Делать краткосрочные прогнозы — неблагодарное занятие, но, видимо, цена на нефть остановится на 40 долларах за баррель; нет никаких доводов в пользу того, что она может вырасти больше. Скорее всего, в этом году мы будем барахтаться между 35 и 40 долларами. Может быть, будет краткосрочный прыжок к 45, но потом цена все равно вернется к 37–38 долларам за баррель, не выше. Зато через какое-то время, скажем, через год-два цена начнет расти, но уже по фундаментальным причинам.

1. Аккуратный Иран

Почему сейчас нет повода для оптимизма? Потому что фундаментально ничего не изменилось: предложение по-прежнему сильно превышает спрос. У нас до сих пор на рынке 2 лишних миллиона баррелей в день — примерно 2% мировой добычи. Над нами до сих пор висит иранская нефть. Сейчас она в хранилище и все еще полноценно не выброшена на рынок, но может оказаться там в любой момент. И это только усилит дисбаланс спроса и предложения.

Выход Ирана из-под санкций и его совершенно феноменальные объемы нефтедобычи могут сильно пошатнуть рынок. Иран ведет себя разумно, то есть не сливает всю нефть на рынки сразу, делает это постепенно. Но его нужда в финансовых ресурсах тоже достаточно велика. А значит, пусть и аккуратно, объемы продаж будут увеличиваться, и это не позволит цене на нефть сильно вырасти.

2. Вера в будущее

В ценах на нефть, а главное, в поведении трейдеров большую роль играет не только реальное положение дел в экономике, но и психология, буквально вера в будущее; например, растет ли Китай, что это за рост и каким он будет.  Экономика Китая может и расти (пускай не на 8%, а на 6%), а вот строительный и потребительский бум, которые обеспечивали огромный спрос на нефть в прошлом, в этой стране уже прошли. Их экономика переходит в сервисную, потребление нефти будет падать. Эти факторы вроде бы малозначимы для макрооценок, но влияют на настроения на рынке и, как следствие, на поведение трейдеров.

Любопытно, что еще недавно трейдерам в принципе было все равно — при цене на нефть 30 долларов или 100 долларов, они зарабатывали фактически одинаковую маржу. Доходность операции «купить баррель нефти на споте, продать форвард на него на два года, отдать покупателю через два года» без учета стоимости хранения — около 30% за два года, т. е. примерно 10 долларов, что при цене в 30 долларов за баррель, что при цене 80–90 долларов.

Однако от игры на повышение трейдеров сейчас удерживает как минимум тот факт, что все  хранилища забиты. Сегодня даже плавающие баржи заполнены нефтью.  И если у трейдера появляется желание подождать или «форварднуть» на большую цену, он сталкивается с ситуацией, когда большие объемы нефти физически негде хранить. Сама же стоимость хранения настолько возросла, что попросту съедает маржу. При цене хранения в 30 центов за баррель в месяц (против 12–15 центов ранее) гарантированная доходность составляет не более 5–7 процентов годовых, что уже не так выгодно. Пожалуй, это самое объективное объяснение, почему никто не играет на повышение.

3. Теория заговора

Очевидно, что Саудовская Аравия сегодня серьезно влияет на фактор цены, что уже было в 1986 году. Что она делает? Пытается убрать с рынка производителей с высокой себестоимостью нефти. Многие думают, что там играют против России — нет, они играют скорее против Мексики, США и Северной Европы. То есть они пытаются поднять рынок, забрать его под себя, что в принципе честно. У них действительно дешевая нефть, колоссальные запасы, они легко могут удвоить свою добычу. Это потребует инвестиций, но не таких, которые они не могли бы потянуть. С позиции теории заговора Саудовская Аравия действительно влияет на ситуацию и может повлиять на нее еще больше, если захочет. Только этот заговор не нацелен исключительно на Россию.

4. Unconventional oil

Фактор Unconventional oil (нетрадиционных запасов нефти и газа) достаточно интересен. Еще 5–7 лет назад никто не верил, что на этом рынке могут быть серьезные игроки, сейчас мы видим, что его объемы растут, несмотря на снижение цены на нефть. Дело в том, что современные технологии позволяют уменьшать стоимость бурения, что в случае с Unconventional oil и есть ключевой фактор цены. Раньше, во время нефтяного бума, бурение на установке, из-за дорогой аренды, было затратным удовольствием. Сейчас вслед за ценой на нефть стремительно падает и цена аренды установки, то есть пропорционально снижается и себестоимость нефти. Эта логика в принципе применима и к традиционным запасам: в хорошее время подрядчики долго строят, в плохое время подрядчиков и субподрядчиков можно давить по цене, можно снижать расходы, можно «убирать жирки», сокращать персонал, зарплаты и прочее. Иными словами, почти во всех случаях чем ниже цена нефти, тем ниже ее себестоимость.

И в этом смысле ожидаются большие сюрпризы со стороны Китая. Нетрадиционные запасы нефти и газа у Китая сегодня вторые по объемам в мире. Разработка китайских ресурсов сейчас находится в зачаточном состоянии, но буквально вчера я прочла, что в прошлом году их бурение сланцевого газа увеличилось до 400 скважин. То есть они растут в геометрической прогрессии и начинают качать собственный сланец. Если раньше это было дорого и непонятно, то сейчас американские ноу-хау по улучшению технологий, уменьшению цены и повышению операционной эффективности месторождений активно переселяются в Китай. И если их запасы реализуются в актуальную нефть, это значительно повлияет на цены нефти и газа. Китай — один из крупнейших импортеров. Если их собственная добыча сильно вырастет, это изменит кривую спроса и предложения, а значит, цены могут резко пойти вниз.

5. Деньги и госполитика

Фундаментально России выгодно, чтобы цена на нефть была высокой. А для этого нужно закрутить краны. Но и частным, и государственным компаниям требуются живые деньги. А чтобы их получить при упавшей цене, нефти приходится качать больше, чем раньше. У компаний — банковские кредиты, обязательства по инвестиционным программам, обязательства перед персоналом, налоги и прочее. Поэтому в этот сюжет встроено противоречие. С одной стороны, мы говорим: все, замораживаем производство. С другой — мы просто не можем себе это позволить. Пока не очевидно, во что выльется эта дилемма. Возможно, коммерческое, рациональное мышление победит долгосрочное стратегическое — живем-то мы сегодня, сейчас.

К тому же неясно, насколько российская добыча сегодня реально повлияет на ситуацию в мире. Россия, конечно, один из ключевых игроков на нефтяном рынке, но не единственный. Мы можем закрутить винтики, а Саудовская Аравия и Иран откроют, и никто даже не заметит, что мы перестали поставлять на рынок нефть. То есть позиция «давайте закрутим винтики и растянем свою нефть на долгие годы» слишком радикальна. Скорее всего, чистая выгода будет превалировать.

Через пять лет

Как я уже говорила, нынешняя цена нефти не навсегда. Сегодня большие компании останавливают инвестиции, и происходит естественное падение нефтяной добычи. Без нового бурения добыча падает на 6–8 процентов в год, и это означает, что в течение года предложение должно прийти в соответствие со спросом. К 2020 году миру понадобятся лишние 120 млн тонн (20 мбд) новой добычи. Из них большая часть — это замещение наметившегося падения на существующих месторождениях (около 5 млн тонн — 12–15 мбд), остальные 6–7 мбд — новая добыча. Одним сланцем тут уже не отделаешься. После того,как из-за сдерживания инвестиций спрос-предложение будут отбалансированы, цена начнет постепенно подрастать. Это медленный, но совершенно естественный процесс. Рискну предположить, что долгосрочный ценовой коридор будет в районе 60 долларов за баррель. Но еще до этой отметки, через 5 лет или даже 4 года, цена может взлететь сильно выше, так как замедлившийся рост предложения теперь уже будет не успевать за спросом.

Я абсолютно либеральна по своему мировоззрению, но когда говорят, что России надо отказаться от нефтяной ренты, уйти от нефтяной экономики, у меня возникает протест. Моя жизненная философия гласит: надо опираться на то, в чем ты силен. То есть, безусловно, надо развивать другие секторы экономики, но ничего не мешает опираться на экономику нефтяную. Нефти тоже требуются либеральные реформы — например, налоговые послабления в области новых технологий. Мы традиционно качаем то, что было в разработке много лет тому назад, а следующий большой пласт новых месторождений очень дорогой и в добыче, и в разработке. Взять, например, Восточную Сибирь или арктические месторождения — при сегодняшней цене на нефть их разработка абсолютно нерентабельна, а санкции еще больше усложняют задачу.

Почему в Мексиканском заливе стали разрабатывать глубоководные месторождения? Потому что в 70-е там обнулили налоги. Если мы хотим развивать Арктику, нужны экономические предпосылки, иначе через 20 лет Норвегия будет бурить в Арктике, а мы не будем. Мир уйдет вперед, и либо мы уйдем вперед вместе с миром, либо останемся далеко позади. В этом смысле государству вполне можно опираться на нефть — это то, в чем мы понимаем, и то, что нас кормит.