Порнобизнес. Эпизод 3. Лидокаиновый спрей
Первый эпизод «Самоубийство папы римского» читайте здесь.
Второй эпизод «И тогда пришел сантехник» читайте здесь.
Порноактриса Юля Сильвия Бертон аккуратно снимает два православных крестика с шеи, сосредоточенно застегивает цепочки, складывает и убирает их во внутренний карман куртки. Снимает куртку; на ней, как обычно, нет ни лифчика, ни трусов. Гримерша, с лицом таким же бесформенным, как ее спортивный плюшевый костюм, протягивает Сильвии белую обтягивающую майку. Юля надевает майку, гладит свой живот и грудь с торчащими сосками. Снимает плотные леггинсы, поверх которых пару часов назад она мерила белоснежное платье, и ей дают белые несвежие стринги, затем красный пояс и ношеные белые чулки.
Пока она натягивает чулки, костюмерша предупреждает, что снимать туфли и ходить босиком нельзя, чтобы не испачкать. Костюмерша, кроткая молчаливая женщина, самая выразительная черта которой — ее розовые очки, медленно пристегивает на Юлии чулки к поясу. Потом она достает блестящую розовую кожаную юбку и надевает на актрису. Сильвия приглаживает юбку. Встает на каблуки. Накидывает врачебный халат. Крутится, смотрит на себя через плечо. Снова одергивает юбку и с обидой в голосе спрашивает:
— Жопу видно, да?
Из-под юбки торчит край чулок, пояса и зада. Гримерша, недоуменно поморгав, отвечает:
— Конечно, видно. Это порно, ты же в курсе?
Когда за Юлей захлопнулись высокие двери особняка BrillBabes, она осмотрелась по сторонам, не понимая, что делать дальше. Центр Будапешта, промозглый пустой дом, в воздухе летает строительная пыль. Стены голые, сквозняк шляется из одной безжизненной комнаты в другую. По углам разбросаны инструменты, мешки цемента, каски, моющие средства и рулоны туалетной бумаги, сиротливые полки шкафов теснятся рядом с переносными генераторами и сложенными в два слоя стульями, пылесосами и столиками от швейных машинок «Зингер». Режиссер, который впустил актрису, убежал наверх, и Юля наугад поднялась на второй этаж, никого не встретила и поднялась выше. У дверей на лестничной клетке она столкнулась с гримершей-венгеркой. Юля не говорит по-английски и смогла общаться с гримершей, только если ей переводили. Ее проводили в гримерку, просторную комнату с диваном, чемоданом с грудой косметических банок на полу, печкой и включенным софитом — другого освещения, кроме этого невыносимого сияния, здесь нет. Сильвия поздоровалась с канадской актрисой Лидией Ласт — та сидела в одних трусах, и через несколько тонн макияжа отчетливо проступала скука. Юля пошла гулять по зданию.
Невысокая, наигранно гоповатая, она деловито ходит по этажам и бросает в пустоту реплику за репликой: «А чо, вай-фая нет, да? А мне дадут белое платье? Главное — его не засрать, все-таки снимаем анал». Она возвращается в гримерку, садится на диван, достает два мобильных телефона, открывает «Вконтакт» и пишет сообщения своему молодому человеку. И ждет.
Большая часть съемочного процесса порнографии — это монотонные часы ожидания. Актрисы и агенты говорят об этом с удивительно одинаковой интонацией: сами понимаете, пока то, пока это, пока все чай попьют. Гримерша и костюмерша уныло уткнулись в свои телефоны, все молчат. Гримерша показывает костюмерше фотографии на своем планшете: она накрашена, лицо приобрело очертания, и она похожа на артистку Наталию Орейро, с перьями в голове. Это гримерша участвовала в фотосессии в стиле карнавала Рио-де-Жанейро. Слова восхищения сказаны, все снова молчат.
На Лидию надевают костюм. Черные чулки, кожаные трусы, леопардовые туфли, пожелтевшая белая рубашка, пиджак, строгая сумка. Она выдыхает, гордо вскидывает голову, весело произносит: «Ну! Еще один день в офисе» — и уходит играть секретаршу. Вероятно, сегодня она напортачит с документами и ее накажут; или пойдет к начальнику подписывать квартальный отчет; или задержится на работе допоздна и ее застанет местный ЧОП. Лидия возвращается в гримерку через пару часов. Голая, на каблуках, со спермой на шее и лубрикантом на руках:
— Фу-у-ух! День на работе был жаркий, — она обращает внимание, что гримерша ест еду из лоточка. — О! Обед? Что ты ешь? Суши? Класс! С авокадо?
Но смена еще не закончилась, поэтому Лидия уходит обратно на площадку, и из соседней комнаты снова доносятся ее старательные крики.
Ожидание тянется вечность. Сильвия убирает оба телефона, спускается на улицу покурить, поднимается, достает телефоны, спускается, курит, прогуливается по зданию. В особняке BrillBabes каждый этаж оборудован декорациями для съемок. Сильвия спускается на первый этаж и заходит в светлый школьный класс. По линеечке расставлены парты, задвинуты стулья. Декоратор проявил дьявольское внимание к деталям: страницы всех 23 разложенных по столам тетрадок исписаны забористыми каракулями, похожими на инопланетный шифр. На полу валяются мелки, на стенах жухлые географические карты, на учительском столе пыльные учебники. «Может быть, тут учатся?» — спрашивает Бертон и тут же смеется над идиотизмом своего вопроса.
Офис. На третьем этаже — больница. Суд. В подвале тюрьма, и в темноте Юлия пытается сделать селфи за решеткой у искусственной параши. Пыточная камера с дыбами. Музей вопиющей бессмысленности человеческого бытия и скудности существования.
Актриса выходит покурить, потом долго слоняется по зданию и ищет душ — ей нужен шланг с водой. Сегодня Юля снимается в сцене с Double Penetration, двойным проникновением, прозванным в индустрии просто ДиПи, и она страшно не хочет анального секса, но надо.
Юле 21 год, она живет в Кузьминках, и за полгода, что она в порно, все это успело ей смертельно надоесть. Она ничем особенно не интересуется, подрабатывает GoGo-танцовщицей в каких-то богом забытых клубах и хочет стать настоящим персональным фитнес-тренером, как ее молодой человек. С ним она встречается совсем недолго, но он уже знает, чем она занимается. Он не то чтобы против, — ведь это деньги, — но она хочет все бросить ради него. Ее родители думают, что она в Будапеште в танцевальной командировке. Каждую съемку она думает о том, что это все скоро закончится.
Ее знакомые узнали о ее карьере через месяц после начала съемок. Юлия была шокирована, что слухи распространяются так быстро, но когда кто-то один натыкается на ролик, об этом по цепочке узнают все вокруг. Юля хочет накопить 6000 евро и отдать их родителям, чтобы они смогли скорее закрыть ипотеку. До конца поездки еще две недели.
Час проходит за часом. Юля облазила все углы в доме, посидела на всех поверхностях, опубликовала в «Твиттере» десяток фотографий. Она постоянно делает селфи: недовольное выражение лица внезапно на секунду растворяется в игривой улыбке, клац, «опубликовать». Ее усаживают делать маникюр, грим и педикюр, и она вслух удивляется: «Ого! Офигеть! Даже педикюр будут делать!» Она не может влезть в разделитель для пальцев и гогочет: «Боже-е-е! Я себя такой тупой чувствую». Ее покрывают пластами румян, тонального крема и пудры, подводят глаза. Селфи отправляется молодому человеку, он присылает ответ: «Куда пропал нос?»
Наконец после четырех часов ожидания Юлия восклицает, что она хочет есть. Ничто ее не остановит, даже скорая съемка сцены с аналом. Она нетерпеливо выходит из дворца порнографии, обходит квартал и попадает в турецкую забегаловку.
— Мне вообще плевать! Насру им там и все! — вопит она у прилавка с разложенными для шаурмы овощами. Она не ела почти сутки. — По*** вообще! Шаурма! А лаваша у них нет? Только пита? Нормально! Лучка побольше! Чили еще, да! Просрусь вообще норм. Да!!!
Она берет шаурму и, жуя, поворачивается к зеркалу. Трет лицо свободной рукой и кричит:
— Где мой нос?! И улыбаться нельзя! — она улыбается, с нее сыпется пудра, и она тут же начинается материться. — Черт! Е*** поехало, черт.
Возвращается в здание, ходит кругами, сидит, тверкает от скуки на лестнице, сидит, ждет. Вечером, когда уже стемнело, в гримерку заходит канадка Лидия — весь день в соседнем здании что-то сверлили, у съемочной бригады плохо записалась звуковая дорожка, и весь ролик пришлось переснимать, поэтому все затянулось. Гримерша и костюмерша наконец дают Юлии команду переодеваться: она снимает крестики, перевоплощается в медсестру. Лидия замечает сперму на своем чулке и заворачивается в шаль, чтобы никто не увидел ее обнаженной, пока она будет идти до душа. Ее работа на сегодня закончена.
Юлия вытаскивает из сумки серебряную косметичку и идет в туалет. В косметичке лежит флакон с лидокаиновым спреем, который она купила еще осенью. Подобные спреи используют в стоматологии, акушерстве и хирургии, перед наложением швов или удалением молочных зубов. Юлия купила себе спрей, чтобы ничего не чувствовать во время съемки. На шпильках она ковыляет в студию.
Большое помещение разделено на две части: в левой только что снимали офисную сцену, а в правой больничная палата. Сильвия, особенно не вчитываясь в английские слова, подписывает многостраничный модельный релиз — подтверждает, что она не претендует на записи съемки, не одурманена наркотиками и алкоголем, ничем не болеет. Смотрит справки актеров, Виктора и Атиллы, показывает свою и бежит в больницу. Под объективом невключенной камеры и ослепляющими софитами Юлия преображается — от шумной недовольной девушки, только что шипевшей «не хочу, не хочу», совсем ничего не остается, только чистый энтузиазм. Она прыгает на скрипучую больничную койку, просит снять ее на айфон со всех ракурсов, подходит к тумбочке с медицинскими инструментами, хватает каждый по очереди и спрашивает: «А! О! А что это, терка? Зачем она? Большой шприц!» Она игриво спрашивает сама себя: «Интересно, как меня будут трахать?» Свет такой яркий, что здесь можно находиться только в солнечных очках, но она даже не щурится.
Актриса знакомится с напарниками, двумя мужчинами под сорок. Атилла — болезненный короткостриженый брюнет, только что игравший сцену в офисе. Ему нравится фигура Юлии, он гладит ее торчащую из-под юбки задницу, а она улыбается. Приходит молодящийся Виктор и присвистывает, пристраивается к Сильвии сзади и изображает фрикции. Девушка сообщает им, что она вообще-то не очень в восторге от своей фигуры и грудь ей кажется некрасивой. Актеры реагируют точно как Пьер Вудман и Алина Henessy накануне на кастинге — недоуменно переглядываются. Атилла возмущен. «Это все дурацкий женский мозг! Хочешь похудеть и быть как доска — худей! Но так и грудь пропадет, — причитает он. — Но это — настоящая живая женщина, они так выглядят».
Актеров по очереди фотографируют с их паспортами и свежей газетой, чтобы у съемочной группы были доказательства, что все участники совершеннолетние. Начинается работа: Атилла-врач уходит искать стетоскоп и выходит из кадра, пациент Виктор в майке-алкашке забирается в койку.
Порнография снимается в два этапа. Сначала проводится фотосъемка, повторяющая основной сюжет фильма, а потом снимается сам ролик. Сюжет незатейлив: медсестра делает осмотр, пациент строит ей глазки. Она ставит капельницу (подушке — не колоть же иглой актера). Раскачивая бедрами, идет к тумбочке. Находит большой шприц. Оттопыривает зад, оборачивается, пристально смотрит на пациента. Ее взгляд падает на выпирающую из-под тонкого одеяла эрекцию. Она улыбается. Идет к пациенту, одергивает одеяло, делает минет. Койка ритмично скрипит. В палату заходит главврач, без стетоскопа, но он ему сегодня и не понадобится. Он похож на раскачивающегося пингвина перед лицом глобального потепления: руки в боки и обескураженная мина. Медсестра, не прекращая процесс, бросает на врача озадаченный взгляд. Главврач подходит, она расстегивает его ширинку, он стягивает с нее белую майку, пациент стягивает розовую тесную юбку. Коитус. Архетипичный сюжет.
Режиссер-оператор петляет вокруг актеров и делает серию снимков. Осветитель скучающе листает газету. Юля морщится: несмотря на ее вялые протесты, Виктор теперь уже по-настоящему пристраивается сзади. Ей больно, оператор просит сексуально открывать рот. Ей нравится позировать, и у нее это хорошо получается, поэтому она изображает похоть. Между дублями актеры, смотря в потолок, обреченно мастурбируют, потому что у них пропадает эрекция. Атилла что-то беззвучно бормочет. Режиссер спрашивает, сколько Юлия еще будет в Будапеште: она ему понравилась, и он хочет забронировать ее на другие съемки. Комната пахнет маслом, смазкой и марихуаной. Под конец фотосессии осветитель приносит шприц с искусственной спермой — белой густой вязкой субстанцией, — и выливает ее на лицо и в рот Юле. Смесь напоминает Юле зубную пасту; вкус ей противен, но она не подает виду.
Никаких заминок и передышек. Актеры одеваются и готовятся к съемке ролика: все то же самое, только интенсивнее и без пауз. Пациент. Медсестра. Капельница. Шприц. Эрекция. Главрач. Двойное проникновение. Школа. Офис. Больница. Доставка пиццы. Вызов сантехника. Приход настройщика компьютера. Поездка на такси. Проблемы с боссом. Проблемы с законом. Проблемы с криминалом. Приезд пожарной дружины. Пикник прошел не как планировали. Суд. Тюрьма. Кладбище, ведь у BrillBabes где-то есть и эта декорация. Бесконечный конвейер имен, лиц и сценических псевдонимов, поношенной одежды и чужих трусов. Быть может, они попали сюда прямиком из груды забытых в ModelHouse вещей? Больница. Суд. Школа. Никаких эмоций, чистый автоматизм. Актеры, исступленно онанирующие в потолок, чтобы поддержать себя еще чуть-чуть; ругательства, если очередная поза не сложилась. Режиссер, наматывающий вокруг койки круги — он снимает так, чтобы потом ничего не пришлось монтировать, постоянно меняя ракурс. Осветитель, держащий лампу у вагины актрисы, вперился невидящим взглядом в пол. Камера, мотор, международный калейдоскоп одинаковых, неизменных сюжетов и ситуаций. Только лица меняются. В этом грохоте и неистовом копошении теряется жалобный возглас Юлии: «Больно!» У нее требуют изобразить радость и блаженство, камера нацеливается на ее лицо, и вот она уже сладострастно вздыхает, а ее кавалеры довольны жизнью. Кончаем по команде. Еще один день в нашей больнице.
Съемки заканчиваются поздно ночью. Сильвия смывает макияж, снимает униформу медсестры, снова идет в душ. Надевает свой велосипедный костюм и превращается обратно в девушку из Кузьминок. Заходит в кабинет к изможденному режиссеру-оператору, он отсчитывает ей 600 евро наличными. Она выходит на улицу, садится на тротуар, закуривает и прислушивается к своему телу. Попа болит. Пока она ждет Иштвана, венгра-порноводителя, к ней подходит Виктор и предлагает косяк. Актер весел. Девушка отказывает и говорит ему вслед на русском языке, которого он не понимает:
— А не курил бы, может быть, хоть стоял бы нормально.