Худшие из скреп
Новый год, аромат мандаринов и блеск бенгальских огней. В наших праздничных обзорах новостей науки мы старались, как могли, поддержать это настроение, то есть писали о вещах приятно-волнующих и сладостных, а о всякой мерзости старались не упоминать. В результате две важных научных работы остались неохваченными нашим вниманием по банальной причине: уж больно они противные. Однако объективность прежде всего: сейчас мы восполним пробел, и, если читателю вдруг станет тошно, — что ж, мы заранее предупреждали. Съешьте мандарин: он кислый, все как рукой снимет.
А может, вам и не станет тошно, потому что вам принципиально дорого все то, что объединяет божьих тварей в общности. Так называемые «скрепы». Соборность, национальная идентичность, или как вы там это называете. Танец вприсядку и луково-чесночный запашок — все то, что вы привыкли объединять под грифом «противно, зато свое, родное».
Итак, что нового нам говорит об этом наука? Начнем с тараканов. Если вам нужен какой-то пример из природы, доказывающий, что индивидуализм по всем статьям проигрывает перед общинностью, лучше таракана зверя не найти. Отковыряешь угол обоев, а они оттуда как полезут! Как добровольцы в ДНР через госграницу России, если, конечно, это корректное сравнение.
В отличие от муравьев, которые тусуются вместе ради общего дела, тараканы, похоже, собираются в большие группы просто ради собственного удовольствия. Биологам давно известно, что насекомые общаются с помощью химии, то есть феромонов. Есть половые феромоны, которые влекут друг к другу самца и самку, а есть феромоны агрегационные, собирающие всех особей без разбору в единый шуршащий и неприятно шевелящийся коллектив. И вот о том, что это за агрегационные феромоны, ни малейшей информации у ученых не было. А то как бы было хорошо: капнул такого феромона, и все тараканы собрались вместе под один тапок, ну или под какие-нибудь другие санкции.
И вот — научный прорыв исследователей из Северной Каролины. Они поняли, что объединяет сообщество тараканов в единую сакральную общность: это запах их фекалий, а точнее, продукты жизнедеятельности микробов в этих фекалиях. Когда тараканов растили в стерильной среде, без микробов, их какашки нисколечко не привлекали их братьев по племени. Но вот какашки с микробами действовали как самые настоящие скрепы: унюхав их, таракан тотчас же предпочитал общественное личному. Чтобы таракан, выращенный в стерильной среде, вдали от скреп, снова стал приятен и близок своим собратьям, ему нужно было всего-то лишь поесть их фекалий. Вот такие они смешные и милые.
Практическое значение работы очень велико — не в том смысле, что она поможет тараканам вместе встать с колен, а как раз наоборот, проще будет их сжить со свету. Потому и опубликована эта статья была в очень престижном журнале, PNAS. А популярный пересказ — в Science.
Подготовив читателя таким образом к восприятию неприглядной правды жизни, перейдем от тараканов к людям. Люди не едят г***но друг друга — по крайней мере, не в прямом смысле — но при этом тоже объединяются в сообщества. Для этого у нас есть общность истории, традиций, культуры, генофонда, всякие тому подобные штуки. И вот ученые нашли еще одну штуку, по которой можно прослеживать родственные связи между разными группами людей. Это угревые клещи.
У многих из нас, не станем скрывать, на лице бывают угри. Там, в омертвевших протоках сальных желез, набитых всякой дрянью, и проживает это милое членистоногое. Им-то и занялась группа американских исследователей. Эти ученые расшифровали геном паразитов из разных регионов мира и разных человеческих популяций.
Оказалось, что угревые клещи подразделяются на четыре расы. Эти расы разошлись три миллиона лет назад, то есть задолго до того, как предки современных людей расселились из Африки по планете. В результате африканскую популяцию освоили все четыре расы клещей; но вот в других регионах мира пропорция рас иная. На просветленных лицах европейцев вообще живет единственная раса (ученые обозначили ее D). Угри азиатов заселены примерно поровну расами D и B, и в целом эта популяция недалеко ушла от европейской, что косвенно поддерживает концепцию евразийства. Раса А характерна для Африки и Латинской Америки.
Но клещи отличаются куда более широким генетическим разнообразием, чем просто деление на четыре ветви: ученые обнаружили, что даже в пределах одной местности генетический профиль угревого клеща меняется от деревни к деревне, от семьи к семье. Таким образом, угревой клещ — гораздо более удобный инструмент для отделения «наших» от «не наших» на всех уровнях, чем, к примеру, головная вошь (именно на нее антропологи возлагали большие надежды в недавнем прошлом).
Подробнее о результатах исследования можно прочитать в Science. Если же вам и приведенной здесь информации более чем достаточно, мы вас прекрасно понимаем. Мы написали об этих двух работах в нашей научной рубрике не для того, чтобы сделать вам неприятно или обидно, а исключительно ради более разностороннего освещения захватывающего феномена жизни на земле, со всеми ее мерзостями, глупостями и уморительными заморочками.