Свобода - это наше личное мировосприятие. Для одного свобода - это возможность выбирать огурец купить в супермаркете или помидор. Для другого - это свобода в указании длины яхты в футах при заключении контракта о ее постройке. И хотя писатели, мыслители и даже законодатели пытаются помочь нам в определении того, что же такое это сладкое чувство, разбираться в итоге каждому в глубоком духовном отшельничестве. И вот все такие разные, как ни взгляни, свободы, вынуждены уживаться в семи одинаковых буквах. Как тут не сконфузиться?
Свобода - это производная функция от того, насколько стесненным по жизни человек себя ощущает. И это, наверное, и есть ключ к пониманию этой определяющей в жизни любого человека Земли категории.
К примеру, не может человек заказать себе в обычном европейском ресторане стейк из носорога, и ничуть ведь по этому поводу не печалится. Чувствует себя свободно и вольготно среди мясного разнообразия быков, баранов и свиней. Но вот если его лишат возможности заказать классический рибай из буренки соседнего фермерского хозяйства, тут он резко и очень конкретно ощутит ограничения в собственной свободе. Человек станет возмущаться, искать виноватых, взывать к истине и требовать восстановить справедливость, а именно вернуть буренку в меню.
Выходит, что лишить свободы можно, лишь ограничив человека в его привычных, рутинных действиях. И напротив, запрещая что-то, что в жизни человека не касалось и шло параллельным курсом где-то во вселенной, никак невозможно ограничить ничью свободу.
Поэтому, видимо, так сложно было понять человеку, не пробовавшему никогда в своей жизни Пармиджано-Риджано, чего такого важного лишились столичные снобы-гедонисты. Поэтому не понять людям старшего поколения, а также скромного достатка, прожившим всю жизнь в радиусе нескольких сот километров от места своего рождения, нынешнего хайпа вокруг невозможности странствий по миру. Не ясна людям от сохи тоска уцелевшей интеллигенции по качественной литературе, театральным постановкам, да и просто чуть менее агрессивному, вульгарному и поверхностному контенту в телевизоре. Равно как не ясно избалованному мегаполисом до кончиков его наманикюренных ногтей хипстеру, почему городские коробки с шикарными интерьерами воспринимаются как настоящие клетки людьми, взросшими на сельских просторах нашей необъятной страны.
И не понять юным зумерам, что же такого важного отобрали у их когда-то свободных родителей в 2020 году. В самый разгар строгого карантина первой волны они изобрели новую дворовую игру - “Самоизоляцию”. Позже они с азартом и придирчивостью выбирали себе рисунок на маску, отражающий наиболее точно их подростковый противоречивый внутренний мир. А после и вовсе забыли месяцы изоляции, вспоминая их разве с легкой тоской по неограниченному доступу к компьютерным играм. Они были свободны все то время, что их родители корчились от боли и страха в чудовищной ломке.
А слово “свобода” между тем по-прежнему одно на всех. То самое, что превозносят и клянут в стихах и прозе. То самое, о котором шепчутся утайкой с родной душой на кухне. И то же, что во всеуслышание в социальных сетях ежесекундно восклицают уже миллиарды людей с истосковавшимися сердцами. И придется нам всем найти способ понять, что хоть лишения у нас и различны, а чувства потери и несправедливости целиком и полностью совпадают. Душа страдает от ограничения свободы у всех людей в мире одинаково. От млада до велика, независимо от профессии, социального положения и расовой принадлежности.
Понять в чем заключается свобода другого, и искренне захотеть ему в этой свободе не отказать. Не указать, не раскритиковать, не обесценить его метания, не восхвалить чужую, и возможно чуждую ему вовсе, свободу, а чтить свободу другого, и котировать ее по крайней мере не ниже своей. Вот вершина, к которой надо стремиться, по шажочку за раз.
"Нельзя дать внешней свободы больше, чем ее есть внутри". Александр Иванович Герцен