В поезде Порция пристает к солидному, седовласому соседу, называет его «папой», отвергнутая — делает вид, что ее больше всего интересует пейзаж в соседнем окне. Она глаз не сводит с огромного проводника в фиолетовой форме, а в минуту тоски неожиданно испускает вопль Тарзана и начинает притворно кашлять кашлем умирающего богемного поэта. Вынесенная на диванчик в тамбуре, она тут же теряет интерес к своим хитроумным затеям и лежит на спине, весело болтая ногами. Пеленать ее приходится в специальной пеленальной комнате на первом этаже вагона, на пластиковом столе, обнесенном таким мощным железным кантом, что кажется, будто на этом столе не младенцев переодевают, а динозавров. Рано или поздно — в зависимости от скорости поезда, которая иногда достигает 300 км/ч, — Порция непременно стукается об этот монументальный кант головой и избывает свое горе в маленькой и звуконепроницаемой железной комнатке. Обратно в салон она возвращается посвежевшая, умытая и готовая к самым неожиданным дорожным передрягам.

Столичный вокзал поражает ее: такое она видит в первый раз. Она замолкает, вертит головой и разглядывает гигантские дебаркадеры и толпу широко раскрытыми глазами.

В такси Порция больше всего интересуется небольшой пластиковой бутылочкой «Эвиан». В гостинице портье просит чье-нибудь удостоверение личности и, получив паспорт Порции, невозмутимо удаляется к себе в каморку, копирует его и довольный возвращается обратно. Номер Порции нравится. Некоторое время она восхищенно валяется на огромной взрослой кровати и жует меню. Чернокожая горничная, пришедшая установить в номере детскую кроватку, вызывает у Порции удивление: она в первый раз в жизни видит человека другого цвета. Некоторое время горничная и Порция настороженно переглядываются, потом Порция широко и приветливо улыбается. Горничная после этого настойчиво требует у родителей Порции, чтобы они беспокоили ее в любое время дня и ночи по абсолютно любому поводу.

В китайском ресторане она привычно собирает улыбки окружающих посетителей, обижается, когда у нее отнимают утащенную со стола ложку, и неожиданно охотно забирается на руки к молодой китайской официантке, предложившей занять ребенка, пока родители едят. Только однажды она оглядывается и проверяет, на месте ли мама, а потом совершенно забывает про своих родственников, увлеченная невиданными чудесами: люстрой из тысячи хрустальных подвесок, массивным резным панно, начищенным до блеска устройством вроде самовара, кухней, куда по необходимости уносит ее симпатичная девушка. «Сейчас они сделают с Порции копию и отдадут ее нам, а ребенка отправят к себе на родину», — тревожно шутит мама. Порцию возвращают вместе с десертом. Официантка говорит с ней по-китайски. Обычно Порция сразу замолкает, когда слышит иностранную речь, и с любопытством прислушивается, но китайский язык, судя по всему, она за осмысленный разговор вовсе не считает и все время перебивает официантку своим восторженным лопотанием.

Вечером Порция оказывается в толпе, наблюдающей фейерверк. Ее изумлению нет предела: она забывает обо всем и молча смотрит, как у нее над головой лопаются ракеты и рассыпаются по всему небу разноцветные огни. После фейерверка она настойчиво пытается что-то рассказать арабам, продающим летающие огоньки. Арабы, впрочем, рассматривают ее только как потенциального покупателя и цинично отворачиваются, когда выясняется, что огоньки Порция приобретать не собирается. По дороге домой Порция запрокидывает голову так, чтобы до самой гостиницы наслаждаться фонарями, плывущими над ней в ночном небе.

В номере Порция первый раз в жизни смотрит телевизор. Она глаз не может оторвать от вихляний Леди Гага и от оживленной физиономии французского президента и позволяет делать с собой все что угодно, тогда как обычно перемена памперсов превращается в упорную с Порцией борьбу.

В ванне она хватается за начищенный хромированный поручень и некоторое время стоит в воде, внимательно разглядывая собственное расплющенное отражение. Потом увлеченно гоняется по всей ванне за хрестоматийной уточкой, расплескивает несколько ведер воды по ванной комнате, ныряет, захлебывается, откашливается, снова ныряет и, наконец, промытая, высушенная, вытертая и умащенная маслами и благовониями, отправляется спать.

Проснувшись поздним вечером у себя в кроватке, Порция пугается одиночества и перебирается в кровать к родителям. Спит она на животе, уткнувшись головой в подушку. В середине ночи, переполненная впечатлениями, она вдруг, не просыпаясь, быстро ползет по громадной кровати, снова роняет голову на простыню, поворачивается, быстро ползет с закрытыми глазами в другую сторону, натыкается на отца, произносит несколько совершенно нечленораздельных слов, хлопает рукой по матрасу и снова замирает — на сей раз до утра.