Что было с нашей экономикой последние 25 лет и где все это время была нефть

Есть три эпохи, которые прошла новая российская экономика за период своего существования. Первый этап больших изменений начался в 90-е годы: тогда мы долго и мучительно выкарабкивались из Советского Союза, из той экономики, которая никому была не нужна. Цикл, в котором крутилась советская экономика, можно было описать так: экскаватор копает канал, выкапывает руду, из руды выплавляют металл, из метала делают экскаватор; производство идет, все работают, железо скрипит, каналы роются, а пользы людям от этого никакой.

В переходный период проводилась довольно специфическая экономическая политика. Можно вспомнить о том, например, как воевал парламент, где преобладало коммунистическое большинство, c правительством Ельцина; Центральный Банк то печатал, то отказывался печатать деньги. Закончился этот этап дефолтом 1998 года.

Все в том году считали, что российская экономика лежит и по меньшей мере еще два года не встанет — такие прогнозы давал Международный валютный фонд. Но не прошло и полгода, как эта новая экономика, которая сформировалась в результате дефолта и мудро была оставлена в покое коммунистическим правительством, начала подниматься. Жуткий развал буквально через несколько месяцев сменился экономическим ростом. Тогда один из мудрейших экономистов, вице-председатель Федеральной резервной системы США Стэнли Фишер сказал, что российская экономика никогда не выглядит так плохо, как она плоха на самом деле, и никогда не выглядит так хорошо, как хороша на самом деле. К нашей экономике эта фраза до сих пор применима, в любой момент можно найти в нашей экономической картине что-то позитивное или тревожное, на что другие не обращают внимания.

И вот, спад 1998 года сменился резким скачком и реальным экономическим ростом, который продолжался еще десять лет. Экономический рост, который длится столь долгий срок, — это было для нас абсолютно уникальное явление. За этот период мы удвоили ВВП, выросли наши доходы, люди стали думать о качественно новых потребительских стандартах, и мы начали жить совершенно в другом мире. Это был не просто высокий рост, это был рост выше мировых темпов.

Второе драматическое событие, которое было связано не только с нашими внутренними проблемами, — глобальный финансовый кризис. Такие случаются раз в сто лет. Это действительно было событие колоссального значения, и потрясло оно нас глубже, чем остальные страны. После того как мировая экономика из кризиса выкарабкалась, выбрались из него и мы, пытаясь несколько лет держаться на одном уровне со всеми.

Но в 2013 году случилось нечто, что повлекло за собой нынешний спад, который многие до сих пор, как мне кажется, неправильно понимают. Очевидно в событиях 2013 года только одно: одной лишь нефтью этот спад объяснить нельзя. Давайте вспомним: цена на нефть была низкой вплоть до 1999 года; в феврале того года она составляла 23 доллара за баррель и держалась примерно на этом уровне вплоть до апреля. После чего начался резкий и беспрерывный рост цены, и только в кризис 2008 года был недолгий спад, а окончательно нефть упала только сейчас. Подчеркну, что в начале нулевых экономика функционировала, даже проводились какие-то реформы, и никакого дефицита в бюджете не было, хотя цена на нефть была ниже, чем сейчас.

Как дела обстоят сейчас? Прогноз МВФ на 2016–2017 год не очень оптимистичный: он показывает, что мы скатились ниже темпов мирового роста, но будем развиваться более-менее стабильно, на уровне 3–3,5 процентов в год. Российская экономика будет сокращаться по отношению к мировой. Весь мир растет быстрее нас, а мы «сжимаемся» — это означает, что мы проигрываем конкурентную борьбу за капитал, за людей: наши люди уезжают, а к нам, наоборот, никто не приезжает. Сегодня российская экономика, если оценивать ее по текущему обменному курсу, составляет всего 1,7 процента от мировой экономики.

Ввоз и вывоз капитала: три модели поведения частного сектора в российской экономике

Не знаю, повезло нам или нет, но Россия очень богата разными минеральными удобрениями, сырьем и полезными ископаемыми, и мы имеем стабильный приток денег благодаря торговле ими со всем миром.

Вопрос в том, что делает частный капитал с деньгами, поступающими в страну. За все существование новой российской экономики мы наблюдали три модели поведения частного сектора. Первая модель — это все 90-е годы. Мы вывозили много денег, причем часть из этих нефтедолларов убегала в виде утечки капитала, а часть все-таки оставалась в стране и инвестировалась. Со временем процент вывозимых денег становился меньше. Где-то с 2005–2006 года произошел переход количества в качество: люди поверили, что будет динамическое экономическое развитие, — вернулись «убежавшие» ранее средства и начался приток иностранного капитала в страну.

После глобального кризиса 2008 года все изменилось: вне зависимости от того, сколько мы зарабатывали на продаже сырья, практически все это, а то и с запасом, вывозилось из страны — люди не хотели инвестировать здесь. Это продолжается вплоть до сегодняшнего дня, и это основная наша с вами проблема.

«Девятый вал» — современная картина российской экономики

Я сделал лейтмотивом сегодняшнего выступления картину «Девятый вал». Есть поверье, что девятая волна самая сильная: в результате слияния нескольких волн и возникает вал, который значительно крупнее и мощнее других волн. «Девятый вал» в нашей экономике — это слияние нескольких негативных факторов. Люди должны справляться не только с падением курса, не только с санкциями — хотя этого было бы достаточно, чтобы сокрушить и более сильную экономику, чем современная российская, — помимо всего прочего, нам было бы неплохо постоянно держать в голове следующие проблемы.

1. Сланцевая революция и новая расстановка сил на мировом нефтяном рынке

Сланцевая революция, в которую не верили в «Газпроме» и российском правительстве, оказалась реальностью. Даже этот спад цен на нефть со 100 до 30 долларов за баррель привел лишь к незначительному уменьшению производства нефти в Соединенных Штатах, где появилась, по сути, новая отрасль экономики. То, что раньше было совершенно невыгодно, неэкономично, на сегодняшний день является рутинной технологией, которая позволила стране из импортера нефти в течение пяти лет превратиться в экспортера.

Это перевернуло мировой рынок нефти, и в ОПЕК, которой раньше все боялись, сегодня просто разводят руками и говорят, что ничего не могут сделать, даже если будут ограничивать добычу и продажу — они только обогатят тем самым американских нефтяников, чего делать не собираются. ОПЕК после сланцевой революции умыл руки — они больше не контролируют мировой рынок нефти, который живет теперь по другим законам.

2. Проблемы отечественной нефтедобывающей промышленности

Согласно прогнозу Международного энергетического агентства, в ближайшее десятилетие наш объем добычи сырья уменьшится сильнее, чем в любой другой стране. Потому что основная нефтеносная провинция Советского Союза, а потом России — Западная Сибирь — постепенно истощается. То счастье, которое привалило Советскому Союзу в 60-х годах, на сегодняшний день подходит к концу. Альтернатива — Восточная Сибирь, Сахалин, небольшие шельфовые месторождения. Тамошнюю нефть добывать либо чересчур затратно, либо сложно, либо вообще пока невозможно технологически. Невозможно потому, что действуют санкции в сфере технологий нефте- и газодобычи на значительную часть наших проектов, которые подавали в недавнем прошлом большие надежды. Даже если бы мы имели технологии, при текущих низких ценах на нефть разработка этих  месторождений нам в данный момент просто не по карману.

3. Ситуация с национальной валютой

Можно по-разному относиться к политике Центрального Банка, но вынужденное решение о переходе от рублевого коридора к так называемому свободному курсу привело к резкому обрушению курса нашей национальной валюты. Стало быть, мы с вами стали беднее, по крайней мере в отношении импортных товаров и услуг. Особенно это ощущают те, кто сейчас ездит за рубеж. Также можно увидеть, насколько выросла амплитуда этих колебаний. Мы живем, как на вулкане, и, если сохранится такая политика ЦБ, это движение продолжится, потому что все негативные факторы, которые влияют на курс нашей национальной валюты, моментально выливаются в серьезные изменения в ней. Центральный Банк, напоминаю, в торговлю не вмешивается.

Давайте представим себе, что произойдет, если вдруг отменят санкции. Рубль начнет расти с той же интенсивностью, с которой сейчас падает. Может быть, нам от этого станет лучше, но это сразу отразится на промышленности: наши товары на международном рынке моментально подорожают, конкуренцию с импортом они начнут проигрывать. Валютные качели и есть один из самых негативных экономических факторов последних нескольких лет. Политика ЦБ, вызывающая зависимость нашей экономики от цены на нефть и международных санкций, и задает сегодня амплитуду этой болтанки.

4. Демографический кризис

Самый главный наш ресурс — это люди. Где-то до 2007–2008 годов мы жили с приростом рабочей силы — экономисты называют ситуацию, при которой численность населения, вступающего в трудоспособный возраст, больше той, которая из трудоспособного возраста выходит, демографическим дивидендом. Китай, например, через пик этого явления прошел. Но и мы вот-вот пройдем.

Количество людей, их рождаемость и смертность — это устойчивые и хорошо прогнозируемые параметры. Для того чтобы их изменить, требуются даже не годы, а десятилетия. Мы вошли в зону спада трудовых ресурсов примерно с 2010–2013 годов, и сейчас в год теряем примерно 800 тысяч человек — это было заложено войнами ХХ века. С другой стороны, короткое горбачевское решение по поводу антиалкогольной кампании имело уникальное позитивное последствие — увеличилась рождаемость, чего совершенно никто не ожидал. Этот небольшой рост уже заложен в долгосрочные демографические прогнозы, и влияние его мы можем предсказать уже сейчас.

Демографы спорят о том, повлиял ли материнский капитал на рождаемость в стране. Я скорее соглашаюсь с теми, кто считает, что он повлиял незначительно — по крайней мере, если сопоставить будущую выгоду от введения материнского капитала с теми деньгами, которые были на него потрачены. Приятно, когда семьи с детьми получают дополнительные деньги, но, по данным РБК, это лишь ускорило рождение второго ребенка в семьях, которые и так собирались родить двоих или троих. Семьи, собиравшиеся иметь только одного ребенка, свое решение в основном не поменяли.

Есть пределы у количества мигрантов, которых мы можем принять из Средней Азии: по разным оценкам, это от 5 до 6 миллионов человек. За счет Средней Азии нам удается заместить примерно половину естественной убыли рабочей силы. Но те люди, которые сюда приезжают, во многом уступают тем, кого мы теряем: отъезд специалистов за рубеж стал эпидемией.

5. Ситуация на фондовом рынке

Когда фондовый рынок падает, ваш реальный доход от владения российскими активами убывает. Это относится не только к тем, кто владеет акциями и торгует на фондовом рынке, к сожалению, это относится ко всем нам, владельцам каких бы то ни было активов на территории РФ, включая недвижимость и другие материальные и нематериальные активы.

Инвестиции — это ваша оценка будущего: вы можете либо израсходовать деньги на потребление благ, либо во что-то вложить. Бизнес решает инвестировать, то есть вкладывать деньги в будущее развитие чего-либо, таким образом, создаются предпосылки увеличения темпов роста экономики в будущем. «Готовы ли мы сейчас вкладывать в собственное будущее в России?» — этот вопрос задает себе бизнес и с конца 2011 года начинает все чаще отвечать на него отрицательно, потому идет спад инвестиций.

6. Институциональные помехи в сфере бизнеса

У сокращения инвестиций есть три причины. Первая — институциональные помехи: коррупция, проблемы в области права собственности, судебной системы, чиновничьего аппарата. Бизнесу посылаются плохие сигналы: вы здесь не нужны.

С другой стороны, существует индекс Doing business. Это объективная оценка различных бюрократических процедур с точки зрения того, с чем приходится иметь дело предпринимателям: оценка стоимости и длительности регистрации фирмы, налогов, проведения внешнеторговых операций и так далее — одним словом, рейтинг удобства ведения бизнеса. Если суммировать все эти достижения, оказывается, что у нас ситуация с бизнесом в последние годы не ухудшается, а улучшается: несколько лет назад мы занимали 124-е место в мире (из 190 стран), на сегодняшний день мы находимся на 51-м месте. И нет оснований полагать, что Всемирный банк этот индекс каким-то образом фальсифицирует.

7. Стройки окончены

Второй фактор, влияющий на сокращение инвестиций, — так называемые циклические причины. Расшифровываю: было несколько больших проектов, несколько строек, которые осуществляла вся страна. Это, в первую очередь, Олимпиада в Сочи, АТЭС на Дальнем Востоке и еще ряд проектов поменьше. К 2013–2014 году все они естественным образом подошли к концу; остался чемпионат мира по футболу, но реализация этого проекта, во-первых, была растянута на более длительное время, во-вторых, он не предполагал таких масштабных строек — конструкции, которые нужно создать к чемпионату, намного меньше. Новых масштабных проектов не появилось — может быть, это и есть причина того, что к сегодняшнему дню заглохла вся инвестиционная деятельность, так как государство очень часто втягивает в инвестпроекты частный капитал.

Давайте посмотрим на эффективность тех инвестиций, например, в Олимпиаду и другие аналогичные по масштабу проекты. Я не сказал бы, что это суперпродуктивные проекты с точки зрения их коммерческого использования. Есть такой курьез: как только страна проводит Олимпиаду, с ней происходит что-то плохое, как с Советским Союзом в 1980-м, с Грецией в 2004 году. Недавно я узнал, что наращивание японского долга – по-моему, 250 процентов ВВП, непревзойденный мировой рекорд — началось с Олимпиады в Токио. То есть Олимпиада — это фактор не очень позитивного свойства.

Представим, что мы начали строить что-то новое в 2013–2014 году при цене на нефть 100 долларов за баррель. Сегодня пришлось бы сначала урезать расходы на это строительство, а потом просто замораживать проект. Поэтому, может быть, хорошо, что эти стройки не начались. Ведь польза проекта не только в том, что он есть и привлекает инвесторов, но и в том, что после его реализации жители страны смогут пользоваться его плодами.

У меня есть любимый пример — дорога Чита — Хабаровск. Это был советский проект, заброшенный в 70-е годы. В какой- то момент, на волне высоких нефтяных цен, было решено сделать транспортную связность всей территории страны, чтобы можно было доехать на машине от Владивостока до Москвы. Построили дорогу, по которой Путин ездил на желтой машине. Мой приятель, который работал в одном из контрольных органов при Минфине, решил съездить туда в командировку и посмотреть, как работает дорога. Вернулся он в шоке: загруженность трассы составляла, по его словам, 300 машин в сутки, что является очень маленьким показателем для такой магистрали. Зачем строить такие дороги? Большинство машин, которые там ездят, — перегоняемые старые японские автомобили. То есть, построив эту трассу, мы помогли какому-то странному бизнесу.

Мой друг пошел к местным бизнесменам и стал с ними разговаривать о рентабельности дороги. Ему ответили, что дорога хорошая, но проблема в том, что бизнес по-прежнему продолжает возить грузы по Транссибу. То есть для дальних перевозок используется железная дорога, а новая дорога применяется лишь для передвижения на короткие расстояния, поэтому и машин так мало. Они же рассказали, что не хватает прямой связи с Китаем, что способствовало бы налаживанию торговли, а значит, и росту доходов. Этот пример показывает, как можно потратить деньги на какой-то проект, кажущийся красивым, но приносящий сомнительную пользу.

8. Мы придерживаем деньги

Третья и основная причина сокращения инвестиций — негативные ожидания. Мы думаем, что завтра будет хуже, и потому не инвестируем, и назавтра и правда становится хуже, именно потому, что мы не инвестировали. Такой порочный круг может длиться очень долго. Нужно сделать так, чтобы люди начали думать, что прав был Стэнли Фишер и не все так плохо с нашей экономикой, как кажется. И как только этот «щелчок» в сознании россиян произойдет, российская экономика начнет расти.

P. S. Что делать?

Начать стоило бы с того, чтобы ввести такой экономический режим, который вызывал бы доверие у наших и заграничных предпринимателей, собирающихся вести бизнес, налаживать внешнюю торговлю и получать разрешения на строительство. Затем провести судебную реформу: без суда — места, обеспечивающего справедливость, — ничего не получится. Есть варианты импортирования зарубежных судебных систем и институтов, по такому пути пошли сейчас казахи. Но при наличии сегодняшней судебной системы в России сложно вести бизнес.

Мы недорасплатились за то зло, которое мы копили на этой территории в течение 70 лет: жизнь так сложилась, что по мановению волшебной палочки мы стали свободными людьми, стали есть «сникерсы» и ходить в банки, а на самом деле у нас внутри осталось сидеть что-то совершенно недоисправленное. Многие наши проблемы кроются внутри нас, в нашем неумении договориться, уступить, что-то для другого сделать. Есть люди, которые продолжают верить, что если они возьмут ипотечный кредит, им станет лучше. Есть люди, которые продолжают так же тратить, как до спада экономики, и им кажется, что их не коснутся сложности. А есть те, кто, во-первых, мобилизуется, во-вторых, начинает больше обмениваться информацией, услугами и товарами с другими людьми. Это не только экономика, это еще и то, что называется гражданским обществом, и с этим больше всего необходимо работать на настоящий момент. Однако у большинства из нас все же истощаются элементарные социальные связи. Нам надо расчищать мозги и работать в этом направлении.