Приехав на Театральную Олимпиаду в Будапешт, я услышала разговоры о «режиссере XXL» из Азербайджана. Оказалось, что речь шла не о размере одежды, а о Вашем манифесте. Вам хотелось подразнить читателя, как названием, так и содержанием?

– Отчасти, наверное, да. Когда я написал на листе манифеста «XXI век», то мне это как-то не очень понравилось визуально и шутя я решил превратить это в XXL, а потом подумал, а почему бы и не оставить все так. Что до содержания, то целью манифеста было самому себе ответить что я жду от театра сегодня, известить об этом окружающих и найти людей, которые разделят со мной это мнение, или, напротив, попытаются его оспорить.

Выходит, режиссер должен периодически проводить некую ревизию сознания и заново спрашивать себя, а что же такое театр?

– Обязательно. Любой человек, занимающийся театром, должен для себя решить, что он вкладывает в это понятие. Как и то, что думают о театре другие. Но в первую очередь важно самому себе честно ответить, что он имеет в виду, когда говорит «театр». Предвидя Ваш следующий вопрос, я многозначительно промолчу и адресую Вас и читателей к манифесту и тому, что стоит лишь определиться с тем, что есть театр, как эта мысль рискует забронзоветь в виде «принципа», догмы убивающей живое начало театра.

Но внутри себя Вы ведь нашли ответ?

– Не до конца. Ищем.

Важно не дойти, а идти, как говорится. Поэтому у Вас в тексте прослеживается «вечное возвращение» в будущее…

– Возвращение – да, но вперед…

Существует ли разница в отношении к театру и артистам в тех странах, где вам довелось побывать и поработать?

– Да, но это не зависит от уровня театрального искусства в той или иной стране, а скорее от культурно-этнических особенностей. Например, отношение к театру в Азербайджане и Грузии имеет отличия. В нашей стране актеры с самого начала не воспринимались, как равные, или, если угодно, как нормальные люди. У нас есть такое слово «mütrif» (mütrüb), им называли актеров в прошлом веке. Слово «артист» было чуть ли не ругательным. Подразумевалось, что артист – это гуляка, пьяница, безответственный человек. В Грузии – все в точности до наоборот. В наше время, конечно, все изменилось. И у нас есть плеяда актеров, заслуживших уважение не только публики, а страны. И дело не только в их уровне игры, а в их гражданской позиции и качествах, позволяющих называть их личностями в полном смысле слова. Но многое ведь зависит от того, как сами актеры относятся к своему делу. Большая часть актеров не уважает свою профессию. Когда я говорю об этом, мне спешат возразить. Но у меня есть один простой факт, с которым так же быстро все соглашаются. Существует понятие профессиональных династий. Когда, например, в семье врачей их ребенок приходит к родителям и говорит, что хочет пойти по их стопам, к этому относятся положительно. Но когда этот диалог происходит в актерской семье, то первым делом родители стараются отговорить своих чад от этого пути. Это можно понять, профессия неблагодарная. Можно потратить 50 лет жизни и под занавес осознать, что у тебя нет призвания. Немаловажный фактор здесь – удача. Один может пахать целыми днями с утра до ночи и не достичь успеха, а у другого счастливый случай решит его судьбу. Вспомните Луи де Фюнеса, который долгие годы играл маленькие роли в театре. Его внешние данные были абсолютно невыигрышными. Если бы однажды на спектакль с его участием не попал известный режиссер и продюсер, заметивший его, то сегодня мы бы не знали это имя. Но, несмотря на своенравность «Госпожи Удачи», я всегда говорю, что человек сам делает свою профессию престижной. Самый яркий пример – симфонический оркестр. В нем есть скрипка, альт и есть виолончель. Она не на первых ролях. А теперь я произнесу всемирно известное имя – Мстислав Ростропович. Виолончелист. И его славу составила не только виртуозная игра, но сама его личность, трудолюбие и осознание своего потенциала.

Театр – одна из тех сфер, о которых часто мечтают, но реализоваться в ней удается немногим. Вам удается. Простой вопрос – как?

– А мне разве удается реализоваться в театре?

А разве нет? Ну, время покажет. Тогда спрошу иначе. Вы не раз говорили, что изучили в театре все профессии, от рабочего сцены до директора. Как опытный человек театра Вы можете сказать, что знаете о нем все?

–  Могу взять на себя смелость и сказать «да!», но это будет неправильно. Это все равно, что физик скажет: «Я знаю всю физику». Все относительно.

Но это означает, что Вы, вероятно, перестали удивляться в театре?

– Не соглашусь. В жизни меня удивить очень трудно, а в театре как раз случаются приятные неожиданности. Завтра Вы или кто-то другой скажет мне, что где-то создали уникальный театр без актеров, режиссера, света, сцены и т.д. Поводов для удивления и восхищения хватает.

Значит Вы не устали от театра?

– А разве это возможно? Еще не устал. Пока не устал.

А как Вы преодолеваете усталость? Где черпаете вдохновение?

– Нахожусь среди людей. Общественный транспорт – самое то. Нет ничего интереснее, чем просто наблюдать за людьми, разглядывать их, что-то подмечать, пытаться понять, кто они и чем заняты их мысли, что наполняет их жизнь. Люди вдохновляют, молодежь, дети. Например, только что завершившийся международный молодежный (а точнее, юношеский) фестиваль Salam – стал мощным источником энергии для всех на расстоянии полукилометра от площадки, где мы с коллегами проводили мастер-классы, а подростки из разных стран мира снимали свои первые короткометражные фильмы. Salam cтал своего рода встречей с будущим. И будущее это впечатляющее,  талантливое, улыбчивое, мыслящее...  Словом, такое, как лица ребят, приехавших в Баку. Для каждого из них, наших будущих коллег, фестиваль стал ярким стартом. Salam – это новый импульс, новый драйв и много витамина D, переливающегося в зал с киноэкрана. Так что источники вдохновения искать не нужно, нужно просто не отворачиваться и не утыкаться глазами в землю, а смотреть по сторонам.

Родившись в семье актера, вокалиста, педагога Агшина Расулова, у Вас не было «театральной травмы» с детства, или наоборот «крошка-сын к отцу пришел» и сказал, что хочет служить искусству?

– К счастью, обошлось без травм. Изначально я тяготел к инженерным наукам и после окончания школы поступил в технический университет, но с детства обожал театр, балет, не очень воспринимал оперу (кроме «Бориса Годунова»), что не помешало мне полюбить ее впоследствии. В Университет культуры и искусств я поступил в сознательном возрасте, мне было 28 лет. Отцу я сказал об этом постфактум, он не знал, что я готовлюсь к экзаменам туда. Реакция была нейтральной. Что-то объяснять, перечисляя возможные риски, и отговаривать он справедливо счел излишним. «Твоя жизнь. Твой выбор. Твое решение», – сказал отец.

Может быть это правильнее всего – приходить в режиссуру, имея жизненный опыт за плечами, а не поступать в театральный ВУЗ сразу после школы?

– Убежден в этом. И актерской профессии это тоже касается. Другое дело, что жизненный опыт не связан с возрастом. Можно прожить 50 лет и не нажить ни грамма ума, а можно в 16 лет уже многое понять про эту жизнь.

Говорят, что для тех, кто занимается искусством это некий уход от реальности? Так ли это и если да, то не страшно ли бывает возвращаться?

– Если согласиться с тем, что театр это уход от реальности или переход в какую-то другую реальность, то он как раз таки и призван помочь людям трансформироваться и вернуться в реальность нормальными. Более смелыми, думающими и спокойно переживающими различные невзгоды. Над людьми ведь постоянно довлеют какие-то проблемы. Но тяжесть проблем зависит от отношения к ним. То, что казалось нам глобальным и неразрешимым в 15 лет, в 25 уже так не воспринимается. Что изменилось за десять лет? Проблема осталась та же, поменялось отношение к ней. Каждый прожитый год сказывается на восприятии и то, что мучило нас, может через 12 месяцев показаться смехотворным. Одна из миссий театра и искусства вообще – изменение отношения человека к тем или иным явлениям, к самому себе, к окружающему миру. Поэтому все-таки искусство – это не побег от реальности, а возможность изменения отношения к ней.

Любимая забава журналистов вырывать фразы из контекста. «В обыденной жизни принципы очень нужны. Но в творчестве они мешают», – сказали Вы в одном из интервью. Значит Тарлан Расулов принципиально беспринципный режиссер?

– Если принципы приобретают форму догмы, то я против них. Не могут в искусстве господствовать какие-то окаменевшие убеждения, не меняющиеся с течением времени, потому что сам человек постоянно меняется и меняет свои воззрения. Даже самый принципиальный человек меняет свои принципы. Ничего незыблемого в искусстве нет.

Есть для Вас табу в профессии?

– Наверное, нет. Если Вы намекаете на непрекращающиеся споры по поводу ненормативной лексики и обнаженной натуры на сцене, то это для меня не табу, но если речь идет о том, чтобы просто заявить их в спектакле ради эпатажа, то это не мое. Все должно быть оправдано и уместно, тогда это не вызовет возмущения. Обычно эпатаж и намеренная скандальность – это примета того, что художник или не уверен в себе или сам низко оценивает свое творчество, потому вынужден прибегать к таким приемам.

Вас не приглашали подменить на съемках Роберта Де Ниро? Режиссер Расулов, судя по странице на IMDb, иногда актерствует. Любите не только зрителям, но и себе бросать вызов?

– Есть такой грешок. Это не вызов, конечно, но хороший опыт, позволяющий мне говорить с актерами на одном языке.

Какие вопросы не задают, а хотелось бы?

– Хотелось бы услышать вопрос наподобие «Не желаете ли Вы поработать у нас с ежемесячной зарплатой в сто тысяч долларов?»

Беседу не подвела Эмилия Деменцова