Сегодня хочу познакомить вас с талантливым врачом-андрологом из Новосибирска, Еленой Новиковой.
Она — автор уникальной методики восстановления мужской фертильности и основательница центра лечения мужского бесплодия, где с проблемой борются принципиально новым способом. Осенью 2025 года Елену номинировали на премию «Человек года». Это окончательно повлияло на моё решение: интервью — быть!
— Елена Геннадьевна, расскажите свою историю — как вы пришли в андрологию?
— В эту сферу я попала через хирургию. Уже на третьем курсе института пошла работать медсестрой, подружилась с урологами, что и определило мой выбор. Первую свою диссертацию я уже писала на тему эректильной дисфункции сосудистого генеза. Ещё важную роль сыграла Железнодорожная больница в Новосибирске — моя альма-матер. Там я прошла интернатуру и ординатуру, там же встретила своего наставника, профессора Анатолия Ивановича Мосунова. Он всегда говорил мне: «Если хочешь быть не просто хорошим врачом, а лучшим — занимайся наукой».
— В прошлых интервью вы рассказывали, что сначала собирались стать сосудистым хирургом. Почему изменили решение?
— Да, я мечтала о хирургии и, скорее всего, осталась бы в ней. Но после рождения первого ребёнка у меня развилась аллергия на операционные эфиры. Я не могла продолжать оперировать, и это стало для меня большим потрясением. Тогда друзья-урологи предложили поработать с ними на амбулаторном приёме. Так я оказалась в урологии, а позже и в андрологии. А в 2008 году появился первый андрологический центр в Новосибирске. Причём первым он стал не только в городе, но и во всём Сибирском федеральном округе. Тогда андрология казалась чем-то экзотическим, но я видела огромную потребность и перспективы в развитии этого направления.
— В какой момент вы решили развивать собственные проекты?
— В 2012 году, когда я была в декрете со вторым ребёнком, открыла первую клинику РМДЦ. В тот период я просто не могла сидеть без дела. Тогда же стала уделять больше внимания организации медицинских проектов и науке. Судьба свела меня ещё с одним важным человеком — Верой Георгиевной Селятицкой. Вера Георгиевна на тот момент была директором Института клинической и экспериментальной медицины, доктором биологических наук и профессором. Она стала моим научным руководителем во время защиты кандидатской диссертации в 2013 году.
— Сегодня вы — номинант на премию «Человек года». Как считаете, за что вас выдвинули?
— Думаю, главная заслуга в том, что мы с коллегами создали полноценную экосистему вокруг мужского здоровья. Это и профессиональная ассоциация, и образовательные инициативы, и психологические исследования, и научно-производственная компания, которая разрабатывает препараты с доказанной эффективностью. Общественность наконец признала: андрология важна не меньше, чем педиатрия и акушерство с гинекологией. Да, думаю, я стала номинанткой благодаря тому, что мне и коллегам удалось вывести мужское здоровье в публичную повестку. Ещё десять лет назад мало кто понимал, зачем нужен андролог. Сегодня мужчины сами приходят на приём и задают вопросы. Это значит, что мы движемся в правильном направлении.
— Елена Геннадьевна, расскажите, чем вы занимаетесь в вашем Центре и какие проблемы решаете?
— Для меня самая главная задача — сохранить способность человека продолжать род в процессе любви, чтобы рождение ребёнка оставалось таинством, а не механическим процессом. Сейчас эта тема особенно важна, потому что я вижу, как общество постепенно движется к тому, что детей начинают выбирать чуть ли не как товар в магазине — эмбрионов подбирают по нужным параметрам. Именно ради сохранения человеческой составляющей в процессах зачатия я веду свои проекты.
— Какие системные проблемы вы видите в вашей области?
— Их довольно много. Начнём с постановки диагноза мужского бесплодия — это отдельная проблема. Далее — определение вида патологии спермы, выбор корректного лечения. Всё это осложняется отсутствием стандартов, алгоритмов, чётких методик. Дело в том, что в России андрология до сих пор воспринимается как рудиментарное направление урологии — эдакая «дочерняя» специальность, которой не придают значения. Нет даже базового образования: нельзя закончить медицинский институт и получить диплом андролога, как это есть у терапевтов или врачей других узких специальностей. Всё развитие отрасли зависит от инициативы отдельного специалиста, который решил углубиться конкретно в эту сферу. Государство пока не обеспечивает обучение и формирование кадров.
— Значит, основная задача высшего уровня — создать условия для профессионального роста специалистов и развития отрасли?
— Именно так. Если мы хотим, чтобы люди могли рожать детей по любви, а не по формальным критериям, нужно развивать андрологию как самостоятельную научно-практическую дисциплину, формировать стандарты и готовить специалистов. Всё остальное — частные случаи, вторичные задачи.
— В чём уникальность вашей методики?
— Моя методика — это результат 23 лет работы в репродуктивной андрологии. За это время я изучила, как действует большинство препаратов, и хотя я не знаю всего, я знаю чуть больше, чем остальные. И тут я соглашусь с мыслью Сократа — «я знаю, что я ничего не знаю». Чем больше я погружаюсь в тонкости андрологии, тем больше понимаю, насколько плохо изучена данная область. Опыт, который лежит в основе моей авторской методики, складывается не только из успешных случаев, но и из ошибок. Я точно знаю, чего не стоит делать, и на этом строю алгоритмы своих действий: от диагностики до формулировки диагноза и подбора лечения.
— Расскажите подробнее об активе, с которым вы работаете, об окисленном декстране.
— Мы сотрудничаем с Федеральным исследовательским центром, который занимается фундаментальными научными исследованиями, и наша задача — транслировать полученные знания и достижения в практику врачей. Исследования окисленного декстрана ведутся уже более 30 лет — начиная с Института клинической экспериментальной медицины. Наш Центр — единственный в мире, кто смог внедрить окисленный декстран в клиническую практику. Это вещество позволяет решать задачи мужского бесплодия, с которыми раньше было трудно справиться. За годы работы мы собрали базу данных более чем 5 тысяч пациентов — это настоящие научные big data, где мы отслеживаем динамику мужского репродуктивного потенциала, включая изменения, вызванные ковидом и постковидным периодом. Эти наблюдения повлияли на подходы к терапии и помогают нам корректировать методы лечения.
— То есть у вас есть реальные показатели эффективности препаратов?
— Да. На сегодняшний день в научных изданиях опубликовано 16 моих статей, посвящённых влиянию окисленного декстрана на мужскую фертильность. А в сотрудничестве с коллегами из института написано около 150 статей о позитивном действии актива — и все они фундаментальные, подкреплённые большой статистикой. Это подтверждает научную ценность методики и её приоритет в реальной практике.
— А иностранные коллеги интересуются вашей методикой?
— Безусловно. Нас находят врачи, которые заинтересованы в решении проблем мужского бесплодия. Особенно активно реагируют страны СНГ и азиатского региона. Коллеги спрашивают о нашем опыте, делятся своими клиническими случаями, мы вместе ищем эффективные решения. Мы сделали помощь доступной для любого человека на планете. Центр предлагает очные консультации для жителей Новосибирска и области, телемедицинские и онлайн-консультации для пациентов из любого уголка мира. Мы даже проводим телемедицинские консультации в формате «врач-врач» с коллегами из других стран.
— Елена Геннадьевна, расскажите, как проходит лечение пациентов из других регионов и стран?
— Всё строится на принципе дистанционной работы: пациенты сдают спермограмму и другие анализы по месту жительства, а затем мы обсуждаем результаты онлайн. Принципы сбора информации и общения с пациентом и в том, и в другом случае одинаковые — будь то очная консультация или дистанционная. Инструментальные и лабораторные методы являются наиважнейшими, и спермограмма — база для оценки мужского бесплодия и перспектив наступления беременности для каждой отдельно взятой пары. В основу методики Центра заложены классические принципы медицинской помощи: сбор анамнеза, анализ жалоб и данных обследования. Разница только в том, что онлайн-визит исключает мануальные методы — пальпацию и аускультацию. Всё остальное идентично очному приёму. А дальше начинается работа по строго выстроенному алгоритму. Мы учли практически все нюансы и особенности мужчины, с которыми может столкнуться врач-андролог. Строго следуя алгоритму, соблюдая этапы работы с пациентом и сохраняя врачебную преемственность, вероятность ошибки мы сводим к нулю.
— Можно ли сказать, что ваша методика — это своего рода «система защиты пациента»?
— Именно. И ещё одна важная деталь методики — отказ от полипрагмазии, то есть назначения ненужных исследований и заведомо бесперспективных методов лечения. В репродуктивной андрологии существует более 350 возможных анализов и процедур, и чтобы пройти их все, пациенту придётся потратить порядка миллиона рублей. Это огромные деньги. Поэтому мы никогда не назначаем лишнего: диагностика строится индивидуально и только по показаниям. Это экономит пациенту нервы, эмоции и деньги. И, самое главное, значительно повышает вероятность наступления беременности.
— Опишите, как ваша авторская методика работает на практике?
— Мы никогда не действуем наугад. В основе методики — более двадцати лет практики и целый комплекс фундаментальных решений. Всё строится на чёткой логике и последовательности. Во-первых, консультации проходят по строгому регламенту. Это не разовый разговор, а пошаговый диагностический алгоритм, выстроенный в соответствии с клиническими рекомендациями. Во-вторых, назначения делаются только по согласованному протоколу. Мы используем современные препараты на основе окисленного декстрана: их задача — не просто снимать симптомы, а запускать физиологическую активацию процессов репаративной регенерации тканей репродуктивной системы и улучшать сперматогенез. Третий важный момент — постоянный контроль показателей. Мы регулярно оцениваем динамику сперматогенеза, отслеживаем изменения и при необходимости корректируем программу. Это исключает лечение «вслепую». И наконец — сопровождение мужчины. Наш пациент никогда не остаётся один на один с диагнозом: на всём пути его поддерживает куратор. В результате пациент точно понимает, где он находится, к чему идёт и зачем нужен каждый шаг. Мы буквально ведём его «за руку» весь путь, независимо от того, очная это консультация или онлайн. Кстати, возможность удалённых консультаций делает помощь доступной для пациентов со всего мира. Мы уже включены в систему медицинского туризма. По опыту сопровождения андрологических пациентов, думаю, в мире у нас просто нет аналогов.
— Елена Геннадьевна, представим, что у вас есть возможность внести изменения в процесс лечения мужского бесплодия на уровне страны. С чего бы вы начали?
— Первым делом я бы включила репродуктивную андрологию в образовательные программы медицинских вузов. Сегодня будущие врачи получают крайне мало знаний о мужской репродукции, не говоря уже о проблемах её регуляции, патологиях и принципах восстановления. И это колоссальная проблема. Второй момент — популяризация самой темы. О ней по-прежнему неловко говорить, но без открытого обсуждения невозможно привлечь финансирование, а без инвестиций отрасль, к сожалению, не развивается. Вдохновения и госпрограмм здесь недостаточно, нужна ещё и поддержка инвесторов. В первичное звено стоит внедрить узких специалистов — это сейчас обсуждается в Госдуме. Да, центры мужской консультации могли бы стать хорошими точками роста. Ну и, конечно, необходимо пересмотреть нормативно-правовую базу оказания помощи парам, планирующим беременность. Сегодня между врачами-репродуктологами и андрологами зияет огромный разрыв. Они работают так, словно они конкуренты, хотя на самом деле их цель одна — чтобы у пары родился ребёнок.
— И финальный вопрос: что для вас значит сама номинация на премию «Человек года»? Как думаете, она может повлиять на ваши проекты и дальнейшую работу?
— Поддержка общественности и признание профессионального сообщества — это всегда важно. Можно идти вперёд в одиночку, упираться и доказывать миру, что твоя тема значима. Но когда научная среда поворачивается к тебе лицом и признаёт ценность твоей работы — это окрыляет. Это даёт чувство, что ты уже не один. Сейчас у нас есть поддержка не только со стороны коллег, но и со стороны общества и государства. Это значит, что мы можем продолжать делать то, что делали, только с ещё большим вдохновением. Так что мне эта номинация даёт ценное ощущение нужности и понимание, что всё, что я делаю — не зря.