Наум Вайман

Версия знаменитого стихотворения Мандельштама «Сохрани мою речь навсегда», как обращенного к Сталину, впервые возникла в моей переписке и Матвеем Рувиным и была опубликована в нашей совместной книге «Шатры страха» (изд. «Аграф», 2011). Более подробную трактовку этой версии можно посмотреть в моей последней книге «Преображения Мандельштама», где ей посвящена отдельная глава «Ассириец держит мое сердце». Частично она опубликована в журнале «Сноб» (https://snob.ru/profile/30619/blog/161286). Вот это стихотворение:

Книга вышла в издательстве «Алетейя».

 

«Дикая груша».  Джейлан полюбился еще в «Зимней спячке» и в фильме «Однажды в Анатолии». Фильмы длинные, по три часа, время в них идет медленно, как в жизни. И мне нравится их размеренность и неторопливость. «Дикая груша» тоже кинороман. Совсем старомодный, будто ты поехал поздней осенью на дачу и нашел на чердаке сборник повестей без обложки, которых не очень-то любил в юности, потрепанную книжечку, то ли Чехова, то ли еще кого… Вроде бы все ожидаемо, настоящий реализм, без «нео», «пост» или «гипер», но тебя неожиданно пробирает это упрямство показать все так, как было, или это твое желание, что бы было все, как было, и хоть плач от того, что уже никогда так не будет. И эта тихая, напевная музыка, будто фрагмент какого-то знакомого реквиема, отголосок мотива, все время повторяющийся, возвращающийся, когда ветер тревожит море, или шумят листья, или идет снег и белеют холмы, и ворчат по-стариковски сморщенные, сухие красные листья. Старая деревенская развалюха на пригорке с загоном для овец и будкой для собаки. Их  глухие, полустертые краски так выразительны на фоне медленного, редкого снега, так… прекрасны…

Предисловие.

      Я вообще от сериалов бегу – жалко времени. Не читаю и бесконечные исторические разработки Александра Янова о «судьбах России». Тут уж не только времени жалко, даже жалко Россию. Но в последнюю серию «историка» под названием «Опять о России. Продолжение» нечаянно заглянул. Прочитал  что-то вроде «умом Россию не понять», только своими словами. «О чем спор?», вопрошает великий историк. Оказывается, всего лишь "о  ПРОИСХОЖДЕНИИ одной политической системы, которая в отличие от всех других в Европе, на протяжении четырех столетий вела себя в высшей степени странно: то отгораживаясь от нее и противопоставляя ей себя, то сближаясь с ней и мечтая о «едином европейском доме".

Случайно посмотрел по израильскому ТВ интересный фильм «Познание плоти», переводят и как «Плотская любовь». Это американский фильм 1971 года, и он показался мне настолько интересным – моя тема! – , что заглянул в Википедию. Вот имена его основных участников: режиссер и продюсер Майк Никольс, его сопродюсер Джо Левин, сценарист Жюль Файфер, в главных ролях Артур Гарфанкель из знаменитого дуэта бардов Саймон и Гарфанкель, ну и Джек Никольсон, как выяснилось, любимый актер Никольса, участник многих его фильмов. А не слишком ли много евреев среди авторов, невольно подумал я, ну, кроме Никольсона, но это – актер. А кто такой Никольс, почему не в армии? Оказалось, что это псевдоним Михаила Пешковского – из той же, панимаш, компании, да еще с русскими корнями! Более того, оказывается, он автор и другого замечательного фильма «Выпускник» с Дастиным Хоффманом (помните песенку "Битлс" «Миссис Робинсон»?), причем на ту же тему, то есть автор, можно сказать, классический для американского и мирового кино («Кто боится Вирджинии Вульф» – его первый фильм!»). Я не зря привожу эти подробности и не случайно так напираю на этническое происхождение авторов, оно, на мой взгляд, «играет роль», причем «культурную»! Итак, фильм о любви. Что есть любовь, ни больше, ни меньше. Вернее так: не в сексе дело. Есть нечто иное. Какая-то иная, и неразрывная, и необъяснимая связь. Но в наше время (опосля Фрейда), в наше рациональное время принято ею не только пренебрегать, но и вовсе отрицать ее существование. Что там, мол, не городи, а все «базируется» на половом влечении, ну как иначе. Этот спор немного сродни спору «есть ли Бог». Ну, в самом-то деле, ну при нашем-то развитии науки, ну какие там «тайны». Тайны – это те области, где наука еще как следует не пошуровала. Вот и «любовь» тоже. Все объясняется воспитанием, культурными кодами, ну и половым влечением, разумеется, величиной сугубо объективной, даже научно измеряемой. Даже управляемой всякими там таблетками. Греки древние знавали любовные страсти, но то были страсти тела, ничего божественного, таинственного. И боги их, входившие к земным женщинам, входили к ним не за тайнами. А вот иудейский Бог произвола и сам – тайна, и любовь его к человеку – тайна, и любовь человека к нему – тайна, а стало быть и в любви между людьми все не так однозначно. И эта тайна любви перекочевала в христианство, особенно пленив русских писателей и поэтов – русское православие ближе всего к первоначальному христианству (так что я не зря отслеживал российские корни). И как Лев Исаакович Шестов-Шварцман восстал посреди радикально рационализирующейся России против рацио, против разума, а на самом деле против рабства регламентации «по научным законам», поднялся за Бога произвола, никаким законам не подчиняющегося, и за людей, верящих в его тайны (то был глас вопиющего в пустыне), так и Миша Пешковский заговорил о тайне любви посреди американского царства Разума, превратившегося сегодня в безумие политкорректности. Что и требовалось доказать: разум, ложно понятый, как абсолютная власть регламента и расчета, становится рабством, и любви в этом мире нет места.

Об антисемитизме Чехова написано много. Ну не любил человек евреев, что ж тут поделаешь. Одним из самых ярких рассказов на эту тему считается «Тина». Та, что засасывает. Наверное, когда-то читал, но не помню. Дай, думаю, перечитаю. Перечитал. Забавный, однако, рассказик. В центре истории крещеная еврейка Сусанна, владелица водочных заводов, женщина свободная во всех отношениях, описанная едва ли не с отвращением. Не пропущен ни один народный предрассудок по отношению к «этому племени»: она и владелица водочного завода (спаивает простодушный русский народ), и у в доме у нее воняет («сладковатый, густой до отвращения запах жасмина»). Запах стоит на весь рассказ, как будто повествование на нем настоено. Героиня в самом начале заговаривает о запахах («Здешние барыни говорят, что у меня пахнет чесноком»), а в конце рассказа «она сделала ручкой и выбежала из передней, оставив после себя запах того же приторного, сладковатого жасмина». Мандельштам в свое время писал: «Как  крошка  мускуса наполнит весь  дом,  так малейшее  влияние юдаизма переполняет целую жизнь» («Шум времени»). В общем-то, как к этому запаху не относись, люби – не люби, но он, судя и по Чехову, если не переполняет, то наполняет всю жизнь. Но вернемся к героине. Убранство ее покоев – мещанская «претензия на роскошь и моду». «Безвкусицу дополняли незаконченность и лишняя теснота». Сама хозяйка капризна, истерична, «развязна», неряшлива (почти грязнуля – недалеко и до «грязных евреев»): «там и сям белели тесемки, два-три окурка, бумажки от карамели... полное отсутствие следов женских, хозяйских рук, придающих, как известно, убранству комнат оттенок теплоты, поэзии и уютности. Здесь веяло холодом, как в вокзальных комнатах, клубах и театральных фойе». Ясно дело – кочевники, перекати поле. Да и внешне она как-то отталкивает: «Из-за вязаного шерстяного платка виден был только бледный длинный нос с острым кончиком и маленькой горбинкой да один большой черный глаз». Или вот такой пассаж: «Она не понравилась ему, хотя и не показалась некрасивой. Вообще к нерусским лицам он питал предубеждение, а тут к тому же нашел, что к черным кудряшкам и густым бровям хозяйки очень не шло белое лицо, своею белизною напоминавшее ему почему-то приторный жасминный запах (опять!!), что уши и нос были поразительно бледны, как мертвые или вылитые из прозрачного воска. Улыбнувшись, она вместе с зубами показала бледные десны, что тоже ему не понравилось. "Бледная немочь... - подумал он. - Вероятно, нервна, как индюшка".»  И ко всему еще еврейка оказалась не просто жуликоватой, но и вороватой, причем поразительно наглой в своей вороватости: каким-то совершенно невероятным образом она обобрала зашедшего к ней получить по векселям офицера на две тысячи триста рублей…

      Так вышло, что я в один день посмотрел два неплохих фильма: «Кроткая» Сергея Лозницы и «Догмен» Маттео Гарроне. Они даже оказались похожи (и режиссеры почти ровесники): оба показывают изнанку жизни, задворки, преступный мир, оба начинаются как гиперреализм, а закончиваются фантасмагорией. Похожи и герои обоих фильмов, они – «кроткие».      В «Кроткой» женщина пытается передать посылку мужу в тюрьму, но посылку не принимают, не объясняя причин. Она остается в абсолютно беспомощном состоянии в абсолютно чужом мире, населенном упырями и оказывается игрушкой непонятных ей и беспощадных сил, которые под предлогом помощи, ищут свою корысть. Последняя четверть фильма – фантасмагорический сон с советскими реминисценциями и групповым изнасилованием в финале.      И герой фильма Гарроне – воплощенная доброта и кротость. Маленький, сутулый, угодливый, он преданно ухаживает за собаками, кормит их, выгуливает, причесывает, лечит, он их любит, и они его любят и слушаются. Еще больше он любит дочь-подростка и мечтает уехать с ней на какие-нибудь Мальдивы для подводных прогулок. И однажды ему это удается, и они, счастливые, гуляют  под водой среди рыб, в красоте безмолвия и покоя. А «земное» действие происходит на окраине какого-то города, местные мелкие «предприниматели»: парикмахер, владелец бара с игровыми аппаратами, закусочной, ломбарда (сосед героя), дружат и живут своей незатейливой жизнью: играют в футбол, пьют пиво. Собачник, судя по всему, человек новый в этих местах и очень хочет «вписаться», но за ним тянется какое-то темное прошлое. Он приторговывает кокаином и дружит с местным безбашенным наркоманом и бандитом. Агрессивный дебил настолько надоел окружающим, что они обсуждают возможность ликвидировать его, заплатив «нужным ребятам», но план не получает полной поддержки и сходит с повестки дня. Сомнительные дружки втягивает героя в грабеж, возможно, не первый, при этом даже не делятся с ним долей, а дают какую-то мелочь («он же ничего не делал»), при этом он возвращается в разграбленную квартиру чтобы спасти собачку, которую грабители засунули в холодильник (о чем со смехом рассказывают, вернувшись).      Оба фильма претендуют на то, что критики любят называть «социальным высказыванием». Оба впечатляют, но, по большому счету, разочаровывают. Фильм Лозницы оказывается слишком публицистическим, почти пропагандистским (жуть русской жизни), на грани «чернухи». Сцена группового изнасилования в закрытом грузовике слишком напоминает сцену изнасилования в воронке в фильме Германа «Хрусталев, машину!» и несет ту же «нагрузку», на сей раз уж чересчур откровенную: злые силы насилуют кроткую нашу родину-мать…

 

К семидесятипятилетию блистательного современного писателя Саши Соколова публикую еще один фрагмент из новой книги "Ханаанские хроники. Архив третий".

Публикация в 82 выпуске журнала "Крещатик"

Вчера посмотрел "Фокстрот", по единодушному мнению – лучший, и соответствующим образом награжденный, израильский фильм за последние пару лет. Невольно сравнивал его с "Аритмией" (смотри предыдущую заметку в "Снобе"). В зачет израильскому фильму должен отнести гораздо более современные, разнообразные, местами даже оригинальные приемы съемки, то есть "картинку". Есть вполне обоснованное мнение, что в кино главное "картинка". Но это старый спор о форме и содержании. Все-таки (так я полагаю), вещь получается, когда форма и содержание составляют "единый организм". Кстати, российский фильм в этом смысле довольно гармоничен: он прост по форме и по содержанию. Израильский же фильм заложил в привлекательную, а точнее сказать, модную форму старую и ржавую (для израильского кино и искусства вообще) агитационную бомбу. Но к тому времени как бомба издает свой вонючий хлопок, в фильме уже ничего не остается от модных формальных прибамбасов и обнажается серый агитационный листок.

      Многие хвалят "Аритмию" Хлебникова, да и кучу призов получил - надо посмотреть, в крайнем случае, поделюсь впечатлениями.

...ассимиляция приводит к подлинному самоподмену, к двойству личного и национального самосознания. Рок исторической псевдонимии содержит в себе нечто нездоровое и фальшивое. Трудно сказать, когда и как она исторически возникает, однако в новое время и в наши дни она достигает апогея в советской жизни, где она, впрочем, даже и никого не обманывает, а просто наглствует перед лицом горькой правды жизни. И, проистекающая из потребностей ассимиляции, она в действительности вырывает и углубляет ров, который хочет засыпать. «Псевдонимия» есть именно лже-именность. … Дотоле же псевдонимия жизни, плод ассимиляции, вместо органического соединения, остается всеобщим духовным бедствием, приучая скрываться и прятаться от себя самих, как и от других, построяя жизнь на условной лжи, которая даже если и замалчивается, то никого уже не обманывает. …  (о. Сергий Булгаков, "Расизм и христианство", 1941 г.")    

      В "Восьмистишиях" Мандельштам окончательно распрощался с культурой пространства и "глубоко ушел в немеющее время". В какой-то мере это был и отход от русской культуры ("тоска по мировой"[1]).

Посмотрел последний фильм Серебренникова "Лето". Когда же он его снимал, если уже года полтора под арестом? Ситуация, по своей фантасмагорической нелепости напоминает его же фильм, его лучший, на мой вкус, фильм "Изображая жертву". С точки зрения "кино" он немного статичен - несколько театральных мизансцен, но сами сцены выписаны и отыграны с блеском.  "Лето" мне тоже понравился. Если посмотреть на него, как на фильм "исторический", "биографический", если угодно (атмосфера начала восьмидесятых, тоже своего рода фантасмагория, русский рок в палатах каменных одряхлевшего Питера), то он несравненно лучше "Довлатова" Германа-младшего. Да и сам по себе, вне специфики жанра, он хорош, и герои живые, что редко бывает в "биографиях". В отличие от его же доктринерских и вымученых до истерики фильмов "Ученик" и "Юрьев день". Вот только конец у "Лета" какой-то... без акцента. Ну да, фильм о певце (Цое) кончается песней и аплодисментами, но это "по правилам", в жанре "памятника". А "живое" не должно быть по правилам. Нужно было придумать какой-то ход. Оно не просто, понятно. Может, это самое важное - замкнуть. Лучше было бы закончить предпоследним фрагментом, где как бы "документальные" кадры их вечеринки у моря...

      У меня складывается впечатление, что модная нынче борьба за "права сексуальных меньшинств" уже вышла из границ борьбы за негуманное и несправедливое отношение к таким меньшинствам, и превратилась в борьбу за коренную социальную, и даже антропологическую ломку, а созданные для ее осуществления организации просто рвутся к власти.

Просматривая биографию Эйнштейна известного советского философа и историка науки Б.Г.Кузнецова, я наткнулся на фразу о том, что Эйнштейн "в отрочестве… погрузился в глубокую религиозность". Естественно, возник вопрос: а в какую религиозность, христианскую, или иудейскую? Кузнецов помалкивает, ну понятно, время такое было: о сексе не говорить, слово "еврей" не произносить и т.д. Заглядываю в автобиографию нашего, сами понимаете, гения. Вот что он пишет в самом начале:

Давно меня смущает крамольная мысль о сомнительном характере этнического происхождении великого русского поэта Александра Блока (по отцу, по матери происхождение безупречно). Впервые она пришла мне в голову, когда я рассматривал одну из его молодых фотографий, где он показался мне поразительно похожим на еврея: копна курчавых, темных волос, крупный прямой нос с легкой горбинкой, припухлые веки, разрез глаз, высоченный лоб, тяжелый подбородок, да и весь абрис лица, удивительно похожий на одного близкого мне человека… Конечно, аргументы типа "похож на еврея", "еврейская фамилия" (Блок-Блох – еврейского происхождения, но может быть и немецкой), или его яростный антисемитизм, так похожий на антисемитизм "обращенных", вынужденных всем вокруг доказывать, что "они не", мало убедительны (хотя, на мой взгляд, черты лица – печать самая верная и неизгладимая). Однако кое-какие полупризнания можно найти в текстах поэта.

Тут по российскому Первому каналу гоняют по случаю фильмы Говорухина, царствие ему небесное, так я посмотрел еще один: "Не хлебом единым". (А чо, нынче суббота, культурно отдыхаем, а Говорухин, надо сказать, крепкий профессионал, халтуру, вроде нынешних скороспелых, не гонит.) В свое время (я тогда еще пацаном был, но уже политически грамотным) роман Дудинцева прошумел, чуть ли не первая ласточка диссидентства, борьба творческого человека с подлой бюрократией, или, если угодно, отсталой государственной машиной, тонкий намек на толстые обстоятельства. Я не стал тогда читать, и потом не стал: уже успел возненавидеть это советское правдолюбие, когда непонятно, то ли герои вместе с автором такие глупые (или наивные), то ли такие они хитрые. А как народ правду-то любит: кусочек этой самой правды, даже замаскированный, покажут – народ аж беснуется от восторга.

Вчера сподобился посмотреть еще один фильм по российскому ТВ: последний фильм Говорухина "Конец прекрасной эпохи". Уже с первых кадров подумал: так это же и есть "Довлатов", зачем Герман-младший повторил только что вышедший фильм, да еще так неудачно? Может, погнался за успехом Говорухина? Действительно, если у Германа-младшего фильм мертвый, фанерный, то у Говорухина живой, веселый, остроумный, едкий и – действительно ностальгический, по окраске, по тональности, не знаю еще почему. Ну да, "как молоды мы были, и чушь прекрасную несли". Прекрасную, потому что молоды. Потом показали фильм о том, как делался фильм: старый и больной режиссер делает фильм о своей молодости… А поскольку и я в эту эпоху был молод, то ностальгия отозвалась… Правда, он еще там говорит, что тогда люди были проще, честнее (за буквальность цитаты не ручаюсь, но в таком духе), по-настоящему любили свою страну, ну и т.д. И я удивился: как это умный человек несет такую чушь? "По-настоящему любили", а через 15 лет разлюбили? Удивляться я начал еще по ходу фильма. Ведь это фильм об отвратительном русском двоемыслии, двойной жизни: с одними говорим одно, с другими – прямо противоположное, на работе гнем спину перед начальством и всеми, кто его представляет, перед людьми презренными, прогнивших в лживости и страхе (так в фильме), а "среди своих" (хотя знаешь, что "свои" кишмя кишат предателями и доносчиками, но принимаешь их, потому что такова жизнь) ты истерично расслаблен, и ты позерствуешь, и бравируешь своей "свободой" и "независимостью", и пьешь, и пьешь, и пьешь. Пьянство, как акт независимости от власти, как выход в "астрал", на "защищенную" территорию, общую и для тебя, и для власти, которая тоже пьет, и из тех же "соображений". Пьем и развратничаем, и никто нам не указ. А "не указ", потому что начальство позволяет, оно как бы говорит: ты "дома" – делай что хочешь, вообще, делай что хочешь, но с одним условием – не лезь в политику, власть оставь нам. И ведь сейчас тоже самое: сколько раз "лояльные" нынешней власти "интеллигенты" говорили мне: у нас здорово, у нас самая свободная страна, делай что хочешь, говори что хочешь, пиши что хочешь, только не лезь в политику. И в самом деле, по сравнению с концом шестидесятых "можно" гораздо больше.  Как в том старом польском анекдоте, когда два ученика в школе шепчутся: "Ты слышал, Янек, раньше нам долдонили, что дважды два девять, а теперь, наконец, признались и разрешили говорить об этом, что дважды два – пять". Но как же, говорит Янек, дважды два это все-таки четыре. "Тише, - говорит ему приятель, - ты хочешь, чтобы опять было девять?"

 

      В сегодняшнем утреннем выпуске новостей по телеканалу "Дождь" ведущая Анна Монгайт не прошла мимо свежей новостной темы всемирного масштаба – столкновений в Газе, где вчера погибло более полусотни арабов. Дабы разобраться в ситуации, был приглашен некто Александр Шумилин, главный научный сотрудник Института Европы РАН, надо полагать, и специалист по проблемам Ближнего Востока. Анна Монгайт задала ему простой вопрос: "Почему так много погибших?" Объяснения А. Шумилина были довольно пространны (он начал "от печки", от провозглашения государства Израиль) и, в общем-то, правильны, но, увы, расплывчаты и невнятны, боюсь, что для людей не вполне знакомых с "материалами дела" ответ на простой вопрос Монгайт остался неясен. Что и побудило меня лично т. ск. взяться за перо.

Думая об узелке, что завязался в Сирии (Россия-Израиль-Иран, плюс Асад да Эрдоган, прутающиеся под ногами, и косящиеся на всё со стороны Соединеные Штаты), я полагал его опасно запутанным, особенно на фоне предстоящего столкновения Ирана и Израиля. Ведь России придется как-то определиться ("за большевиков, или за коммунистов"). Если посмотреть на "интересы", то если Иран стремится по сути захапать Сирию, а с ней и Ливан, - России эта новая Персидская империя под боком совсем ни к чему, да еще, не дай Бог, обзаведется "атомом" - хлопот не оберешься. А с другой стороны куда денешься: Иран все-таки союзник в борьбе с суннитскими экстремалами (ну ладно, экстремистами), без его прямого военного участия Асад не выдержит, и не с Израилем же брататься: вроде мелковат для союзника, да и с евреями дружить - как-то это не в традициях российской великодержавности, опять же с Ираном можно поссориться, а он еще пригодится. И вот мы наблюдаем вчера и сегодня цепочку очень важных событий, которые ситуацию как-то определяют, выстраивают. Во-первых, выход Трампа из соглашения с Ираном, во-вторых, тут же последовавшая бомбардировка Израилем иранских баз в Сирии, и, в третьих, прием Натанияху в Москве и его участие в "параде Победы", включая постоянное пребывание рядом с Путиным. Я хочу остановиться именно на этом параде. Честно говоря, я был поражен характером участия Натанияху в этой церемонии. И на трибуне, и во время торжественного "прохода" к Александровскому саду (к могиле Неизвестного солдата) - всю дорогу рядом с Путиным (по другую сторону премьер Сербии, что тоже характерно, Сербия - исторически традиционный союзник и государство братского народа), вместе возлагают венки, и при этом исполняется израильский гимн! Я не склонен недооценивать значения символов вообще, и тем более, учитывая свойственную России "византийскую" политическую церемониальность. Превращение Натанияху в интимного друга, причем в одночасье - это сигнал. И прежде всего Ирану. Не забудем, что после прошлой израильской бомбардировки последовала со стороны России резкая критика с нотками угрозы. И тут такой разворот! О чем это говорит? Во-первых, о том, что у Персии теперь нет российской "спины", и любые их действия против Израиля - на свой страх и риск. По сути Россия признает особые интересы Израиля в Сирии и собирается строить ситуацию на балансе в треугольнике интересов, в том числе и своих, в кои не входит чрезмерное усиление Ирана (тут решение Трампа, ослабляющее Иран, оказалось Путину наруку). И в самом деле, если Иран по-хозяйски расположится в Сирии, то зачем ему там Россия? С другой стороны, Израиль оказывается вполне себе "реальным пацаном", то есть серьезным фактором, в том числе и военным, к тому же решительным, а это все уважают, особенно в России. К тому же Натанияху в ладах с Трампом, и в данном случае это для Путина не отрицательный момент, а положительный: он может при случае и послужить мостиком для контактов с резким лидером сгнившего Запада. Так что традиции традициями, а интересы превыше всего, и между большевиками и коммунистами Чапаев, как известно, выбрал интернационал... А, может, я вообще преувеличиваю негативные по отношению к евреям русские традиции, и это т. ск. мои заморочки, мой устаревший опыт?

КАК МЫ СНИМАЛИ КИНО фрагмент романа "Щель обетованья" (в конце текста и само кино)

      Наконец-то посмотрел этот фильм – некий итог совместной, евреев и русских, многовековой истории. А поскольку я и сам – плод, или продукт этой истории, всю жизнь пытающийся ее осмыслить, что повлияло и на личные судьбоносные решения (сорок лет назад уехал из России в Израиль), то это, что называется, "моя тема", так что позвольте мне немного о ней порассуждать.

Посмотрел фильм Чухрая-младшего "Холодное танго". Картина о Холокосте. Место действия – Литва, маленькая страна, переходившая из рук в руки и всеми, кто брал ее в свои руки, изнасилованная. Сюжет? Как говаривал покойный Саша Гольдштейн: пожар в сумасшедшем доме во время наводнения. Война всех против всех: евреи, литовцы, русские (немцы даны общим фоном и дальним планом), кругом жестокость и страдания. Много страданий. Я бы назвал все это "порнографией страданий". Современное кино вообще становится порнографическим. Я не имею в виду специфический жанр, а общий характер обнажения чувств, некий "новый натурализьм". В рамках этого общего тренда можно выделить сексуальную порнографию, порнографию ужасов, порнографию жестокости, или вот порнографию страданий. В этом фильме представлен широкий спектр порнографических жанров, в нем с большой плотностью утрамбованы и секс с обнаженкой, и драки с кровью, и истошные крики матерей, у которых вырывают детей, и изнасилованные девочки, и сироты, и трупы, трупы, трупы. И все этак по-взрослому, жестко, натурально – молодец Чухрай, вписался в мировые тренды. История героев фильма заковыристая (пересказывать не буду), но сценарий слабенький: поведение героев, мягко говоря, не вполне оправдано, диалоги не совсем естественные, игра актеров не очень убедительная. На всем печать "театральности": банальные сцены с истертыми приемами возбуждения требуемых эмоций, декорации с довоенной обстановкой, старой военной формой и техникой, дамские прически и детские костюмчики – будто из пыльных сундуков театральных реквизитов. Скажут: не в том суть, да и давно было дело. Так-то оно так, но вот Герман-старший, или Григорий Чухрай как-то умели самый "исторический", или фантастический кадр так построить, что им веришь. А тут… не жизнь перед тобой, а ее театрализированное изображение.  Думаю потому, что нет живого чувства или живой мысли. Но зато – есть доктрина! И фильм выглядит ее иллюстрацией, в той или иной степени "художественной". И доктрина эта, "главная идея" дается в дополнение к "картинке" (видимо, не рассчитывая на понятливость) в лоб, прямым текстом, который проговаривается и даже пишется на экране крупными буквами. В чем же главная идея Павла Чухрая о Холокосте? Ее излагает один из главных персонажей фильма, литовец-мародер, который поселился в доме убитых евреев и торгует вещами убитых. Откровенно, как на духу (перед смертью), он исповедуется главному герою (еврею) , "объясняя" ему всю суть "литовского-еврейского конфликта": "когда настал трудный час для Литвы, когда русские напали на нас перед войной вы все стали прислуживать москалям, когда они нас вагонами в Сибирь загоняли. Мы, конечно, при немцах много лишнего натворили, но это был наш счет к вам, предателям". Эта "идея" предательства евреев подкрепляется (иллюстрируется) всей рассказанной в фильме историей: чудом спасшийся еврейский мальчик прибегает в свой дом, где уже живет литовская семья того самого мародера, его оставляют (откуда вдруг такие "нежности" и такая смелость?, ну да ладно), а у мародера дочка такого же возраста (лет 14), у них начинается любовь, и вот однажды, когда родителей нет дома, приходит немецкий солдат и насилует девочку, а еврейчик при этом трясется от страха в своем углу, а когда солдат уходит, и он вылезает из укрытия, то девочка бросает ему: "предатель". И потом всю взрослую жизнь, уже после войны, он пытается соединиться со своей отроческой любовью, и она вроде как тоже его любит, но "не дается", даже когда "по интересу" выходит за него замуж. Явная аллегория, означающая, что отношения с литовцами непоправимо испорчены из-за предательства евреев (герой еще участвует в "антитеррористических операциях" против литовских националистов). В конце героиню-литовку, как дочь пособника нацистов ссылают в Сибирь, а героя-еврея убивают литовские националисты за пособничество русским оккупантам. Причем убивают ножом, режут, как свинью: собаке-предателю – собачья смерть. То есть, на самом деле это фильм о предательстве евреев. А их тотальное уничтожение – справедливая плата за предательство. И чтобы главная идея была совсем уж ясна, в конце фильма идут такие титры: "Во время немецкой оккупации в Литве было уничтожено более 200 тыс. евреев", и далее: "В советский период было сослано в сибирские лагеря и на поселение более 260 тыс. литовцев". Тем самым два преступления "уравниваются в правах", и даже в численности, чем подчеркивается справедливость гнева литовского народа против евреев-предателей, пособников оккупантов. Оригинально? А вот и нет. Наоборот,  Павел Чухрай тут очень точно и ловко вписался, можно сказать, в тренд. Совсем недавно, например, я слышал по радиостанции "Свобода", в передаче Якова Кротова "С христианской точки зрения" дискуссию о нашумевшей книге Рут Ваганайте "Наши", где она "своих" литовцев не пожалела и рассказала о прямом, без всякого непосредственного участия немцев, уничтожении еврейского населения Литвы самими литовцами, причем с очень простой и понятной целью безнаказанного грабежа. Никакого "исторического открытия" тут нет, только смелость: не каждый решится ткнуть "своих же" в зияющие массовые могилы их жертв. (Кстати, литовец-мародер, исповедуясь перед евреем в том, что "при немцах много лишнего натворили", но "это был наш счет вам, предателям", проговаривается: "работал я у одного еврея и все время думал: почему он богаче меня?" – вот что бедняге покоя не давало.) Конечно, такой подход к Холокосту литовцам сильно не понравился, и пошли разговоры о "литовском холокосте" (пишу с маленькой буквы), и именно эти слова Яков Кротов дважды произнес в своей передаче. Я написал ему и в результате небольшой полемики (она есть на его странице в ФБ) выяснили, что у нас нет разногласий, то есть: не было никакого "литовского холокоста". И на том спасибо. Кстати, такое впечатление, что многие народы буквально в очередь встали за своим собственным Холокостом: тут тебе и литовский, и польский, и украинский, и русский, и армянский, и уже пол-Африки в этой очереди – налетай,  ребята, холокосты подешевели! И в самом деле, глянь-ка какие евреям за их Холокост преференции пошли, а какой респект! И мы тоже хотим, у нас не меньше поубивали! Так и хочется им сказать: не волнуйтесь, не толкайтесь, холокостов на всех хватит.

Уважаемый Михаил Наумович, мне показалось - кажется, это был технический сбой - что Вы закрыли мне доступ к комментарию Вашего текста. Я был настолько поражен этим, что поспешил отреагировать - темперамент подводит. За эту скоропалительность выводов и горячность искренне прошу прощения. Виноват. Воистину виноват.

Михаил, неужели Вы меня "забанили" из-за моего критического комментария к Вашей заметке о "проблемах России"? Хотел написать еще коммент и - облом, нет доступа. Поверить не могу. И решительность моего тона не должна была Вас, старого полемиста, напугать... Просто, значит, не понравилось, за живое задело, значит в точку попал. Вот тебе, однако, и "интеллектуал"! А еще Россию критикует, мол, свободы слова не дают интеллектуалам! А то бы они, особенно те, что в америках сидят, все бы точно России объяснили, какие там у нее "главные проблемы". Браво, Михаил!