(Продолжение. Начало читайте здесь: часть 1, часть 2)

Часть третья. О верности и распутстве

В этой части мы попытаемся убедить нашу читательницу, что жеманничать и кобениться — не всегда идеальная жизненная стратегия.

В предыдущих частях мы проделали интеллектуальный финт ушами: начали с какой-то заумной тягомотины про репликаторы как сущность жизни и за пару страниц формальных выкладок пришли к тому, что непременно должно быть два пола, один из которых будет унижать и эксплуатировать другой. Более того, весьма вероятно, что унижаемым и эксплуатируемым полом станет тот, который производит более крупные гаметы, то бишь женский. С такими выводами, да еще и под праздники, у автора почти нет шансов на успех у дам; придется как-то выруливать на более романтические следствия из эволюционной биологии. Природа тут на стороне автора, потому что, как мы сказали выше, она жестока и цинична, но далека от прямолинейности. Природа хитра — просто потому, что хитры каждая по отдельности из тварей, эту природу составляющих.

Представим себе на минуту тот упрощенный сексистский мир, который якобы следует из предыдущей главы. Самки — поголовно Золушки, готовые безропотно нарожать детей первому встречному подонку и потом всю жизнь расхаживать по двору с коляской в мешковатом синем пальто. Самцы — этакие Барни Стинсоны, разбрасывающие палки направо и налево, без обязательств. Мы уже немного насобачились рассуждать как эволюционные биологи и знаем, как расшатать эту идиллию. Что если кто-то из действующих лиц чуть-чуть отклонится от предписанной роли?

Например, кто-то из Стинсонов, возможно, вдруг влюбится по-настоящему и решит слегка инвестировать собственные ресурсы в потомство. Конечно, нашим Золушкам имеет смысл за такого побороться. Чтобы выявить парня с серьезными намерениями, самке проще всего поступать вот как: затягивать с сексом как можно дольше. Чем больше времени парень уже потратил на девушку (то есть чем больше вложил ресурсов), тем ему же самому выгоднее отказаться от стратегии Стинсона и довести дело до брака, а это и называется «влюбился». Золушка тем самым принимает стратегию Принцессы: она всех динамит и кобенится до последнего, пока самый упорный не победит ради нее дракона.

Если все девушки станут так себя вести, огромный выигрыш в размножении приобретут самцы, способные выдержать этот марафон, не отвлекаясь на левые ходки. Назовем их Рыцарями. Итак, наш маленький ад из распутников-Барни и безропотных Золушек постепенно превращается в куда более респектабельный социум, населенный Принцессами и Рыцарями. Такие социумы мы часто видим у птичек: самцы ухаживают за самками, вьют гнезда, а потом образуют пару на всю жизнь и вместе растят птенцов.

Но вот среди наших Принцесс — чисто случайно — появляется Потаскуха! Когда все кругом Рыцари, Потаскуха пользуется огромным преимуществом в размножении: она захватывает самого лучшего (и заведомо верного, потому что все кругом Рыцари) самца, не тратя драгоценное время на предкоитальное жеманство. Другие самки, глядя на ее успех, начинают задумываться, так ли уж важна эта самая девственность до брака. Число Потаскух постепенно увеличивается.

Теперь у нас есть девочки-недотроги и девочки, готовые идти в кусты с каждым. Это уже какой-то выбор. Рыцарям-то все равно, по их стратегии надо влюбляться на всю жизнь и нянчить детей (более того, связавшись с Потаскухой, Рыцарь может и проиграть по-крупному). Но случайно возродившийся из небытия Распутник Барни попадает в клубничный палисадник. Он резвится среди легкодоступных женщин и бросает их с детьми. Потомство Барни растет на глазах. Потаскухи, превратившись в Золушек, одна за другой переодеваются в мешковатые синие пальто и топают во двор в своем спальном районе, гулять с колясками в одиночестве. Их стратегия становится явно проигрышной. Преимущество опять за ломаками-Принцессами. А раз так, спрос на Рыцарей вновь растет, и бедолага Стинсон опять не у дел. Цикл замкнулся.

Все это может показаться вам высосанным из пальца, но я почти точно воспроизвел модель, описанную Ричардом Докинзом и проанализированную математическими биологами: репродуктивные стратегии Гуляки, Верного, Скромницы и Распутницы действительно нестабильны каждая сама по себе, и сексуальная атмосфера в обществе, состоящем из таких типов, будет колебаться от тотального распутства к большой патриархальности и обратно без конца — об этом свидетельствуют не расплывчатые рассуждения, а строгая математическая модель. Согласитесь, что ужасное положение Барни (который вынужден проходить через периоды, когда ему никто не дает), и тяжкий жизненный крест Рыцаря — совсем не тот сексистский триумф беззаботного мачизма, который, как можно было вообразить вначале, якобы следует из законов биологии. Если что-то и похоже на унижение и эксплуатацию, так это как раз положение этих бедняг. Дорогие дамы, это я не затем написал, чтобы вас разжалобить: это все следствие из неумолимых законов природы.

Конечно, реальная жизнь сложнее описанной модели, в ней есть место и этим четырем стратегиям, и множеству всяких диковинных причуд. О них — чуть дальше.

Часть четвертая. О коварстве и любовных страданиях

Из этой части наша читательница узнает о том, что ее желания важнее, чем законы природы.

Из того, что мы сейчас тут заливали, может создаться впечатление, что все чудо любви и верности можно легко вывести из игры эгоистических мотивов. И это, в общем, правда. Мы тут не дети и на горьком опыте знаем, какую огромную долю в отношениях полов занимает конфронтация. Отелло, например, любил Дездемону, но ему пришлось ее задушить, потому что он думал, будто она гулящая тварь. Не доставайся, мол, никому.

Очень похожая коллизия описана биологами у плодовых мушек. Мушки-девочки, в отличие от Дездемоны, действительно спариваются с кем попало, набирая в свое чрево образцы спермы от разных самцов. Чтобы немного приструнить этих тварей, самцы мушек производят токсичную сперму. Токсин нужен затем, чтобы убивать сперматозоидов от других самцов – у кого сильнее, тот и победил. При этом тот же токсин очень вреден для самой самки, он стремительно укорачивает ее жизнь. Но нам, пацанам, это по барабану: кому интересна ее жизнь, пусть родит мне маленьких мушат — и свободна. Эту драму расследовал биолог Уильям Райс, и это один из многих примеров того, как цинично некоторые относятся к женщине. Особенно когда она гулящая: потому что когда тот же Райс выдерживал мух в условиях моногамности, через несколько поколений сперма самцов заметно растеряла токсичность, и девочки стали жить дольше.

Впрочем, хватит пугать наших прекрасных читательниц; ситуация не столь мрачна. Давайте вернемся немного назад и вспомним, что у нас — по важным теоретическим причинам — есть два пола: один специализируется на конкуренции, и это мужчины, другой на постоянстве и надежности, и это женщины. Мужчина делает сперму, которой хватило бы на много-премного женщин. Именно этот факт делает конкуренцию особенно острой. Зато женщине есть из чего выбрать. Это оборотная сторона различия в размере половых клеток, и теперь уже не в нашу пользу.

В этом женском выборе нет никакого демократизма. Например, известная цифра: у морских слонов всего 4% самцов участвуют в 88% половых актов. Остальным 96% достаются крошки с этого пира жизни. Будь природа чуточку подобрее к самцам, она бы сократила их число соответственно: зачем плодить неудачников, если дамам хватит и небольшого числа героев? Однако не все так просто. Еще в середине прошлого века генетики заметили, что из уравнений популяционной генетики следует забавная штука. Эволюция — закрепление полезных генов и уничтожение вредных — быстрее всего идет в популяции малого размера, это «эффект бутылочного горла». Но при этом в такой популяции очень велик риск вырождения (об этом мы рассуждали в первой части — это когда извержение вулкана случайно уничтожает тех особей, которые были уже одобрены отбором, и оставляет никчемных). В идеале хотелось бы, чтобы бутылочное горло обеспечивало отбор, но при этом драгоценные приобретения эволюции не растрачивались впустую. И тут как нельзя кстати оказываются два пола! Мужской (у многих видов) — в избытке. Размножаются избранные счастливчики, вот тебе и бутылочное горло для отбора. А самки при этом консервативны и не склонны к риску — они сохраняют генофонд от случайных потрясений. Как удобно!

Отсюда вроде бы следует лестный для дам вывод: они — наше сокровище, мы — расходный материал. К сожалению, строгая популяционная математика не подтверждает это рассуждение. Кроме того, избыток мужчин не может диктоваться нуждами эволюции, потому что живые существа вовсе не стремятся к эволюции. Они стремятся выживать и размножаться, тупо и эгоистично, не заглядывая далеко в будущее. И причины избытка мужского пола лежат именно в этом. Об этом догадался замечательный генетик Рональд Фишер.

Фишер придумал вот что. Сколь бы ни остра была конкуренция самцов, сколь бы малой их доле ни удавалось подцепить цыпочку, все равно в каждом детеныше генетический вклад отца и матери в точности равен. Это значит, что риск пролететь с размножением у самцов точно уравновешивается колоссальным выигрышем в том случае, если спариться все же удастся. Проведем теперь то же рассуждение, что мы уже несколько раз тут пытались: возьмем для начала популяцию, в которой самцов и самок поровну. А теперь допустим, что их пропорция случайно отклонилась от равновесия — например, самок стало больше. Когда мы делали этот фокус в прошлый раз, оказывалось, что равновесие тут же нарушается, и все скатывается в какую-то крайность. Но теперь будет не так: если самок стало больше, то родители, которые произведут больше детенышей мужского пола, окажутся в выигрыше (хоть спарятся и не все, но тот, кто спарится, распространит свои гены триумфально). Таким образом, равновесие, едва отклонившись от 50/50, тут же возвращается обратно. И при этом совершенно не важно, сколько самцов на самом деле нужно в популяции: вероятности все выравнивают*.

Таким образом, природа вовсе не намерена подправлять несправедливость: ей нравится, когда мы страдаем, а вы, любезные дамы, проявляете разборчивость. Нам приходится привыкать жить в таких сумасшедших условиях. А это невозможно, если самим не вести себя чуточку безумно (уж больно высоки ставки).

Я тут, конечно, немного все преувеличил. Лично автор ни от какой особой конкуренции не страдает. Речь, скорее, о морских слонах или павлинах; можно же на секунду вообразить себя павлином, для наглядности? Слегка расправить переливчатый хвост? Повторюсь: только для наглядности, не подумайте чего.

Так вот, о павлинах и их безумствах. Тот же Дарвин в какой-то момент заметил, что если уж отбор — такая важная штука, то огромную роль в этом самом отборе играет как раз выбор капризных дам. А дамы вполне могут выбирать самцов не совсем по тем же признакам, что и бездушная природа. Дамам нравится, когда самец красивый — например, с нелепым развесистым хвостом. Из-за этого гены «красивых» самцов будут распространятся, даже если они вообще-то бесполезны. Этот казус Дарвин и назвал половым отбором (или «подбором», в старых русскоязычных книжках). Казус же в том, что если выживают вовсе не «самые приспособленные», а самые привлекательные для дам, то вся концепция прогрессивной эволюции катится в тартарары.

Об этом — в следующей части.

__________

* Примечание: это верно только в том случае, если на детеныша-самца и детеныша-самку родители тратят одинаковую долю своих ресурсов. Если выращивание мальчиков будет стоить дороже, то рожать девочек станет выгоднее, и равновесие сместится. Но от абстрактных «потребностей популяции в мужчинах» эта цифра не зависит никак.