Подпольные девочки Кабула

Перевод с английского: Элеонора Мельник

Когда Шукрия появилась в семье, родители не стали больше рисковать. Ее подготовка началась с самого рождения. Конечно, было бы идеально, родись она на самом деле мальчиком, но это, в сущности, не имело значения для задачи, которая была назначена ей с рождения, — оберегать своего старшего брата.

Ее мать вышла замуж в 13 лет за мужчину, который был старше ее на 30 лет. Она стала второй женой. Первая жена так и не смогла зачать, а мать Шукрии быстро забеременела — к радости всех, кроме бездетной первой жены: ее позор был подчеркнут и усугублен плодовитостью вновь прибывшей жены-подростка. Однако малыш новой жены умер, прожив на свете всего несколько месяцев. То же самое случилось и со вторым на следующий год. Когда заболел третий младенец, на первую жену пало подозрение, что она пыталась отравить его и она же убила первых двух сыновей, поскольку помогала кормить их смесью из бутылочки.

Мать Шукрии, женщина-подросток, постепенно утвердилась во мнении, что жена номер один — злодейка. Однажды между ними разгорелась драка, и жены стали метить в лицо друг другу кухонными инструментами. Когда подоспел их муж и оттащил окровавленную первую жену, она упала на пол и неудержимо зарыдала, умоляя его развестись с ней. «Я никогда не дам тебе развод», — ответил он. А потом принялся избивать ее кулаками и бил до тех пор, пока она молча и без сознания не осталась лежать на полу.

В семье больше никогда об этом не говорили, но в тот день было решено, что, когда родится следующий ребенок, ему будет назначена задача охранять оставшегося сына, если он выживет. Был он отравлен или нет, никому никогда так и не довелось узнать.

Следующий ребенок, родившийся в том же году, оказался девочкой. Ей было дано официальное имя Шукрия, но миру она была представлена как Шукур.

Подрастая, Шукрия всегда знала о своей особой роли и гордилась возможностью быть спутницей своего брата. Вместе они стали двумя принцами дома, четко отделяясь от последовавших за ними пяти сестер. Шукур делила с братом отдельную спальню, в то время как ее мать, отец и шестеро сестер спали все вместе в другой комнате.

Для афганской семьи обычное дело — давать старшим детям задание заботиться о младших, но у Шукур была еще более специфическая задача. Она должна была всегда и повсюду следовать за наиболее драгоценным активом родителей — их сыном — как его телохранитель. Они делали вместе всё. Спали в одной кровати. Молились. Ходили в школу. Что ела первой она, потом ел он, что первой пила она, пил потом он. Если возникала угроза со стороны другого ребенка, Шукур закрывала брата своим телом. Она никогда не задавалась вопросом по этому поводу: ей было сказано, что это честь для нее.

Кроме того, это давало ей возможность исследовать жизнь за пределами домашнего заключения, в котором жили ее сестры. Она как-то даже не очень представляла, чем они занимаются целый день. Шукур и ее брат никогда не оставались в доме ни на минуту дольше необходимого. В доме они всегда ели первыми, говорили первыми и никогда не занимались ни одним из приземленных дел, которые входили в обязанности сестер, как то: мытье посуды, уборка и готовка. Это все было не для мальчиков.

Внешний мир принадлежал им двоим. Они лазили по деревьям и исследовали склоны гор вокруг Кабула. Друзья Шукур обоих полов знали, что она родилась девочкой. Знали об этом все остальные ее родственники, ближние и дальние, и большинство соседей. Но в этом не было ничего из ряда вон выходящего: одна из ее одноклассниц тоже выдавала себя за мальчика. То была другая семья со своими собственными резонами; никто не любопытствовал больше положенного.

Когда «братья» вошли в подростковый возраст, у них стало еще меньше контактов с девочками, поскольку они узнали, что тесное общение с прекрасным полом будет выглядеть немужественно и вселит слабость в их сердца. Братья вступили в компанию из восьми молодых людей, которые разгуливали по городу в укороченных кожаных куртках в стиле Фонзи ¹ и тесных джинсах, уложив волосы на западный манер.

Дабы впечатлить друг друга и культивировать свою честь, они завязывали драки с враждебными компаниями. Недостаток грубой силы Шукур возмещала быстротой ног. Ни разу она не раздумывала, не представиться ли девочкой, когда ее задирали. Это означало бы немедленное поражение — и позор.

В молитвенные часы она молилась в мужской половине мечети вместе с другими, кладя ладони на живот, как мужчины, а не на грудь, как положено делать женщинам. Среди своих друзей она была принята и уважаема как «почетный» молодой человек. Однажды в автобусе Шукур обнажила нож против парня, который уселся на сиденье и попытался пристать к девушке-студентке. Ей даже не надо было задумываться: это был рефлекс. Женщин должны защищать от мужчин другие мужчины; она знала, что так устроено общество, и это было к лучшему.

Временами маленькая банда Шукур тоже бывала повинна в легких домогательствах. Не раз они с братом шатались по улицам в опасной близости к девушкам, которые умоляли их держаться подальше, чтобы их родители не расстроились. Друзьям не было особого дела до девушек; смысл был в том, чтобы спровоцировать их собственных братьев.

«Парни» знали о любви, но это была не та тема, на размышления о которой они предпочитали тратить свое время. Однако они знали, что девушки это делают, и временами подыгрывали им, просто чтобы посмотреть, насколько далеко те зайдут — сколь многим они готовы рискнуть. Шукрия рано усвоила, что любовь — это штука, которая может «снести крышу», и что ее следует предоставить более слабому полу. Ум женщин особенно восприимчив к тому, чтобы блуждать, увлекаясь поэзией и книгами. Мужской ум, напротив, более сосредоточен и лучше подготовлен к разрешению важных проблем и построению разных вещей. Во всяком случае, так ее учили.

Об руку с привилегиями, полагавшимися ей как второму сыну ее отца, шла ответственность. Бегать на базар, покупать еду и домашние принадлежности, таскать тяжелые мешки с мукой и канистры с маслом для готовки — все это ложилось на ее плечи. Старшего сына щадили — он всегда имел более высокий статус, чем семейный бача пош, — но Шукур была создана для того, чтобы заниматься тяжелым физическим трудом.

Особенно тягостно это было, когда у нее начались месячные. Рассказать об этом событии отцу было немыслимо: это определило бы ее как женщину и, более того, кровотечения пометили бы ее как нечистую и слабую. Так что начиная с конца лета и начала осени своего 15-го года Шукур мирилась со спазмами в животе, доверху заполняя тачку на колесах глиной у ближайшей ямы и бегом везя ее к дому, чтобы подготовить крышу к зиме. За лето глиняная крыша обычно пересыхала и растрескивалась, так что в месяцы, предшествующие ледяной, жестокой зиме, ее нужно было снова подлатать. Между пробежками с глиной Шукур садилась на корточки и обнимала себя за ноги, пытаясь унять боль и согреть живот.

Мать никогда не задавала ей вопросов, а отцу неоткуда было узнать. Шукур любила отца и стремилась делать все, что было в ее силах, чтобы угодить ему, будучи идеальным сыном.

Она благодарна за то, что месячные пришли к ней поздно: у младших сестер они начались гораздо раньше, в первые же подростковые годы. А когда Шукур исполнилось тринадцать, ее бедра почему-то не начали округляться ниже талии, так же как у Захры. Она заставляла свой голос звучать ниже, подобно голосам других мальчиков. Грудь ее оставалась плоской.

Она узнала от матери, что ребенок появляется на свет из женского лона. Сам акт рождения казался ей пугающим. Ее мать, как и многие другие афганки, рассказала дочери, что малыш внезапно прорывается наружу из дыры в животе женщины. Это была только одна из причин, почему Шукур решила, что никогда не выйдет замуж, и она была уверена, что больше нужна своей семье. Шукур воображала, что примет от отца эстафету по обеспечению их всех. Ее отец, офицер службы безопасности в аэропорту, ушел на пенсию, когда ей едва исполнилось четырнадцать, и Шукур решила получить образование, чтобы стать медсестрой. На самом деле она хотела стать врачом, но для этого требовались еще несколько лет учебы, и стоило это дороже. Ей пришлось бы работать и зарабатывать, чтобы оставаться сыном для своего отца и братом для своих сестер.

Таков был ее план.

Однако вскоре начали появляться опасности. Как примерно в то же время, в начале 1990-х, радикально изменилась жизнь Азиты, так случилось и с Шукур. Но ее семья оставалась в Кабуле на протяжении всей гражданской войны, которая последовала за правлением коммунистов. Шукур было 17 лет в тот день, когда на пороге их дома появились три моджахеда. В Кабуле только что ввели более строгий дресс-код для женщин — с обязательным головным платком. Боевики услышали истории о женщине, которая одевается как мужчина, и преисполнились решимости исправить это непотребство. Шукур чувствовала себя как дома в районе Даруламан, где выросла, в джинсах, мешковатой рубахе и со старательно отращиваемой прической в стиле афро. Боевики встали на пороге и потребовали, чтобы им предъявили переодетую преступницу, которая, как им сказали, живет в этом доме. Поначалу отец не сдавался. Но Шукур сделала шаг вперед и просто сказала, что, вероятно, они ищут именно ее. Двое мужчин пристально осмотрели ее, обменялись взглядами, и один из них заговорил властным тоном: «Ладно. Ты выглядишь как парень, ты полностью похож на парня. Так что мы будем называть тебя парнем».

И с этим словами Шукур получила одобрение моджахедов как «настоящий мужчина». Боевики ушли и больше не возвращались. Но они были предвестниками еще более темных дней, предстоявших в будущем. Родители Шукур начали думать, что ей больше нельзя оставаться мужчиной, тем более что и их родственники постоянно жаловались — они тоже становились все более консервативными и запуганными. Некоторые говорили, что неприемлемо иметь в семье взрослую девушку, которая притворяется парнем. Как всегда, на кону стояли репутация и честь.

_______________

1 Персонаж американского телесериала 1970-х «Счастливые дни» (Happy Days). — Прим. перев.