
Вадим Рутковский: «Ученик» и «сестры-ножницы» на Круазетт: религиозные и сексуальные практики Канна
Глава духовная
«Ученик» — киноверсия той же пьесы Мариуса фон Майенбурга (точнее, ее русифицированной версии, ощутимо отличающейся от оригинала), что стала основой спектакля «Гоголь-центра» «(М)ученик». На театральную премьеру в Москву Майенбург не приезжал (как сказал, представляя фильм, Кирилл Серебренников, «по политическим причинам»), в Канн же выбрался и остался экранизацией доволен. Провокативная схема драматурга, метящая в чувства верующих, в российской версии сохранена на все сто: главный герой, старшеклассник Веня, берет на вооружение библейские цитаты и использует их как смертоносные дротики. В фильме сохранен почти весь актерский состав спектакля: Виктория Исакова в роли учительницы биологии, единственной, кто, хоть и с трудом, сохраняет разум в абсурдном религиозном чаду, Светлана Брагарник и Ирина Рудницкая в ролях директора и завуча соответственно, Антон Васильев — физрук, Александр Горчилин — одноклассник и жертва Вени, Александра Ревенко — одноклассница, которая не прочь сделать Веню жертвой своей расцветающей сексуальности, Юлия Ауг — мать Вени. Два артиста участвуют только в фильме: роль священника, преподающего детям основы православной культуры (в спектакле ее играл покойный Алексей Девотченко), взял на себя режиссер Николай Рощин — в его интерпретации герой стал менее однозначным и карикатурным, более зловещим, без комичности и растерянности, смягчавшей персонажа Девотченко. В заглавной роли (в театре ее бессменный исполнитель Никита Кукушкин) — Петр Скворцов, обладающий завидной киногенией и способностью резко менять эмоциональный регистр: его герой в пределах одного кадра преображается из растерянного мальчишки в фанатика, переходит от смятения к силе, от расчета к истерике, вызывает сочувствие и пробуждает отвращение. В фильме — в отличие от спектакля — очевидно, что «религиозные причины» в качестве отмазки за прогулы физры Веня изобрел случайно — и увлекся, оказался проглочен термоядерной энергией Библии, подсел на «опиум для народа». «Ученик» — насколько анти-, настолько и религиозный фильм: библейские тексты, сопровождающиеся титрами-указками на источник, пульсируют противоречиями и абсурдом, однако существование другого, потустороннего измерения вне сомнений — только людям в рясах оно неподвластно (другое дело — режиссеры, творцы).
Определять цель Серебренникова только как борьбу с ползучим мракобесием — обеднять замысел: Веня, в конце концов, всего лишь школьник не семи пядей во лбу, но с серьезными психологическими проблемами, его буквалистские отношения с Библией напоминают историю туземцев, что приняли слова заезжих проповедников за призыв к действию и в итоге приколотили «просветителей» к крестам и полакомились их плотью. «Ученик», в котором редкий положительный персонаж — преподавательница-рационалист, никак не провести по разряду воинствующего атеизма: его в фильме не больше, чем в пословице «Заставь дурака Богу молиться...». Опасными слова и идеи становятся на подходящей почве: лаконичными и точными штрихами Серебренников изображает современный российский социум, населенный тоскующими по порядку взрослыми инфантилами, одновременно и смешными, и пугающими. Сатира на общество ханжей конечно, присутствует, но «Ученик» глубже, парадоксальнее и, в конце концов, болезненнее самой выдающейся сатиры. Я лично страшно горд тем, что знаком с Серебренниковым с 2001 года (когда посмотрел его спектакль «Пластилин» и обалдел). Он — режиссер-скала, гигант, управляется с множеством смысловых пластов: когда погружаешься вглубь, перехватывает дыхание. Не могу не поделиться одной «параллельной» историей: несколько лет назад, впервые попав на обсуждение приза прессы на «Золотой маске», я, изрядно выпив и почувствовав прилив любви ко всему человечеству, не исключая и театральных критиков, вступил в диалог с М., мол, как же так, я вот в школе еще с кайфом читал ваши тексты про театр и рок-н-ролл, а теперь вы про спектакли Кирилла какую-то ерунду сочиняете. В ответ М. призналась, что причина такой ее реакции на спектакли К.С. — страх: «Он в такие бездны заглядывает, что мне не по себе, я его боюсь». «Ученик» точно может напугать (и задеть, и вызвать резкое отторжение): не только потому, что разбирается с опасными парадоксами Книги Книг (было бы интересно прочесть рецензию вменяемого религиозного критика), но потому, что заглядывает в человеческое нутро, фиксирует неподконтрольные сознанию импульсы. Схематический каркас, слишком очевидный на сцене, фильм наполняет «мясом» реальности; это ни разу не видеоверсия спектакля. Но и реализм трансформируется в метафору: провинциальный российский город (снимали в Калининграде, месте с историей, в том числе и кинематографической — на его пейзажах во многом строилась фантасмагория «Жены керосинщика» Александра Кайдановского, в «Ученике» их «обживает» оператор Владислав Опельянц, виртуозно избегающий фирменного клипового стиля) с портретами Путина в кабинетах обретает вневременные черты — и Веня под Rammstein тащит собственноручно сколоченный крест уже по некоему вечному Городу. Хорошо, что режиссерское чувство юмора сбивает пафос — чтобы метафоричность не угнетала, эпизод заканчивается гэгом: на Венино «изделие» послушно крестятся школьные охранники и техничка.