Вадим Рутковский: И кровь, и плоть, и смех, и грех. Контрасты Локарно

Никогда толком не понимал, какие репортажи с международных фестивалей нужны условному среднестатистическому читателю. Сам, пока не стал выезжать, читал такие в качестве аперитива: чего в ближайшем будущем ждать в кинотеатре/видеопрокате на районе. Потому попробую в сугубо утилитарном ключе: что из показанного в первые дни фестиваля имеет шанс в том или ином виде появиться в России.

Фильм открытия «Дары Пандоры» (The Girl With All The Gifts) — наверняка: это британский зомби-хоррор, причем со звездами и выдумкой, неизбитый. Начинается так просто великолепно, если не знать жанр заранее (и не читать бестселлер Майка Кэри), интересней вдвойне: смотришь зловещую антиутопию о мире, где дети заключены в камеры смахивающего на тюрьму строжайшего режима бункера, на уроки доставляются в ошейниках и наручниках, привязанными к креслам, будто это не милая ребятня, а Ганнибал Лектор. Некоторые малыши исчезают — очевидно, навсегда, чтобы стать материалом для биологических опытов. Когда зомби-природа маленьких героев становится очевидной (они, будучи заражены еще в утробе матери, зубами проложили себе путь наружу, сожрав мам изнутри, но, в отличие от тех, кто стал жертвой эпидемии взрослым, сохранили интеллект), фильм перестает быть генератором тревожных снов и отправляется по более накатанным сюжетным рельсам, волнующая тень «Не отпускай меня» растворяется в кровавом мареве, включаются законы боевика, но свежесть остается — в первую очередь, благодаря исполнительнице главной роли Сеннии Нануа. Взрослых — наставника, ученого и военного — играет матерые артисты: Джемма Артертон, Гленн Клоуз и Пэдди Консидайн. Актриса-ребенок не то что не теряется в их компании, напротив, уверенно солирует. А еще не ожидал такой прыти от телесериального режиссера Колма Маккарти, чей предыдущий кинофильм «Изгои», тоже хоррор с претензиями на оригинальность, сильно портила сериальная ограниченность; а тут и размах, и клиповая фантасмагория, и парадоксальные утопические выводы — крепкое жанровое кино.

Фильм открытия конкурса дебютов Cineasti del presente «Мне некуда было идти» если и появится в России, то, скорее, в музейном пространстве. Его автор, видеохудожник Дуглас Гордон (дебютировавший в кино экспериментальным полнометражным клипом «Зидан: Портрет XXI века»), превращает автобиографические монологи великого американского режиссера-авангардиста Йонаса Мекаса в нечто большее, чем фильм или инсталляция. Если коротко, то большую часть времени мы только слышим истории 94-летнего Мекаса (о скитаниях по Германии середины 1940-х, о лагере для перемещенных лиц, о первых годах в Америке, об универсальности словосочетания fuck you — рассказчик он отменный) и не видим ничего, точнее, видим темноту, черный экран (даже субтитры в фильме не используются), мрак, изредка разрываемый ослепляющими монохромными кадрами и образами, вырастающими из текста; сам Мекас появляется всего на несколько минут в прологе и эпилоге. Эта работа предполагает практически физический контакт со зрителем-реципиентом, черный экран — как портал в другое время, как темный холст, пространство для воображения. Ближе к финалу Мекас рассказывает, как много лет назад, когда сам был юным, помог какому-то старику в Нью-Йорке с чемоданами; пока они шли, старик не умолкал, пытаясь в считаные минуты уложить всю свою жизнь, но его голос терялся в городском шуме. Гордон делает все, чтобы голос его героя был услышан. Представляю, в каких адских условиях прошел бы показ, например, на ММКФ, где дверь в зал не закрывается весь сеанс, народ бродит туда-сюда, светит телефонами, комментирует происходящее и на опыты Гордона точно не настроен. Надо бы показывать фильм в капсуле, сродни той, что использовалась в «Гараже» на выставке Джеймса Таррелла — чтобы зрителю было не уйти.

Два восточноевропейских участника основного конкурса могли бы рассчитывать на выход в прокат, если бы не фатальное равнодушие и дистрибьюторов, и зрителей к бывшим соседям по социалистическому блоку. Болгарская «Слава» Кристины Грозевой и Петра Вылчанова с этим наследием дурно построенного коммунизма разбирается в жанре трагикомедии. Бедный стрелочник-заика попадает как кур в ощип в объятия государственной машины: на свою беду патологически честный путейский рабочий, месяцами сидящий без зарплаты, на плодах приусадебного хозяйства, вызывает полицию, обнаружив на рельсах тысячи невесть откуда взявшихся банкнот. Хваткая руководительница пиар-отдела министерства транспорта оперативно превращает Цанко в героя, но, конечно, все сходит с рельс — как водится, из-за мелочи, наручных часов «Слава», которыми Цанко дорожит не меньше Бутча из «Криминального чтива». Смех смехом, а саспенс в фильме нешуточный, и социальный драматизм, хоть и упрощен в угоду жанру, но не фейковый. Самое же замечательное в «Славе» то, что непонятно, куда история вывернет — в водевиль или трагедию.

Польская «Последняя семья», игровой дебют документалиста Яна П. Матушинского, начинается в 2005-м, с лихого монолога заслуженного художника Здзислава Бексиньского (этого реального персонажа — и все события в фильме тоже реальны — играет грандиозный Анджей Северин): старик признается, что хотел бы умереть от рук виртуального создания — 18-летней Алисии Сильверстоун с профессорской ученой степенью и садистскими наклонностями, умереть, пережив многочисленные оргазмы и адские пытки. Дальнейшее — долгий флешбэк, от вселения в новостройку на окраине Варшавы в 1977-м до смерти при куда более гнусных и прозаичных обстоятельствах в 2005-м: долгая монотонная жизнь, череда потерь близких, замкнет которую самоубийство сына-психопата — одна из многих, наконец, удавшаяся попытка. О неминуемости смерти — вся эта семейная хроника, будто спрятанная от большой истории, поражающая дотошностью реконструкции прошлого — но только в пределах квартир, телестудий, салона самолета и других локальных площадок; локальный тесный мир, зачем-то запечатленный на века первыми портативными видеокамерами. Смотреть интересно, но тяжело — не столько из-за депрессивной интонации, сколько из-за того, что герои меняются только внешне — как интерьер, гаджеты и костюмы, а так все про них понятно уже в 1977-м, дальше отмечаешь только мастерство гримеров.

Португальский конкурсант «Переписка» в российском прокате появится вряд ли, но тут мы точно не станем исключениями: в течение двух с половиной часов многочисленные друзья режиссера Риты Азеведу Гомеш разыгрывают избранные места из двадцатилетней переписки португальских поэтов Жоржа де Сены и Софии де Мелло Брейнер. Есть политические фрагменты: превращение Португалии в полицейское государство обрекло Жоржа на изгнание. Есть остроумные экзерсисы по поводу античности. Очень много абстракций — про ветер и воздух; и фильм — такой же ветреный и водянистый: смотрится, несмотря на свою абсолютную деструктурированность (или благодаря ей?) легко, но в одно ухо влетает, в другое вылетает; запоминаются куски, как-то пересекающиеся с личным опытом (меня вот задели воспоминания Софии о матери, которая, умирая от рака, словно помолодела), а в остальном — все равно, что облака, столько раз вдохновлявшие поэтов, растворяются без следа и навсегда. Но программе ММКФ «Русский след» «Переписка» бы очень пригодилась: среди участников этого лирического перформанса, модернизирующего формат биографического фильма, российский кинокритик Борис Нелепо (своей любовью к португальскому искусству заслуживший у друзей прозвище Бориш Нелепу) и французский режиссер русского происхождения Пьер Леон. Да, брат Пьера, Владимир Леон, появляется в эпизодической роли строгого регистратора бракосочетаний в конкурсной комедии Аксель Ропер «Яблоко моих глаз»: за ней, надеюсь, дистрибьюторы уже выстроились в очередь.

Другой программе ММКФ «Секс. Еда. Культура. Слава» просто необходима японская «Влажная женщина на ветру» Акихико Шиоты, отчаянная секс-комедия на фоне дикого леса, где пытался спрятаться от мира и подвергнуть себя целибату сбежавший из Токио драматург. Но встретил девушку — ожившую мечту польского художника Бексиньского, — и началась весьма разрушительная садомазохистская игра, в которую к финалу оказались вовлечены все встречные-поперечные. Я прохожусь по верхам, вообще же программа Локарно, на мой вкус, лучшего фестиваля мира, тонко выстроена, и та же «Влажная женщина» не только про секс, но и про театр, и про творчество, и про время, сюжетные и стилевые нити связывают один фильм с другим. В прокате эта «переписка», диалог, общение разных картин теряется.