной гневной реакции вчерашних верноподданных Его Императорского Величества  вождь большевиков не боялся.  Народ, завороженный чудесами наступившей после февральской революции свободы, находился в состоянии своеобразной эйфории и с восторгом слушал выступления многочисленных вождей того времени. Эти вожди были понятными, для многих они казались «своими», но главное — они звали страну в чудесное будущее, навеянное писателями-народниками, всем ходом научно-технической революции, открытиями Циолковского, прогрессивными газетами, фантастическими открытками будущего от фабрики «Эйнемъ» и своеобразным «флешмобом» европейских художников EN L'AN 2000, в котором они пытались заглянуть в наш с вами ХХ век. Часть из этих открыток находится в коллекции «Маленьких историй».

В этом прекрасном будущем, очевидно, не было места ни прежним порядкам, ни прежним царям. Так что в течение лета-осени 1917 года Ленин мог не волноваться относительно возможных демаршей монархистов и сосредоточиться на главном: как взять власть в свои руки.

Примерно о том же думал в тот судьбоносный год и молодой итальянский капрал Бенито Муссолини, основавший военизированную организацию «Боевой союз» («Фашио ди комбатименто»), а еще через два года превративший ее в партию, которую с тех пор так и называли: фашистской. Заметим, что одним из «крестных отцов» основателя фашизма стал тот же Владимир Ильич Ленин, еще в 1902 году вместе со своей боевой подругой — русской революционеркой Анжеликой Исааковной Балабановой обративший внимание на молодого итальянского учителя, скрывавшегося в Швейцарии от призыва в армию. (Кстати, соратницей вождя Балабанова оставалась недолго: после его смерти в 1924 году ей припомнили дружбу с Троцким и изгнали из ВКП(б). Быстро смекнув, к чему идет дело, Балабанова благоразумно уехала за границу, спокойно пересидела Вторую мировую войну и тихо умерла в Риме в 1965 году, наверняка считая свою жизнь прожитой не зря). Под влиянием Балабановой молодой Муссолини становится сначала марксистом, потом социалистом, а затем, воодушевленный идеей «сверхчеловека» Ницше и учением Сореля о том, что лишь организованное насилие масс способно покончить с пороками буржуазного мира, нарекает себя «дуче» (вождем) и начинает строить новую Италию по собственному разумению. 

Не сказать, чтобы итальянцы были воинственным народом. Гитлер, к примеру, вообще считал их неспособными воевать, а покоривший эту страну Александр Суворов иронично замечал, что «нет земли на свете, которая так была бы усеяна крепостями, как Италия, и которая при этом так часто была бы завоевана». Но под влиянием Муссолини на два с небольшим десятка лет эта страна стала выглядеть вполне себе воинственно: бесконечные марши, знамена и приветствующий толпу вождь с харизматичным римским профилем. Заметим, что в новой Италии под руководством Муссолини также не было места для короля, и «дуче» наверняка, как и его российский «учитель», ломал себе голову над судьбой монархии — такой нелепой и архаичной на фоне марширующих черных рубашек. Однако лишать жизни короля Эммануила III диктатор не стал. Напротив, он сохранил ему привилегии и королевский статус — правда, в реальности полностью выключив его из политической жизни и дав ему издевательские титулы императора Эфиопии и короля Албании. На крупных событиях международного масштаба король тоже всегда присутствовал, хотя и с весьма кислой миной, как и на этой встрече Муссолини с Гитлером.

Но каким бы двусмысленным и унизительным ни было положение итальянского монарха, все же при ненавистном для него Муссолини он хотя бы жил в сытости, почете и довольстве, ведь после падения режима ему пришлось бежать в Египет сначала от гнева толпы (переменившей, как обычно, свое настроение и теперь считавшей короля пособником Муссолини), а затем и от наступавших на Италию немцев (считавших его, напротив, предателем Муссолини). В Египте монарха настигло известие о том, что его дочь Мафальда Савойская почти сразу после ареста немцами погибла в Бухенвальде в результате бомбежки британскими самолетами расположенного в лагере завода боеприпасов. Там же, в Александрии, Эммануил III скончался, а монархия в Италии была упразднена. Королю не простили его молчаливого согласия с политикой «самого великого из итальянцев». 

При этом именно с Муссолини во многом брал пример и самый кровавый вождь того времени — Адольф Гитлер, до разгрома Баварской советской республики в мае 1919 года скромно считавший себя художником и в графе «род деятельности» неизменно расписывавшийся «литератор». Фюрер (то есть вождь) проснулся в неудачливом художнике, лишь когда его едва не расстреляли как красноармейца Баварской советской республики (бездомный и никому не известный Гитлер в ту пору ночевал в мюнхенских казармах, днем продавал свои акварели и вообще не подозревал о бушующих в Баварии политических страстях). После заступничества старших офицеров Гитлера оставляют в живых, но привлекают к расследованию причин и выявлению организаторов беспорядков. И вот тут в молчаливом и неприметном ефрейторе, о котором после его назначения рейхсканцлером смогли вспомнить всего несколько бывших однополчан, просыпается недюжинный ораторский талант, удивительная харизма и весь тот набор характеристик, превративших его в фюрера немецкого народа. Гитлер приходит к власти позже всех остальных диктаторов, зато, в отличие от них, конституционным путем. На всем протяжении своего долгого пути к рейхсканцелярии Гитлер последовательно уничтожал последние очаги германской революции, вспыхнувшей ровно через год после большевистского переворота в России — в ноябре 1918 года — и окончательно разгромленной уже при нем, Гитлере. Но идеи социализма, тем не менее, оставались настолько сильными даже в ближайшем окружении фюрера, что ему не раз приходилось вести борьбу и среди первых лиц своей партии. Даже преданнейший своему господину Геббельс не раз ворчал в дневниках на «отступление» Гитлера от «революционных» (то есть социалистических) идей. Однако был в те годы у Гитлера один преданный и искренний поклонник, с которым фюрер никогда не встречался и не обменялся ни единым письмом: то был отправленный в изгнание после ноябрьской революции 1918 года последний германский кайзер Вильгельм II. Как и Гитлер, человек несгибаемой воли и железного упрямства, вызванных постоянными проблемами со здоровьем (при родах Вильгельму покалечили руку и шею, и все его детство прошло под знаком преодоления этих увечий), канцлер приходился кузеном сразу двум европейским монархам: российскому Николаю II и английскому Георгу V, что не помешало ему в 1914 году хладнокровно объявить войну Англии, России, а затем и всему остальному миру. 

Теперь, после разгрома Германии и собственного изгнания, отставной кайзер был вынужден со стороны наблюдать за успехами своего alter ego; он как дитя радовался военным успехам Гитлера (аншлюсу Австрии, присоединению Судет, завоеванию Польши и т. д.) и буквально осыпал фюрера восторженными телеграммами. Гитлер, не слишком желавший реставрации монархических настроений в Германии, избегал непосредственного общения с отрекшимся от престола кайзером, однако благосклонно смотрел на гигантские инвестиции рода Гогенцоллернов в немецкую военную промышленность. Кроме того, немецкая пропаганда активно использовала симпатии к нацистам со стороны двух сыновей Вильгельма II — крон-принца Вильгельма (несостоявшегося Вильгельма III), в 1932 году выступившего в поддержку Гитлера на выборах в Рейхстаг, и младшего Августа Вильгельма, вступившего в НСДАП еще в конце 20-х годов и дослужившегося до звания обергруппенфюрера СА. Однажды, сообщив своему августейшему отцу о стычке с коммунистами, в ходе которой Август Вильгельм впервые узнал, что такое ссадины и кровоподтеки на собственной физиономии, в ответ он получил послание, в котором Вильгельм II призывал сына гордиться тем, что он стал мучеником такого «великого движения». Остается добавить, что Вильгельм II умер за несколько дней до нападения Германии на СССР,  в июне 1941 года, так и не узнав, к чему привел Германию человек, за успехами которого он следил как за своими.

Наконец, относительно благополучно на фоне других монархов, вытесненных из политической жизни диктаторами начала XX века, выглядит испанский король Альфонсо XIII, вполне комфортно сосуществовавший с диктатором генералом Примо де Ривера, в начале 1920-х годов сумевшим подавить начавшиеся в стране волнения, инициаторами которых выступили левые и националисты (прежде всего, каталонские).

Однако в 1930 году на волне экономического кризиса диктатор подал в отставку (как ни парадоксально это звучит), а еще годом позже под угрозами пришедших к власти республиканцев Альфонсо XIII был вынужден эмигрировать в Париж, письменно отказавшись применять против народа армию (к чему его активно призывали). Из Парижа Альфонсо перебрался в Рим, где пережил смерть двух своих сыновей, погибших в автокатастрофах. В это время в Испании уже царила диктатура генерала Франко, против которого активно и последовательно выступал последний сын Альфонсо — Хуан, граф Барселонский. Перед самой смертью император Альфонсо XIII исполнил свой отцовский и монарший долг — официально отрекся от престола в пользу оставшегося сына. Однако королем Испании стал не Хуан, а уже его сын Хуан Карлос — внук Альфонсо XIII, приближенный генералом Франко еще в конце 40-х годов и назначенный (редкий случай в истории!) каудильо на пост наследника испанского трона в июле 1969 года. Назначение было сделано против воли отца — Хуана Барселонского, и должно было состояться лишь после смерти самого каудильо, что и произошло 22 ноября 1975 года. 

Таким образом, благодаря Франко испанская монархия оказалась единственной, кому удалось вернуться после многолетнего периода диктатуры, причем возвращение оказалось возможным во многом благодаря тому, что сами монархи не запятнали себя связями с фашистским режимом. 

Но ведь и российская императорская семья тоже не запятнала себя связями с большевиками и сталинистами, но тем не менее возвращение монархии в наши дни чисто теоретически допускает, по самым смелым подсчетам, менее трети респондентов, при этом лишь 6% считают, что возрожденный монарх должен происходить из потомков династии Романовых. Остальные не исключают возможности выбора монарха из числа действующих политиков. Чем же провинились перед россиянами канонизированный Русской православной церковью последний император и его потомки? Прежде всего, Николаю II не могут простить его слабости, а именно того, что он попросту не перестрелял большевиков во главе с Лениным, что наверняка сделал бы его отец Александр III, за жестокость и любовь к телесным наказаниям прозванный «царь-миропорец». Беспощадность к врагам — именно то, что, вопреки христианским заповедям, более всего восторгает россиян в И. Сталине, маршале Г. Жукове, президенте В. Путине и других известных приверженцах «силовых решений». Однако главным носителем этих сомнительных ценностей являются вовсе не перечисленные выше люди, а человек, прибывший в апреле 1917 года на Финляндский вокзал Петрограда, а ныне покоящийся в мраморном склепе на Красной площади.

Это только кажется, что Ленин давно умер. В отличие от большинства других диктаторов, чья харизма и культ личности рассыпались в день их физической гибели, Владимир Ильич Ленин после своей смерти не только обрел подлинное величие, но и занял в сознании сограждан место, в нормальных странах отводящееся монарху и святому одновременно. То была, несомненно, заслуга пропаганды, ведь известно, что при жизни «самый человечный из людей» выглядел вполне прозаично, если не сказать странно. Вот какое не вполне привычное для советского человека описание Ленина дает писатель Александр Куприн, пришедший к Ильичу с просьбой разрешить издание газеты: «Из-за стола подымается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги: так ходят кривоногие, прирожденные всадники. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. Разговаривая, он делает близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось поймать». А еще один писатель, Герберт Уэллс, нашел для описания русского вождя и вовсе лишь несколько слов: «Не вполне опрятный человек из Кремля».

К тому же, как и большинство диктаторов, Ленин был абсолютно равнодушен к закону. Так, в том же апреле 1917-го, прибыв в Петроград, Ленин прямо с вокзала отправляется в свой «штаб» — реквизированный еще в феврале под нужды большевиков особняк известной балерины Матильды Кшесинской на Большой Дворянской. К слову, это была та самая балерина, о чьём романе  с молодым Императором Николаем II снял фильм Алексей Учитель, по призыву "православной общественности" попавший в поле зрения прокуратуры. В доме изгнанной балерины "самый человечный человек" выступает с балкона перед народом, собирает совещания однопартийцев, там же и живет. И хотя беглая балерина через суд в течение всего лета 1917 года пыталась вернуть свою собственность и начать расследование по факту разграбления особняка, большевики здание не вернули даже по суду, а сегодня на нем красуется памятная доска (отнюдь не балерины), а внутри расположен Музей политической истории России.

И уж совсем замечательный штрих к портрету вождя добавляет его супруга — Надежда Крупская, рассказывавшая, как во время ссылки в Шушенском будущий вождь насмерть забивал ружьем десятки зайцев, попавших в водяной плен на одном из островков. По ее словам, «Владимир Ильич прикладом ружья набил столько зайцев, что лодка осела под тяжестью тушек». Сам Ильич тоже вспоминал об этом: «Зайцев здесь я бил осенью порядком, — на островах Енисея их масса... Проминский набил их несколько десятков, собирая шкурки на шубу». (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 400.). Эта тема даже стала предметом вдохновения для современных художников.

Но пропаганда принялась за вождя еще при жизни, а после смерти дело сотворения кумира пошло полным ходом. В коллекции «Маленьких историй» есть поистине уникальный предмет: изданный в мае 1924 года художественно-литературный сборник «Великий вождь» — первое посмертное издание памяти Ильича. Выполненный в модной тогда футуристической стилистике, альманах стал первой попыткой «канонизации» Ленина, обобщения его идейного и исторического наследия, по сути, попыткой создания нового Евангелия от революции. Инициатором выхода издания стал заведующий медицинской частью Моссовета профессор Николай Семашко (он же производил вскрытие тела Ленина). В состав редколлегии Семашко взял своих друзей: наркомпроса Анатолия Луначарского, секретаря Общества старых большевиков Анатолия Дивильковского, наркома иностранных дел Георгия Чичерина, наркома внешней торговли Леонида Красина. 

Деньги на издание взяли из Комитета помощи детям. Работа над сборником шла под стук молотков на Красной площади — строили Мавзолей. Идея сохранить тело вождя принадлежала Леониду Красину, дружившему с профессором Александром Богдановым (Малиновским) — автором теории достижения классового равенства и бессмертия через переливание крови. Теория была популярна, и впоследствии И. В. Сталин даже создал для Богданова первый в мире Институт крови на Якиманке. Мавзолей, таким образом, был призван сохранить тело вождя до тех пор, пока технология переливания крови не сделает бессмертие технически достижимым. И хотя в подготовке альманаха практически не участвовали ближайшие соратники Ленина (из-за этого он ни разу больше не переиздавался), сборник оказался буквально нашпигован идеологическими штампами, которые позже легли в основу Ленинианы: Ленин — друг детей, Ленин и национальный вопрос, Ленин и промышленность, Ленин и наука, Ленин и искусство, Ленин и внешняя торговля, Ленин и вопрос о войне — в жизни Советской республики и каждого человека не должно было остаться аспекта, в котором нельзя было бы сослаться на заветы Ильича.

В этом же альманахе приводятся несколько портретов вождя, некоторые из которых станут позже «каноническими» и будут тиражироваться из десятилетия в десятилетие. Среди остальных явно выделяется портрет кисти Александра Могилевского с элементами кубизма. Это первое и последнее в СССР печатное изображение Ленина в таком стиле — больше ни разу Советская власть не позволит себе подобного изображения вождя.

Построение культа личности Ленина, таким образом, включило в себя христианскую традицию «жития святых», глубокую идейно-теоретическую базу (по сути, Ленину попросту приписали все ключевые идеи и достижения его соратников и предшественников), разветвленную сеть «церквей» — парткомов на предприятиях и «красных уголков» во всех мыслимых и немыслимых общественных местах, а также последние достижения в сфере массовых коммуникаций — прежде всего, радио. Ленин должен был вытеснить из сознания граждан и Царя, и Бога, и Закон. Недаром Николай Бердяев назвал ленинизм «вождизмом нового типа, выдвигающего вождя масс, наделенного диктаторской властью».  

К середине XX века Ленин стал уже «политической франшизой» — именно с него и его ученья брали пример вожди социалистических Кубы, Китая, Вьетнама и Северной Кореи, именно его имя стало знаменем для половины герильяс в Южной Америке, где слово Ильич, наряду с Владимир, является одним и самых распространенных имен. Добротно сработанный, культ личности Ленина пережил всех диктаторов XX века и даже Сталина, так и не сумевшего стать первым номером в пропагандистской связке «Ленин — Сталин».  

Но уже в 80-е годы Ленин выглядел скорее персонажем комичным, в ход пошли двусмысленные шутки, высмеивавшие наиболее распространенные штампы о вожде (трехспальная кровать «Ленин с нами», мыло «По ленинским местам» и т. д.). После перестройки культ личности окончательно развалился, оставив восхищение Лениным-Ульяновым в удел пенсионерам и политическим маргиналам. 

Россияне даже не додумались заработать на бренде Ленина, и теперь это делают швейцарцы: отныне товарный знак Lenin в русской и латинской транскрипции принадлежит швейцарской компании Human Bios Gmbh из  Кройцлингена. 

Стоило Ленину вместе с КПСС покинуть сердца россиян, как в памяти народной вспыхнула почти неподдельная скорбь по убиенному 70 лет тому назад монарху. Как это часто случается в России, трагедия сразу же стала фарсом: сначала на российском политическом горизонте появился Алексей Брумель (брат знаменитого спортсмена — прыгуна в высоту Валерия Брумеля). Алексей Брумель объявил себя регентом Российского императорского двора и предложил срочно избрать императором либо Б. Ельцина, либо А. Солженицына. Не получив ответа, Брумель объявил императором себя самого и стал раздавать дворянские титулы сильным мира сего: Руслану Хасбулатову, Александру Руцкому и Борису Ельцину. Вслед за Брумелем в России объявилась императрица — ею стала известная целительница Джуна, обнаружившая в себе прямого потомка княгини Ольги и Николая II одновременно. Учредив собственное дворянское общество «Новая элита», Джуна принялась жаловать дворянские грамоты наиболее заметным персонам своего времени — так в число «дворян» попали Ксения Собчак и ее мать Людмила Нарусова, бывший председатель Госплана Байбаков, тогдашний депутат от ЛДПР Алексей Митрофанов. Причем для Джуны не было преград: в ее прайс-листе можно было приобрести даже титул английского лорда. Правда, дорого.

Вместе с царями под лихую стрельбу перестроечных «разборок» стало возрождаться и российское дворянство. В мае 1990 года в Москве появилось Российское дворянское собрание, в наши дни возглавляемое преподавателем физики МИФИ Олегом Щербачевым (сместившим на этом посту Андрея Кирилловича Голицына). За полтора десятка лет новоявленные дворяне и их предводители выдали почти 15 тысяч свидетельств о дворянстве. Среди счастливых обладателей грамот оказались Алла Пугачева и Филипп Киркоров, экс-министр внешнеэкономических связей Виктор Ярошенко, генпрокурор Юрий Чайка, экс-директор ФСБ Сергей Степашин, а также бессчетное множество других генералов, чиновников и бизнесменов. Большинству из них дворянство было пожаловано «за заслуги» самопровозглашенной главой Российского императорского дома за рубежом великой княгиней Марией Владимировной. Несмотря на обилие столь могущественных покровителей, Российский императорский дом (не признаваемый, к слову, многими европейскими императорскими домами) переезжать в Санкт-Петербург или Москву не спешит, предпочитая базироваться в Мадриде. Президент Путин, пожалуй, стал единственным, кто наотрез отказался от подобного «признания заслуг». Президента понять можно: не царское это дело — в бирюльки играть.

Все это могло бы показаться смешным, если бы не было так грустно. Идея реставрации монархии в постперестроечной России претерпела еще большие несчастья, чем в годы репрессий. Ибо одно дело — гонения со стороны власти, и другое — полная профанация и дискредитация самой идеи монархии. Да и могло ли быть иначе в стране, где словосочетание «частная собственность» по-прежнему является ругательством. Какое уж тут дворянство с его наделами... Да и едва ли кто-то из нас, простолюдинов, желал, чтобы нового царя нам подобрали из числа нынешних носителей дворянских титулов? Как говорится, Боже упаси...

С вождями, к счастью, в нынешней России тоже явный недобор — опять же в сравнении с 1917 годом. Новых имен не видать, старые уже поблекли, да и из нынешних власть предержащих появления вождя ждать не приходится. Ведь вождь — он всегда зовет в бой, в революцию, в светлое будущее (каким бы оно ни оказалось на самом деле). Наш же нынешний тренд иной — восхищаться славным прошлым и цепко держаться за настоящее. Стабильность — плохая среда для вождизма. Впрочем, исходя из опыта предыдущего столетия, может, оно и к лучшему...