Во первых строках текста хочу сказать всем спасибо. Очень интересные гипотезы, предположения, реконструкции. Наверняка, кому-то из десятков тысяч прочитавших они дали обширный материал для размышления и, возможно, действий.

Но что же было дальше с нашими героями?

Историю Эли и Макса я зачислила в разряд своих неудач, но, конечно, еще некоторое время думала над ней. Чем могла быть вызвана холодная отстраненность Эли, если отложить в сторону медицину (как раз в этом смысле я ее вполне сориентировала, и она меня как будто услышала)? У человека есть проблемы, он их признает, но фактически отказывается обсуждать. Эля с самого начала рассматривала меня не как возможного помощника, а как противника? Возможно. Но почему? Ответа у меня не было.

Второй  вариант: она просто знала, что я не смогу ей помочь, и, будучи предельно рациональной, не стала терять времени. Продолжение  логической цепочки было очевидным. В каком случае человек может быть уверен, что собеседник точно не сумеет ему помочь в чем-то разобраться? Когда собеседник не владеет (и не будет владеть) какой-то ключевой информацией.

Но тогда сразу возникает следующий вопрос: а зачем она вообще приходила? А вот исходя из этого можно было бы и действовать дальше…

Однако в существующей реальности все это явно было тем, что моя бабушка называла «разговорчики в пользу бедных», в моей рабочей повседневности одни случаи накладывались на другие, и история ушла в «архив неудач».

Но прошло какое-то время, и полулысый Макс с нервно извивающимися пальцами снова возник у меня пороге. И не один. С ним пришла немолодая женщина. Явно прослеживающееся фамильное сходство не оставляло сомнений. Однако те же черты в женском лице и красиво уложенные волосы платинового цвета давали совсем иной, чем у Макса, результат — женщина выглядела очень привлекательно. И длиннющие пальцы с аккуратным неброским маникюром только добавляли аристократичности ее облику.

— Я прошу прощения за беспокойство, — сразу заговорила она. — Но мой сын в свой прошлый визит к вам, попросту говоря, не сумел добраться до сути. Однако, я думаю, вы согласитесь, что его можно извинить: он очень встревожен сложившимся положением в нашей семье.

Я не очень поняла, кого из пришедших я должна извинить, поэтому решила пропустить этот аспект и сразу взяла быка за рога:

— А что же было упущенной сутью?

— Все предельно просто. Нам нужно ваше заключение как специалиста, что маленьким детям вредно, когда их бьют. Элементарно, правда? — она приглашающе улыбнулась мне, одновременно кинув любяще-снисходительный взгляд в сторону Макса: дескать, ну что с этого дурачка взять, сейчас мы с вами, взрослые умные люди, моментально решим эту небольшую задачу.

— А зачем оно вам? — спросила я.

— Вы что же, сомневаетесь во вредности битья трехлетней девочки?! — всплеснула руками дама. — Вы не верите нашим словам, несмотря на то что мы оба были свидетелями, неоднократно? Но ведь, насколько я понимаю, Эльвира сама вам сказала… Что же вам еще?!

— Я не выражала никаких сомнений. Я задала вопрос: зачем вам мое заключение? Что вы будете с ним делать?

— Мы… Мы сами решим!

Если бы она четко сказала: мы с сыном пойдем в суд, будем требовать опеки над детьми (Макс на самом деле упоминал об этом во время нашей первой встречи) я, вероятно, дальше повела бы себя по-другому. Но эта ее запинка что-то включила у меня в мозгах. Чего она хочет на самом деле? Чего они все хотят?

— Я хочу увидеть детей и поговорить с ними! — сказала я. — И приведут их Эля и Макс.

                                           ***

Разумеется, я не собиралась спрашивать у трехлетней девочки, бьет ли ее мама и как именно. О подобных мероприятиях я читала в специальной литературе и вполне допускаю, что кто-то из близких к судебным органам специалистов умеет это правильно делать и корректно трактовать результаты. Но не я.

Я просто хотела увидеть их всех вместе.

                                           ***

Дети как дети. Довольно дружные между собой — легко делятся игрушками и с ходу организуют совместную игру.

Худой нервный Макс и дородная, слегка заторможенная, как и в прошлый раз, Эля вместе смотрятся довольно странно, но если бы не глядели в разные стороны, то можно было бы сказать: взаимодополняюще.

— Есть что-то, чего я не знаю, — говорю я. — Макс?

Смотрит растерянно и честно:

— Я все рассказал. О чем это? Я не понимаю. Простите.

— Эльвира?

— Я сходила к эндокринологу, как вы рекомендовали. Начала пить таблетки.

Дети показывают игрушки Максу. Эле — ни разу.

Как мне убедить ее, что я — ни на какой стороне? Пока — ни на какой.

— Макс, нужен эксперимент, — говорю я. — Вы можете взять отпуск на 21 день?

— П-почему на 21? — Макс явно выбит из колеи.

— Потому что 21 день — обычная смена в санаториях и пансионатах. Сейчас не сезон, путевки в области очень дешевые. Вы поедете туда всей семьей, вчетвером, и будете там гулять, купаться в бассейне, оздоравливаться, играть с детьми, читать книги и смотреть телевизор. Единственное условие: 21 день вы оттуда не выезжаете, и никто к вам не приезжает. Никто, включая вашу маму — это понятно? Пускай она тоже от вас отдохнет.

— З-зачем это? Я могу, но…

В ответ я несу какую-то многозначительную околопсихологическую чушь, внимательно наблюдая при этом за Элей. Мне показалось или в ее холодных глазах промелькнула теплая искорка надежды?

— Сразу после приезда вы, Макс, придете ко мне и расскажете, как там все было. Сейчас наберите, пожалуйста, по телефону вашу маму… — получив мобильник, я приправляю свое высказывание всеми вежливыми оборотами, которые могу придумать,  но по сути говорю следующее. — Чтобы 21 день вас там не было. Ни в каком виде. Эле по телефону не звонить и писем не писать. Запрещаю.  

                                                  ***

— Как вы догадались?! — ликует Макс. — Это было так здорово! Как в самом начале, когда мы только поженились и Миша родился! Мы вместе ходили на лечебную физкультуру, и Эля похудела на три килограмма, а я на столько же поправился. Забавно, правда? И дети были такие счастливые. Миша сказал: мама, папа, давайте останемся здесь жить, здесь хороший воздух и хорошая земля! Какой умный мальчик, правда?

— Удивительного ума мальчик. А о чем я догадалась?

— Ну, что нам нужно всем вместе поехать в санаторий…

— Эля пусть придет. Одна.

                                           ***

— В первую нашу встречу вы вели себя как человек либо больной, либо изначально враждебный. Как выяснилось, вы ни то, ни другое. Оставшийся вариант: человек «на грани», который все время боится «сорваться». Теперь вам придется мне рассказать, что вас на эту грань поставило.

— Вы не знаете? — усмехнулась Эля.

— «А из зала кричат: давай подробности!» — усмехнулась в ответ я.

После рождения Миши свекровь приходила к ним практически каждый день (благо работала полдня или удаленно и жила недалеко). Готовила еду для младенца, вытирала пыль, перемывала кастрюли и тарелки («Младенцам нужна чистота и гигиена — у тебя на родине об этом слышали?»). Денег сначала не было совсем, хотя Макс пытался подрабатывать еще до защиты диплома. Она приносила подарки, еду, нужные в хозяйстве вещи, одежду. В том числе для Эли («Ты странно одеваешься, но, с другой стороны, откуда же тебе знать, как надо?»). Макс радовался: «Хорошо, что мама нам так помогает, что бы мы без нее делали? Твоя-то мама сама с трудом концы с концами сводит и, конечно, ничем помочь не может…» (Бабушка-библиотекарь приезжала на полтора месяца в свой отпуск посмотреть на внука и помочь, но уехала через три недели в слезах, дочери ничего не объяснила — ни тогда, ни потом.) Элю из дома свекровь не отпускала: я тут приберусь, а ты пока ребенком займись. Если уходила с Мишей гулять, непременно оставляла невестке «урок»: мы пока уйдем, чтобы не дышать этим, а я вот средство купила — кафель в кухне ну очень грязный, протри его, пока нас нет.

Эля мечтала отдать Мишу в садик и вырваться на работу. А Макс трогательно обожал сына и мечтал о втором (третьем, четвертом) ребенке: дети — это такое счастье! Решила: ладно, прямо сейчас, только ради Макса, еще один — и все! В год и два месяца Марине поставили диагноз целиакия. Макс плакал. Свекровь сказала сыну: не плачь, ты же мужчина, это, конечно, беда и большая ответственность, но мы справимся и вырастим Мариночку полноценным человеком. Каждый день она подробно расспрашивает девочку, что она ела, и выговаривает Эле за нарушения диеты (реальные или кажущиеся). Возможно, это паранойя, но Эле кажется, что девочка уже научилась этим пользоваться и специально «натравливает» бабушку на мать, с любопытством наблюдая за результатом. Когда Эля с детьми видят с балкона идущую к ним бабушку, дети визжат от радости, а у матери начинается тахикардия или рвота.

— Я все время боюсь себя, — говорит Эля. — Я же крупная и очень сильная. Я боюсь ее убить или покалечить. Я боюсь причинить реальный, физический вред детям, особенно Марине. Я рассматривала разные варианты. Забрать детей и уехать. Оставить им детей и уехать самой. Развестись и поделить детей, оставить себе Мишу. Одно время очень привлекательным выглядело самоубийство, но, думаю, это как раз были гормоны. И все варианты я, рассмотрев, отвергала: для детей в любом случае выходило только хуже.

— Зачем она все это делает, как вы думаете? Зачем ей справка от меня? Она хочет отобрать у вас детей?

— Нет, что вы, ни в коем случае! Дети ее устраивают именно в том объеме, в котором она их имеет. А справка ей нужна просто, чтобы была. Еще один козырь в ее игре.

— Что за игра?

— Я не знаю. Тут вы специалист, вам виднее. Моральный садизм?

— Я попытаюсь вам помочь.

— Вы будете говорить с Максом? Простите, что вмешиваюсь, но это бесполезно. Он любит мать так же, как и детей, и никогда не поверит в то, чего сам никогда не видел и увидит.

— Нет, я буду говорить с вашей свекровью.

                                      ***

— Вы в реальной опасности, — сказала я настороженно глядящей на меня даме. — Эля чрезвычайно умна и доведена вами до крайности. Учтите: это будет не истерика с киданием на пол кастрюль и тарелок. Это будет убийство. Причем, возможно, она спланирует его так тщательно, что сумеет обмануть следствие. Формально ведь у вас с невесткой хорошие отношения. Ваш сын это подтвердит. Но даже если Элю обличат и осудят, вам это уже ничем не поможет. И вашему сыну и внукам тоже.

Некоторое время она размышляла.

— И что же мне теперь делать?

— Просто исчезните из их жизни. Поздравления на дни рождения и рождественская индейка. Все. Если заскучаете по внукам, Макс привезет их к вам в гости. С Элей — никаких контактов. Это вас полностью обезопасит.

— Но она же…

— Не ваше дело! Если вы не исчезнете сами, я попробую убедить Макса. Поверьте, я умею убеждать, и в результате вы можете потерять не только любимую вами игру с невесткой, но и сына, и внуков. Если, конечно, раньше не потеряете саму жизнь.

— Вы меня шантажируете!

— Кто бы говорил!

— И как же, когда?..

— Сегодня, прямо сейчас. Максу скажете, что Эля вас достала, внукам — что будете теперь общаться с ними на своей территории.

Всё. Эля больше не приходила, но как-то раздобыла мой адрес в интернете и прислала письмо. От его стиля веяло провинциальной библиотекой, но я все равно, конечно, была рада, что у них все устроилось.