Блокадница

– Я родилась в 1932 году в Ленинграде. И живу в этом доме с сорок второго, – рассказывала мне в начале девяностых пожилая дама, жившая на последнем этаже дома на улице Марата в Санкт-Петербурге.

В этом доме уже почти пять лет существовал отель «Гельвеция». И пожилая соседка превратилась в легенду отеля, его достопримечательность, тихо и мирно вписавшись в гостиничные будни. «Наша Коко. А мы – ее «Ритц», – рассказывали мы о бабушке некоторым постоянным гостям, имея в виду легендарную Коко Шанель, прожившую почти тридцать лет и скончавшуюся в легендарном отеле «Ритц» в Париже.

– Мы с родителями жили тогда этажом ниже – в огромной коммуналке на семь семей, с одним санузлом и гигантской кухней, – продолжала свой рассказ бабушка. – Я выезжала из этого дома лишь однажды – в семьдесят четвертом – всего на четыре года, пока шел капремонт. Боялась, что не вернут назад. Но, к счастью, попала снова домой.

Она вернулась в этот же самый дом, посчастливилось оказаться с мужем и дочерью в отдельной девяностометровой квартире, правда, на последнем этаже, без лифта.

Бабушка оставалась единственным жильцом, кто провел здесь всю жизнь. Она помнила в мельчайших деталях историю дома, его первоначальную планировку, которую «искромсали во время капремонта». И всех, кто здесь родился.

– Тут была небольшая потайная лестница, ведущая на чердак. Втайне от родителей я забиралась по ней и шла к подружкам – вот туда, в соседнюю литеру, там сейчас ваш ресепшен, – рассказывала она. – А позже – во время войны – помогала взрослым сбрасывать с чердака фугасы.

В свои семьдесят пять женщина была в хорошей физической форме, следила за собой, делала макияж и носила только юбки.

– Я – коренная ленинградка. Никаких штанов и джинсов. Женщина должна носить юбки, костюмы или элегантные платья, – уверяла она.

Своим остроумием, прекрасной памятью и самоиронией она могла дать фору многим молодым.

– Терпеть не могу старух. И не общаюсь с ними, предпочитаю молодых. Для чего болячки обсуждать? И никогда не смотрю их передачи – про старость и здоровье. Обожаю хоккей, смотрю все чемпионаты. А вот футбол – не мое.

Однажды я спросил, как ее семье удалось выжить в блокаду.

– Золото спасло, – честно призналась блокадница. – Мама продала все семейные украшения, доставшиеся по наследству. Так мы и спаслись от голода. Никаких чудес. Ведь «кому война, а кому мать родна».

Муж давно умер. А единственная дочь переехала в Москву в поисках работы еще в девяностых. Но сделать большую карьеру так и не получилось. Более двадцати лет дочь продолжала жить в крошечной ведомственной квартире на окраине столицы, так и не устроив свою личную жизнь. Все отпуска и праздники любящая дочь проводила с мамой.

На протяжении двадцати лет мы регулярно предлагали женщине продать нам квартиру на очень выгодных для семьи условиях, чтобы купить две отремонтированные квартиры – в хороших районах Москвы и Петербурга, обязательно с лифтом, ремонтом, оплатой переездов и остальных накладных расходов. Но каждый раз слышали от бабушки один и тот же ответ: «Я хочу здесь умереть».

– В нашей семье все всегда решала мама, – объясняла дочь. – Она очень властный человек. И привыкла делать все по-своему. Я давно с этим смирилась. И во всем ей подчиняюсь, даже если с чем-то не согласна. Не хочу ее никак волновать и тревожить, – рассказывала дочь. – В середине нулевых власти города ввели в городе большую социальную программу поддержки пожилых граждан города – жителей блокадного Ленинграда. И предложили бабушке заключить с городом на несколько лет договор социального найма на небольшую квартиру в Репине – элитном поселке на берегу Финского залива. Бабушка с радостью согласилась. И переехала в Репино, попросив нас приглядывать за своим пустующим жильем.

– Мама, наконец, поживет за городом – на природе, – радовалась дочь. И продолжала регулярно приезжать из Москвы, периодически заходя проверить квартиру.

Однажды я встретил бабушку на улице. Она вернулась в город и выглядела очень расстроенной. Время пролетело быстро, договор закончился. И пожилой женщине предстояло покинуть идиллическое Репино и вернуться снова в городскую суету.

– Я уже привыкла жить на природе – и мне там очень нравится. Не хочу возвращаться в город.

– Я ничего обсуждать не хочу. Все вопросы нужно решать только с мамой, – коротко ответила на наше очередное предложение дочь.

Мы попросили агента связаться с бабушкой и начать обсуждать возможные варианты жилья в Москве и Петербурге.

– Сначала будем решать по моей будущей квартире, – твердо заявила бабушка и выставила свои требования к будущему жилью.

Квартиру искали долго – то пригород не тот, то вид не устраивал, то дом не нравился. Наконец агент обрадовала нас, предложив великолепный вариант – большую двухкомнатную квартиру в новом доме с лифтом, консьержем и потрясающим фронтальным видом на Финский залив – в Сестрорецке, живописном пригороде Петербурга.

Выбрали день и назначили просмотр квартиры. Была зима, стояли морозы. Бабушке дали водителя. И привезли ее в Сестрорецк.

– Мы на улице уже сорок минут. Ходим вместе с дочкой вокруг дома. И ждем бабушку. Она наверху – в квартире. Только что зашли в кафе – выпить чая и согреться, – доложила по телефону агент.

Я недоумевал, почему женщины ушли, оставив пожилую женщину одну в квартире.

– Она попросила всех агентов уйти. И даже дочку, чтобы дать ей возможность побыть в квартире одной, без суеты и лишних людей. Она хочет прочувствовать ауру жилища. Вот мы все и ходим на морозе вокруг дома.

Бабушке квартира понравилась. И мы внесли залог за ее будущее жилье.

Теперь предстояло определиться с вариантом квартиры для дочери в Москве.

– Вторую квартиру тоже в Петербурге. В новом доме, недалеко от улицы Марата, – ошарашила меня агент по телефону.

«Зачем им две квартиры в Петербурге?» – недоумевал я.

Агент объяснила мне, что, по словам дочери, навсегда покинуть город для бабушки – огромный эмоциональный стресс. И дочка не против, чтобы пожилая женщина могла периодически окунаться в городскую суету, приезжая за пенсией. И останавливаться в своем жилье – недалеко от любимой улицы.

– Ну а как же дочь? – растерянно спросил я. – Неужели она так и останется в своей крошечной квартире на окраине Москвы?

– Она сообщила мне, что ее все устраивает, – уверенно заявила агент.

– Главное, чтобы маме было хорошо. Ведь переезд – это огромный стресс для мамы, – продолжала твердить агенту любящая дочь.

Сделка состоялась – все квартиры оформили в срок. Семья продала нам свою квартиру. А мы оформили одну квартиру – на бабушку, а другую – на дочь.

Недавно я разговаривал с дочерью по телефону. Семья всем довольна. Бабушке уже почти восемьдесят пять. Она живет в своей красивой квартире в Сестрорецке. Женщина частенько приезжает насладиться городской суетой. И переночевать в небольшой городской квартире – недалеко от любимой улицы.

Дочь продолжает работать и жить в Москве – в той же ведомственной квартире на окраине. И регулярно приезжает навещать маму в Петербург. «Мне самой до пенсии осталось всего три года, – с грустью в голосе ответила дочь. – Бросить все и вернуться в Петербург я никак не могу».