«Мы все — не только говорящие на русском языке — оказались в совершенно новых условиях. Ничего подобного интернету за годы своего существования человечество не изобрело. Многие языки меняются, причем более или менее одинаковым способом», — говорит лингвист Максим Кронгауз.

Самый главный тренд, по его мнению, — использование в интернете промежуточной формы между письменным и устным языком. Отсюда новые приемы: смайлики, прописные буквы и даже изменение синтаксиса, благодаря которым в письменной речи появляются интонации и мимика.

«Про смайлики и эмодзи уже пишут магистерские диссертации: интересно посмотреть, как они встраиваются в коммуникацию. Например, в том, как вырожденные смайлики в виде скобочек взаимодействуют со знаками препинания, есть вполне четкие закономерности. В частности, смайлик вытесняет точку (кажется, что лучше закончить предложение скобочкой), отчасти вытесняет восклицательный знак, но хорошо соседствует со знаком вопроса. Появление эмодзи — это в каком-то смысле возвращение к пиктограммам. Эти значки — не слова, а отдельные смыслы: картинка кошки может обозначать и кошку, и мяуканье», — рассказывает Кронгауз.

Еще одна ощутимая для носителей языка тенденция — передача компьютеру части способностей и компетенций человека. «Например, поиск. Очевидно, что это простая операция, но также очевидно, что провести ее по большому объему текстов человек не может и отдает машинам на откуп. Компьютер справляется быстро, хотя качество проверить трудно», — объясняет Кронгауз.

Проверка орфографии и пунктуации — область, в которой компьютер и человек конкурируют. «Грамотный человек проверяет лучше спеллчекера, спеллчекер — лучше неграмотного. Среднеграмотные передоверили эту задачу спеллчекеру и перешли в разряд не очень грамотных, понизив свою компетенцию».

«Следующий, чуть более сложный этап, где человек пока безоговорочно выигрывает, — перевод, — продолжает Кронгауз. — Здесь важно слово "пока". Мы видим, как буквально за три-пять лет выросло качество переводчиков, встроенных в "Яндекс" и Google».

Главный редактор «Живого журнала» Василий Гулин не верит в окончательную передачу машинам компетенций в области языка и текста: «Когда я работал в ТАСС, буквально в один день с интервалом в пару часов пришли две очень интересные новости. Первая о том, что создали робота, который умеет писать новости. Вторая о том, что появился робот, который умеет разливать водку. Журналистика после этого должна была умереть: все делают роботы. Но прошло время, а корреспонденты по-прежнему нужны».

В 2007 году у Кронгауза вышла книга «Русский язык на грани нервного срыва», в которой он описал основные языковые изменения и призвал читателей не переживать. «Слухи о скорой смерти русского языка сильно преувеличены», — резюмировал лингвист в послесловии к книге. К мнению Кронгауза прислушались не все.

«На нас давит колоссальный объем действительно некачественного, нехорошего русского языка. Качественный русский язык мы в той или иной степени теряем: прочитав 25 вариантов одного и того же слова с ошибками, начинаешь сомневаться. Тем более, если неправильный вариант встречается чаще, чем правильный», — говорит Гулин.

«Этот разговор длится уже пару десятков лет, — парирует Кронгауз. — Я же повторяю одно и то же: никаких рациональных оснований для заявлений о порче языка нет. Это эмоциональное восприятие происходящих изменений, которые можно оценивать и как порчу, и как обогащение. Если язык не будет использоваться в интернете или не будет под него подстраиваться, то он в этой области очень быстро станет мертвым. Мы должны гордиться тем, что русский язык настроился на новые условия коммуникации».

«Я вообще люблю все новые языковые явления, потому что мне интересно их изучать, — продолжает Кронгауз. — Если бы не они, я остался бы без работы». Но, по признанию ученого, как носителю языка ему жаль уходящих слов и порой не нравятся новые. «Раньше я просто ненавидел новое значение слова "блин". Матерное слово менее вульгарно, чем его замена. Объявлял, что с девушкой, которая говорит "блин", не пойду пить кофе. А потом увидел, что девушек, не говорящих "блин", не осталось. Теперь я вынужден с этим считаться», — объясняет Кронгауз.

Среди новых слов у него есть любимчик — «няшка», которое он называет «симпатичным уродцем». Гулину нравится словосочетание «унылое говно»: «Прекрасная идиома, которая обозначает широкий спектр эмоций. Люди, когда хотят охарактеризовать что-то, что попадает под это определение, вряд ли будут расписывать впечатления на три страницы в формате: "у автора страдает язык" или "он не увлек меня заголовком". "Унылое говно" и поехали дальше».

А вот режиссеру Дмитрию Волкострелову по душе слово «носокровь»: «Недавно я читал вроде бы русский текст, но не понимал, что в нем происходит. Я говорю о пьесе Павла Пряжко "Карина и дрон", по которой недавно ставил спектакль. Это история о некотором количестве дней из жизни четырнадцатилетних людей. И там героиня говорит: "Ну типо носокровь происходит, когда видишь что-то ультраняшное". Мне очень понравилось слово "носокровь". Очень интересный термин».

Сейчас каждое крупное интернет-сообщество говорит на своем языке. «"Кросавчег" и "аффтар жжот" — это так называемый "язык падонков", — говорит Кронгауз, — а самый презираемый во внешней среде, безусловно, "мамский". Все эти "пузожители" и "мы покакали"…».

«Просто мы оказались в ситуации, когда даже внутри одного поколения может быть языковая дистанция. Но я не склонен думать, что все трагично и печально. И в начале XX века говорили, что язык умирает, и потом, и потом, и еще, и до этого», — продолжает Волкострелов.

«Соцсети — это тотальная безграмотность. 99,9 % текстов написаны с ошибками. Про стилистику вообще лучше не говорить — это ужас. Мессенджеры — это то, где мало кто из нас уделяет внимание орфографии и пунктуации. СМИ, переходящие на безбумажную технологию, стали хуже по качеству русского языка, потому что массово упразднили корректоров. А интернет-магазины? Я теперь знаю три варианта написания "в наличии" и чаще всего встречается вариант в одно слово. Судя по всему, это производное от "внатуре"», — рассказывает Гулин.

Максим Кронгауз с ним не согласен: люди не стали неграмотными — просто используют язык и знаки препинания по-другому: «Русский язык сейчас находится в стадии необычайного расцвета. И причина этого как раз в появлении новых вариантов русского языка. Чем больше вариантов, чем больше русских языков, тем лучше русский язык себя чувствует».