Мишка Коля
мишка коля — это по-коми. по-русски — николай михайлович. ходит по деревне, по осени — опираясь на грязное двуствольное ружье с обклеенным изолентой прикладом. лет ему много. но людям бывает и больше. лицо заросло как берег озера ыджыд-ты — а руки колеблются как его же поверхность в сентябрьский этот всегдашний ветер. руки подвижны — а все остальное мишка коля делает очень плавно, слова добывает изнутри еще медленнее — как детей. ходит и трясется. еще и говорит всякому кого встретит одну фразу лишь: я всё трясусь. она для него — приветствие и прощание и личные позывные. бабушки и тетушки — у которых мы квартируемся и имеем столы — говорят нам: всё было у человека — всё — и трактор был — и вездеход был — и дети с ним жили и жена живая была, лиза — вот что вино делает с человеком.. деревня называется тöв. это коми слово имеет два значения — ветер и зима. дом мишки коли — огромный и пустой — вон он. но мы внутри не были. он знакомится на ветру с нами сам. и сидит на земле подолгу пока мы работаем над эпизодами изо дня в день то там то тут в течение этого лучшего в наших жизнях месяца. мы с самого начала поняли что он — лучший. один раз нам нужно было снять со спины идущего куда-то сквозь здешний мир сумеречного человека — и мы попросили мишку колю пройтись не оглядываясь — опираясь на свое ружье как обычно. а у меня патронов-то нету.. — сокрушается он и становится похожим на пятилетнего ребенка. мы энергично киваем все вместе ему в ответ и машем выставленными вперед ладонями влево-вправо. а юрий сергеевич наш бормочет: вот и хорошо родной. нахрен нам еще и патроны.. потом нам понадобилось мишкино колино лицо — заросшее и с глазами полными слез неизвестного происхождения — не то от ветра не то от горя не то от счастья не то от болезни и старости не то от того что лесная здешняя жизнь густо прочерчена сеткой живой воды. глаза здесь и вправду у всех и всегда текут. и у нас текли. это означает — быть с ветром — быть живым — и на севере-крыше особенно понятно. но когда выставились и начали снимать — лицо мишки коли стало поразительно собранное и сухое — как коричневый будильник. очень смешное от того. или еще как будто бы мы откопали из-под земли и посадили перед камерой еще одного терракотового воина — только не китайского, а коми удорского. пленки у нас немного — и оператор васька коля из петербурга нервничает. спроси его о жене что-нибудь — может поможет. — говорю я режиссеру тихо. быстро ты — я гляжу — освоил свинства нашей профессии. — отвечает мне глазами режиссер и спрашивает: николай михайлович! как вы с женой познакомились, расскажите? титьки-то хорошие. — отвечает мишка коля как школьная шантрапа из райцентра. и это первая фраза его за весь день. дрались может быть за нее? мишка коля мягко превращается в слово да, сгибаясь-ныряя вперед — превращается в императора маньчжурии и произносит: за свою ***. за плечами мишки коли развернулись некрашеные крылья — но лицо так и не изменилось в нужное нам. оператор выключил камеру. мы тоже уже тряслись. я приемы знаю. — продолжал мишка коля. — ножницы, ножницы делаю всем. — он выбросил в камеру руки и плавно-резко провел ими одна под другой. наши лица брызнули во все стороны. очень трудно передать словами как все это было хрустко-смешно. простите меня, девочку. — сказал мишка коля как прощеная грешница мария. посмотрел как мы долго сворачиваемся отбиваясь от мошки — как стемнело — а потом ушел. мы тоже ушли. проход получился. а лицо нет. и что же дальше? а дальше вот что.
*
я не мог не поверить не проверить значимость мишки коли. я перевел перед сном все услышанные от него фразы на коми язык с помощью хозяйки марьи алексеевны и ее сына сашки. перевел — сложил в ту последовательность в какой они появлялись-звучали — и в кромешной темноте ночи на улице произнес вслух: я всё трясусь — а патронов-то нету — титьки-то хорошие — за свою *** — я приемы знаю — ножницы ножницы делаю всем — простите меня девочку. а потом сразу же лег спать на пол на свой матрац. утром меня разбудил мишка коля. высокий молодой и веселый. сказал: чеччы, сьöлöмшöрöй. вставай, середина сердца моя. спасибо что ты нам всем так помог. протянул мне обе свои широкие белые руки, рукавами широкой белой своей рубашки убрал с моего лица сон и вывел во двор. во дворе были все его близкие в душистых одеждах, пузырившихся на ветру. времена года сидели на траве — и никуда не шли. все дома во все стороны были крепкие и жилые. между ними в пустотах-просветах сверкали только луга и вода. товарищи мои уже все были здесь. и наши с ними все прошлые и будущие потери тоже кружились утиной стаей над нами найденными. и деревня тöв была столицей мира.