Вадим Рутковский: Не Богомоловым единым. 6 маленьких спектаклей, дающих фору тяжеловесам
1. «Анданте» Федора Павлова-Андреевича в Центре им. Вс. Мейерхольда
Несколько лет назад в крошечном зальчике клуба «Мастерская» Федор Павлов-Андреевич развивал проект «быстрый театр». «Анданте» формально к нему не относится, но это настоящий быстрый театр — не потому, что длится меньше часа, но потому что находится в беспрестанном движении; всё — на скорости, без пауз и торможений. Подзаголовок, выбранный для новой постановки старой пьесы Людмилы Петрушевской (очень взрослые могли видеть спектакль Романа Виктюка, с которым сам Федор тоже успел ознакомиться — в детском возрасте) — драмтанец без остановки. Точнее не скажешь. Это не просто инсценировка пьесы о трех женщинах и мужчине, не только режущая по живому бытовая драма, возвышающаяся до поэтической фантасмагории, это — пластика, физика, театр мимики и жеста, магический цирк, произведение современного искусства, в котором материалами служат крафтовая бумага, набухающие фантастическими опухолями костюмы и человеческие тела. Женщина средних лет Юля (в ЦИМе ее играет Юлия Шимолина, которую Павлов-Андреевич увидел когда-то в спектакле театра «А.Р.Т.О.» «Ворон» и сразу же сделал соучастницей всех своих последующих экспериментов — от «Танго-квадрата» до «Трех штук молчания») вешает что-то фантастическое на уши юной квартиросъемщицы Ау (Женя Борзых, еще одна постоянная актриса ФПА) — о дальних странах и неведомых веществах. «Идешь в Андстрем, берешь креслице в два мальро, чтобы только никто рядом не подсел, не хватанул. Там страшные вещи с этим (...) привязываются, подсаживаются со своими креслами, предлагают пулы, мeтвицы. (...) Вроде все так невинно, а если с ними начать иметь дело, пропадешь. (...) Это не наркотики, а бескайты. Бес-кай-ты. Бескайты бывают кви, это метвицы, пулы. А бывают цветовые, это габрио и другие там». Потом, когда в действие вступит Юлина подруга Бульди (Дина Мирбоязова, также участница «Танго-квадрата») и Юлин бывший (или все еще нынешний) муж Май (Борис Пертцель, отважно вписавшийся в требующий серьезной, и физической в том числе, отдачи мир «Анданте»), история заиграет всеми цветами сварливой коммунальной трагикомедии. Но эта восхитительная фонетическая тарабарщина с первых аккордов переносит текст от прозы к музыке. И Павлов-Андреевич выстраивает по драматургическим нотам спектакль, летящий отсюда и в вечность. Тут удивительно всё — от пластилиновой подвижности артистов и завораживающего вербального массива до сценографии: аскетичнее некуда, только листы-пласты бумаги (декорации, костюмы, грим, свет — все на Кате Бочавар), но они в зависимости от освещения принимают сходство то с песками жарких стран, куда по завидной номенклатурной работе наведывается Юлия и ее диковинная семья, то с тем самым телом, что диктует правила жизни и поведения, независящие от социального статуса своего обладателя.
2. «Игроки» Игоря Яцко в «Школе драматического искусства»
В последнем абзаце «Вия» философ Тиберий Горобецъ делится со звонарем Халявой великой мудростью: «У нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, — все ведьмы». Не уверен, что взявшись за постановку гоголевских «Игроков» и доверив все мужские (а других в этой пьесе и нет) роли изумительным актрисам театра «Школа драматического искусства», Игорь Яцко вспоминал эти строчки. Но то, что частица черта заключена в каждой из ведьмочек, разыгравших историю суперплута Ихарева, его волшебной колоды «Аделаиды Ивановны» и артистичных мошенников, перемудривших короля обманщиков, — безусловно. В версии Яцко чертовщина «Игроков» — возможно, лучшего произведения о тотальном шулерстве, от которого нет и не может быть страховки, — совсем не мрачная, она, скорее, опереточного толка. И спектакль, пенящийся и бодрящий, как игристое кино, может стать отменным развлечением, сколь бы серьезной и важной ни была репутация «Школы драматического искусства». Это — легкое зрелище, что в данном случае — стопроцентный комплимент.
3. «Отпуск без конца» Андрея Стадникова в Драматическом театре им. А. С. Пушкина
Студенческий спектакль, вошедший в репертуар филиала театра. Играется в двух версиях — мужской и женской, основан на монологах наших современников, записаных по принципу verbatim, поставлен Андреем Стадниковым, автором самой необычной постановки прошлого сезона — «СЛОН», осуществленной со студентами-«брусникинцами». Чертовски интересно наблюдать, как в мир Стадникова, холодный, аутичный, размывающий грань между привычным спектаклем и перформансом, визуально-пластической театральной инсталляцией (в ней даже поклоны не предусмотрены), теперь вживаются студенты худрука театра Евгения Писарева, режиссера, к зрителю весьма дружелюбного и практикующего совершенно отличный от этого, доступный и открытый театр. Опыт незабываемый — и для молодых артистов, и для зрителей.
4. «Последнее свидание в Венеции» Дмитрия Крымова в «Школе драматического искусства»
В этом сезоне Дмитрий Крымов выпустил целых три спектакля — размашистый «Русский блюз», камерный «Своими словами. А. Пушкин «Евгений Онегин» и играющееся в большом «Манеже», но для небольшого числа зрителей «Последнее свидание в Венеции». По мотивам романа Хемингуэя «За рекой, в тени деревьев», про позднюю любовь — военного, которому за 50 (Александр Филиппенко), и 19-летней (в этой роли — сразу три актрисы со звездой Лаборатории Крымова, актрисой редчайшего эксцентрического дара Марией Смольниковой, во главе). Взрослый спектакль, про взрослые чувства, печальный, нарочито усталый и совсем не смешной, сколько бы ни напяливал герой Филиппенко клоунский нос, как бы ни заводила зал в прологе, пока рабочие очищают сцену от живописного мусора и расставляют скамьи, комическая певица. Но я смотрел «Свидание», по-детски раскрыв рот и по-детски же восхищаясь фантазией Крымова, поддержанной гением театрального художника Александра Боровского. Элементарная, казалось бы, вещь — увеличительное стекло, линза, наподобие тех, которыми пользовались обладатели первых телевизионных приемников. А сколько чудес из этого стекла можно извлечь, как впечатляюще меняет оно пропорции людей и окружающей среды, в какие ирреальные дали отправляет. И это — лишь одна сценографическая деталь, часть страны Фантазии, в которой правит Крымов.
5. «Волемир» Евгения Каменьковича в «Мастерской Петра Фоменко»
Заочно — самая интригующая премьера сезона: худрук «Мастерской» инсценировал старую, 1964 года, но до сих пор ни разу не ставившуюся пьесу Горенштейна. Писалась для Таганки Любимова, но Юрий Петрович результатом озадачился и текст отложил, были виды на «Волемира» у ефремовского «Современника», но там вроде подсуетилась цензура и до постановки опять не дошло. И вот теперь пиршество советского оттепельного абсурда ожило на малой сцене «фоменок», с Томасом Моцкусом в заглавной роли чудаковатого типа, ненароком встревающего в дрязги с участием собственной и соседской жены, самого соседа, пары технарей, группы фантастических гостей и гротескных «отдыхающих», а также мистического Человека из ванной. Пересказывать, что там такое творится, — увольте; я, в принципе, понимаю Любимова, честно расписавшегося в своем непонимании пьесы. И да, я вовсе не поклонник этого спектакля, местами — хлесткого, местами — смазанного и очень неточно сыгранного, с инъекцией пошловатой сентиментальности в финале, которая театру абсурда совсем не к лицу; трактовок и постановщик, и рецензенты предлагают много, но я не догоняю, с чего бы величать этого хмыря Волика новым Мышкиным. Но у «Волемира» есть неоспоримое достоинство: функция машины времени, переносящей в цветастые, эклектичные 1960-е даже не советского, но европейского пошиба, с их вкусом к черной и странной комедии.
6. «Две дамочки в сторону севера» Ольги Бешули в Центре им. Вс. Мейерхольда
Самый маленький (Черный зал ЦИМа вмещает человек сорок) и милый спектакль сезона. Основан на лирической трагикомедии француза Пьера Нотта — о незадачливых сестрах, несущих урну с прахом матери к могиле отца. Далек от совершенства, но подкупает жутко доверительной интонацией. В афише ЦИМа появился самотеком — его чуть ли не в домашних условиях придумали актриса и режиссер театра «Около дома Станиславского» Ольга Бешуля и дебютирующая на театральной сцене кинозвезда Мария Шалаева.