«Чтобы вертолет не сбили — летаем выше». Зачем русские живут в Судане
«Попасть под пулю здесь — это как попасть под машину»
Племя динка — за президента. Племя нуэр — за бывшего вице-президента. Племя шулук — само за себя. У президента есть армия. У вице-президента тоже. В обеих армиях есть представители всех трех племен. Итого: в стране анархия. Все это мне объясняет Иван, миротворец. Он приехал в Южный Судан работать по контракту с ООН.
— Бывает, на нашу базу залетают шальные пули. Бывает, шальные гранаты из РПГ. Однажды мы целый день лежали на полу, пули свистели над головами, было страшно. Тогда погибли три китайских солдата. Но это случайности, никто не станет целенаправленно нападать на базу ООН. Чаще всего суданцы недолго перестреливаются между собой, просто «стволы прочищают». Если калибр меньше, чем 80 мм, мы такие мелкие перестрелки даже не считаем. Попасть под пулю здесь — это как попасть под машину. От судьбы не убежишь.
Когда Южный Судан отделился, война не закончилась. Бои начались за богатый нефтью регион Абьей, который в итоге отошел к Южному Судану. В декабре 2013 года в Южном Судане начались внутренние проблемы: попытка госпереворота закончилась очередной гражданской войной. После трехмесячного летнего перемирия племена динка, нуэр и шулук продолжили убивать друг друга. Иван — один из тех, кто должен их примирить. О работе своей в отряде специального назначения он рассказывает осторожно, потому что по контракту не имеет права ничего разглашать.
— Первое, за чем едут люди в такие места, — это деньги и впечатления, которых здесь значительно больше, чем в России. Мне подвернулся случай поработать в Южном Судане, и я согласился. Рабочий день должен был выглядеть так: взаимодействие с местными властями и полицией для оказания практической и теоретической помощи. В общем, инструктаж. Но сейчас новый виток конфликта, поэтому на самом деле все оказалось не так гладко. Большая часть сотрудников нашего подразделения занята тем, что охраняет порядок в лагерях беженцев — охраняют беженцев от них самих, выполняют по сути полицейские функции. Охрана, патрулирование, обыски, профилактическая работа. Без миссий ООН в стране было бы совсем непросто. Хотя порой кажется, что надо оставить ситуацию как есть, чтобы она выгорела, чтобы прошел воинственный запал. Возможно, в таком случае было бы меньше жертв. Сейчас, при участии миссий, все это тлеет, и сколько будет тлеть еще — неизвестно.
Семен — пилот вертолета. Он рассказывает о происходящем в Судане спокойно:
— Президент страны — представитель самого многочисленного племени динка. Вице-президент — из племени нуэр. Власть делят — вот и все. Тут банальная гражданская война. Стреляют!
Семен прилетел в Южный Судан на заработки. Он работал пилотом и в России, но в Африке ему платят больше. Ради повышенной ставки Семен готов терпеть, что иногда приходится сидеть в бомбоубежище из-за перестрелок местных жителей.
— Чтобы вертолет не сбили, нужно просто летать чуть повыше. Так-то русских в Южном Судане много, учитывая, что только по контракту с ООН работают три российских авиакомпании, не считая одиночек-контрактников. Небо Южного Судана на 70–80% говорит по-русски.
«Тут города — хижины из веток, обмазанные глиной»
— Спросите у нефтяника: зачем он ездит на вахту на морскую платформу или на Крайний Север? Почему он не хочет зарабатывать у себя дома? Да потому что платят хорошо там, куда мало кто хочет ехать. В здравом уме сюда никто не поедет жить. Поработал немного — и скорее домой. Была бы нормальная работа дома — работал бы дома.
Владимиру 32 года, он менеджер в российской авиакомпании. Название просил не упоминать. Он работает вахтовым методом в разных африканских странах и получает за это полмиллиона рублей в месяц. Сейчас он в Южном Судане. Это опасная страна. Если нужно добраться из одного города в другой, чаще всего используют вертолеты. Автомобили — только в крайних случаях, потому что можно попасть под пули.
— Основная валюта для местных — скот, и вот из-за него происходит много конфликтов. Не хватает коров, чтобы заплатить выкуп родителям невесты? Собирают банду и идут отбивать скот в соседней деревне. Во время первой моей командировки рядом с нашим отелем ночью шла активная перестрелка — я думал, что штурмуют отель, было довольно жутко. Утром оказалось, что это был ночной налет на лагерь пастухов, расположенный рядом с отелем: убили шесть человек и угнали коров. Потом мы привыкли к ночным перестрелкам. К тому же местных гостиница с белыми постояльцами не интересует: и хлопот много, и коров у нас нет.
Владимир живет в столице Южного Судана Джубе, в одной из немногочисленных гостиниц. В основном она занята работниками западных неправительственных организаций, помогающих Южному Судану. Они помогают в строительстве, создании городской инфраструктуры, в образовании. Джуба сильно отличается от остальных городов страны благодаря расположенным там миссиям: в городе работают супермаркеты, кафе, есть бассейн.
— Но при этом городская инфраструктура плохо налажена, — говорит Владимир, — там нет ни электростанций, ни центрального водоснабжения. У каждого отеля, супермаркета или коммерческого комплекса свой дизельный генератор, а воду часто развозят на водовозках. Другие города не могут похвастаться и этим: рынок, несколько административных зданий, мечеть, остальное — хижины из веток, обмазанные глиной. Больше там ничего нет.
«Для них корова важней человека»
Стивен Вуга — коренной суданец. Он родился и живет в городе Вау на северо-западе Южного Судана. Ему 30, работы нет, подрабатывает на стройке и иногда перепродает вещи. В месяц он зарабатывает 50 долларов. Из них он что-то умудряется откладывать на будущее: он мечтает купить родителям большой дом в хорошем районе и жениться. Но пока у него «все сложно» — так написано у него на фейсбуке. Друзей у него много, больше пятисот. В свободное время Стивен ходит в интернет-кафе, чтоб с ними пообщаться.
Стивен любит футбол и баскетбол. Еще он любит свою страну, но не понимает, что с ней происходит: почему он, дипломированный врач, не может найти постоянную работу и вынужден работать за гроши.
На референдуме за разделение Судана проголосовали 99%. Стивен был против.
— У людей были большие надежды, что однажды мы отделимся и будем жить свободной и счастливой жизнью, но это была просто иллюзия. На референдуме я голосовал против отсоединения от Судана, я мечтал о единой стране, где все равны. Теперь в Южном Судане процветают безработица, преступность, кумовство, нарушение основных прав человека...
Стивен из малочисленного племени ндого. У представителей большого племени динка нет таких проблем: они поддерживают президента. У динка даже есть работа: если верить Стивену, почти все рабочие места заняты именно ими.
— В какой-то момент многие поняли, что разделение Судана выгодно только части населения, что это хорошо не для всех, — говорит Стивен. — Поэтому во многих частях страны люди бунтуют против правительства и динка. Бунтуют по-настоящему— с оружием в руках. Против тех, для кого корова и племя важнее человека.
«Много мусора и похоже на Россию»
В северном Судане жить безопасней. Дмитрий Шведов добывает золото: работает начальником департамента закупок в компании Alliance for Mining Co. Он живет в Хартуме, столице Судана.
— Мусор здесь повсюду. Даже простые урны на улицах — большая редкость. В целом Хартум немного напоминает любой российский город начала — середины девяностых: полуразрушенные дома, неухоженные улицы, облезлые стены построек, грязные витрины магазинов. Но во всем этом остается место чему-то уютному и доброму, когда ты закрываешь на все это глаза и концентрируешься на улыбающихся суданцах.
Поначалу Дмитрий думал, что жизнь на новом месте будет двигаться по плану дом — работа — дом, но на деле оказалось, что даже ночью можно гулять по столице с девушкой без опаски. Дмитрий считает, что дело в религиозности суданцев и в том, что они приняли ислам не так давно — около 150 лет назад:
— Религия остается как бы «свежей», люди действительно прислушиваются к проповедям и заповедям. Например, два года назад правительство отменило студентам какие-то льготы, и буквально на следующий день студенты вышли на улицы жечь покрышки. Но во время пятничной молитвы религиозные лидеры объяснили, что, возможно, правительство не право, но это не значит, что можно разрушать свой родной город. Мелкого события достаточно для начала волнений, но пока суданцы могут это сдерживать, в том числе благодаря религии.
Чтобы выехать из Хартума, иностранцам нужно получать специальное разрешение.
— На белого здесь вряд ли нападут, но можно попасть не в то время не в то место: между деревнями часто бывают вооруженные разборки. Межплеменные волнения есть, но как только поднимается волна напряженности, например, с претензией на власть в стране, то религиозные деятели стараются эту волну быстро погасить. Имамы улавливают малейшие изменения в умонастроениях верующих и стараются все повернуть к мирному разрешению конфликтов.
По мнению Дмитрия, в Судане можно жить, если вы сторонник спокойной размеренной жизни и умеете развлечь себя сами. Кроме того, Дмитрий считает, что в Судане во многом более дружелюбная и даже более безопасная атмосфера, чем в родной России.
— В чем-то он похож на Россию. До отделения нефтяного Южного Судана «большой Судан» зарабатывал в основном нефтью. А сейчас пришлось развивать свое производство — например, разрабатывать месторождения золота. В силу религиозности, а может, и климата суданцы не заморачиваются: дороги не ремонтируют, дома строят плохо — на короткий период, мусор не вывозят. В общем, живут одним днем. Это на нас тоже похоже. Но если страна не погрязнет в конфликтах на почве разделения власти и ресурсов, а государству удастся окончательно договориться со всеми вождями территорий, где организована золотодобыча, то, думаю, лет через 10–15 мы сможем увидеть совсем другой, ухоженный, еще более гостеприимный, обеспеченный, туристический Судан.