Метро — ад интроверта, рассадник человеческих взглядов. Вот едешь ты в вагоне и чувствуешь: началось.
Твоё лицо прямо-таки истоптано чьим-то взглядом. Глядишь украдкой из-под этого, как его, исподтишка. Стоит. Смотрит на тебя этим фирменным «я знаю, что вы сделали прошлым летом». После такого проницательного взгляда можно уже не ходить на томографию. После такого проницательного взгляда вам двоим остаётся только поцеловаться и закурить: уровень интимности зашкаливает.
Вот я, например, абсолютно безоружен перед визуальной агрессией. Что я могу сделать в ответ? Наброситься с кулаками, вопя «получай, гнида»? Интересный потом протокол в ОВД получится. Интеллигентный человек в общественном транспорте беззащитен, как бабочка.
Как-то раз мужик в метро перешёл всякие границы. Раз двадцать на меня взглянул. Ещё улыбался после каждого раза, как будто разглядел что-то новое. А во мне уже лет двадцать нет ничего нового, зато старого все больше и больше.
На этот раз я решил ответить. В конце-то концов. Даже кроткого человека можно довести и далее по тексту Карандышева. Я вдруг вспомнил реплику из "Место встречи изменить нельзя", которая показалась мне достаточно вызывающей (вот насколько я интеллигентен, даже ругаюсь из классики).
— На мне узоров нет! — рявкнул я грозно.
— Да нет, как раз есть! — неожиданно ответил мне мужик.
Не просто вуяйерист, а еще и непримиримый, наверное, он у них глава филиала, подумал я. И что, каковы теперь мои дальнейшие шаги? Отхлестать его томиком Блока? Я фыркнул, вложив в этот звук все своё негодование. А его было много, так что на меня оглянулась часть вагона.
— Не слушайте его, — вдруг заступилась за меня какая-то девушка, — вы — яркий, а это главное.
После новости о том, что я яркий, я испугался не на шутку. Чего они все на меня накинулись, что я им такого сделал. Я нервно провёл ладонью по лицу в надежде смахнуть наваждение и понял, что пальцы не мои. Чужие пальцы. Точнее, пальцы мои, а ногти нет. Потому что накрашенные.
Две минуты я приходил в себя. Одну минуту я разглядывал свои ногти, накрашенные каждый своим цветом, а вторую вспоминал, как накануне вечером на детской вечеринке Артема несколько гостей-девочек попросили у моей жены ее флакончики, а потом играли со мной в маникюрный салон, и я, забегавшись, забыл всю эту красоту на ночь смыть и так и ушел в ней этим утром из дома.
В надежде хоть как-то исправить ситуацию я наклонился к насмешливому мужику и тихо сказал:
— Это не мое. Это лак жены.
Но, кажется, сделал только хуже.
