Мы ползем, как звери, всю жизнь к себе. Наши истории — и сказки, и биографии, и взросление, и внутренняя борьба — они разные, но про одно и то же. Герой проходит через испытания, чтобы найти себя. От микроистории о ссоре с мальчиком в песочнице за обладание красным совком к истории жизни.

Возьмем любовь. «Бабочки в животе», друг от друга не отлепиться, спать в обнимку и ходить за ручку, совместность-совместность, тоска от разделения, страх потерять. И это начало, такое же, как рождение ребенка. Мама вокруг, повсюду, мама — всеобъемлющее мировое «хорошо».

А потом эта самая «половинка» вдруг не хочет пойти с тобой, а хочет просто побыть с друзьями. Бурчит и не отвечает на звонки. Выясняется его отдельность. Так маленький ребенок выясняет мамину пугающую отдельность — мама больше не весь мир, она может уйти. Стать раздраженной. Не даться. Оттолкнуть.

Ребенок или взрослый, который не нашел свою самость, впадает тут в страх: дескать, меня бросят. Цепляется. Стремится угодить, становится липким, очень внимательным к тому, от кого зависит, следит за его выражением лица, читает приметы опасности, подстраивается. Ребенок так проживает часто идеальное для родителя детство: он обнимает, он удобный, послушный, «легкий».

Но потом что-то случается. Вдруг наш бывший обожаемый- свет-в-окошке начинает нам не нравиться. Вдруг чавкает и храпит противно. Одевается как дурак. До сих пор не можетзапомнить мой день рождения и что я не люблю лилии. И если мы в зависимости, то мы начнем это подавлять и обращать на себя. Это со мной что-то не так. Это я не умею принимать партнера. Это мне надо срочно работать над отношениями.

Раздражение — механизм, показывающий, что надо отделиться. Механизм выхода из-под влияния, сепарации, взросления. Нельзя удержать растущую ногу в прошлом размере, не изуродовав ее. Что-то ломается, рвет оболочку изнутри, выплескивается раздражением. Это мы, растущие, прорываем кокон изнутри. Кокон, который был домом, оберегал, укрывал, спасал, в котором было тепло, становится тюрьмой, и чем дольше мы поджимаем пальцы и скрючиваемся, чтобы не остаться без кокона, тем больнее нам. Тем больше мы возненавидим кокон рано или поздно, пока не растопчем его ко всем чертям. Или погибнем внутри, так и не сбывшись.

И мама — такой кокон. И бывшие любимые изжившие отношения — такой кокон. И почти весь комфорт — такой кокон. Мы вырастем из него.

Ребенок должен сломать кокон и вылупиться. Но он, маленький, зависимый по своей природе, — он не может позволить себе и даже признаться себе: «Я чувствую что-то странное, как будто я больше не люблю маму». Очень смутно он наполняется силой нас оттолкнуть, силой раздражения, и давит ее в себе, и обращает это на себя. Это с ним все не так.

Мы должны быть очень мудрой и сильной скорлупой, чтобы он набрался смелости долбануть по нам клювом, а не скрючиваться в форму яйца. Мы должны трескаться и впускать воздух. Мы должны отпускать бывших любимых, когда они ради нас ложатся травой от страха нас потерять. Мы должны уходить от бывших любимых и ползти, как звери, к своему огню.Там, вокруг этого огня, сидят отдельные, спокойные люди. Наши выросшие дети. Наши спасшиеся бывшие. Наши повзрослевшие родители.

Там, вокруг этого огня, мы их снова найдем.

//// Отрывок из 6-й главы моей книги, "Женщина с Марса: Искусство Жить Собой", которая вышла в Издательство Альпина Паблишер

 

Оригинал