Сначала я подумала, что мама мальчиков Бори и Димы — типичный представитель моего любимого типа клиентов.

Я ведь ленива, как почти все люди. Выслушивать, вдумываться, исследовать проблему, вместе с посетителем искать решения и обсуждать их — это все работа, и не из самых легких.

Но бывают (и не так уж редко, кстати) удивительные клиенты. Приходят, здороваются и сразу, практически без всяких наводящих расспросов с моей стороны, подробно рассказывают, что и как у них случилось, в чем состоит проблема. Дают оценку ситуации. Потом без всякого перерыва сообщают, почему именно все это произошло и тщательно анализируют названные ими самими причины. После этого сами же говорят, что и в какой последовательности нужно предпринять по данному поводу. В заключение благодарят меня (!) за конструктивную встречу и уходят работать над проблемой.

Очень люблю таких клиентов!

Именно по описанной выше схеме и развивалась поначалу наша встреча с Мариной, мамой двух сыновей.

Боря старше Димы на один год и восемь месяцев. Мальчики с самого начала воспитывались в семье как равные, старший и младший родителями не выделялся. Одинаковые права, одинаковые обязанности. Если одному покупали игрушку или какую-нибудь нужную вещь, другому тоже что-нибудь покупали. Если братья где-то набедокурили, доставалось обоим одинаково, без всяких скидок.

Понятно, что мальчики с самого раннего детства были конкурентами. За все. Но до поры до времени это никому особо не мешало, наоборот, непрерывное соревнование подстегивало развитие, обретение полезных навыков — и в попытках заслужить одобрение родителей и других значимых взрослых, и в домашних делах, и, позже, в учебе. Сейчас Боря в пятом классе, Дима — в третьем. В школе — никаких проблем.

Но у Димы аллергия. От сладкого, особенно от шоколадных конфет начинает все чесаться. На местах расчесов образуются корочки: на запястьях, щиколотках, шее, за ушами. Еще иногда опухают нос и глаза. Как ни странно, эта аллергия проявила себя не с раннего детства, а лет с пяти, внезапно и бурно. Лечились у аллерголога.

Не то чтобы Диме теперь совсем нельзя было есть конфеты, печеньки, мороженое и другие сладости. Можно. Но в очень-очень ограниченном количестве.

И вот...

— Мы все попали в ловушку. И несомненно мы сами, то есть взрослые нашей семьи — мама, папа, бабушка, тетя, в этом виноваты.

Мальчики привыкли быть равными во всем, и мы, ограничивая Диму, конечно, ограничили в сладостях и Борю. Ну согласитесь, это казалось очень странным: мы все идем гулять в парк или на аттракционы, и там на прогулке покупаем мороженое старшему брату и не покупаем младшему. Мы, конечно, отказывали обоим. И себе тоже мороженое не покупали, мы-то взрослые, тем более без сладостей проживем. Или — дать за общим ужином печенье или безе (они оба их очень любят) только одному ребенку, старшему. И он будет на глазах у второго его есть. Тоже ведь невозможно? Мы не давали обоим. Вероятно, это с самого начала было ошибкой. Равенство равенством, но Боря ведь совершенно не виноват в Диминой проблеме со здоровьем. И мы — четверо взрослых — тоже не виноваты. Надо было ограничить только Диму, объяснив ситуацию обоим сыновьям.

Но мы поступили именно так, как поступили. Ограничили сладости для всей семьи. И у обоих мальчишек возникла фиксация на этой теме. Сейчас это просто ужас-ужас. Они оба ревностно считают конфеты и все прочее сладкое, съеденное не только братом, но и каждым членом семьи. Видимо, это превратилось в навязчивую идею. Иногда мне кажется, что мы все с ними только об этом и говорим. Не о погоде, природе и видах на урожай, а исключительно о конфетах. Я читала ваш рассказ про проблемы с горшком, когда вся семья фиксируется на том, покакал или не покакал ребенок и только вокруг этого месяцами крутятся практически все разговоры с ребенком и даже взрослых между собой. У нас то же самое. Дима приходит из школы и первым делом заявляет: «Бабушка, я видел, как Боре его одноклассник Паша дал половинку сникерса. Можно мне теперь печенинку съесть?» Собираемся все в гости. Боря: «Мам, а можно мне там будет второй (!) кусок торта съесть? Это же в гостях...»

Иногда Боря специально прячет свои, из числа причитающихся обоим, конфеты и потом дразнит брата: «А вот смотри, что я ем...» Иногда Дима в отчаянии ворует что-нибудь сладкое и обязательно попадается — потому что он очень неловкий. Боря доносит и радуется, когда брата наказывают. Однажды накануне прихода гостей Дима съел кремовый цветок с именинного торта Бори, а Боря, увидев это, швырнул его со всей силы об стену. Мы тогда вообще растерялись, не знали, что и делать: оба ревут, гости на пороге... Недавно Дима сказал: «Я вообще-то понимаю, что должен любить своего брата, но иногда мне почему-то кажется, что я его ненавижу. Особенно, когда он шоколадные конфеты ест».

Оба придирчиво расспрашивают нас с отцом, что мы ели там или там, аккуратно наводят разговор на сладости. Недавно мы с мужем ходили в театр. Потом я честно пыталась рассказать им о спектакле, а Дима:

— Мам, пап, а вы в буфет ходили? Пили шампанское? А с чем были бутерброды? Пап, а пироженку ты маме купил? Одну?

И они ведь большие же уже парни, не детский сад! Честное слово, я себя порой чувствую как в дурдоме! И понимаю прекрасно, что дети тут вообще ни при чем, весь этот дурдом — чисто наша педагогическая ошибка.

Мы решили сделать, как вы рекомендовали в рассказе про горшок: просто перестать об этом говорить. Снять общую фиксацию. Так и заявили: ни слова о конфетах! Но у нас ничего не вышло. Взрослые запрет легко соблюдали, а мальчишек-то как заставить? Они по-прежнему к нам с ними приставали. Потом мы пробовали шантаж: лишнюю конфету получит тот, кто будет молчать о сладком и говорить о другом. Тоже провалилось — они занялись доносительством: мама, а Дима с бабушкой сейчас говорили о том, какие пирожные бабушка любила, когда была маленькой... Тот же дурдом, вид сбоку.

Отец предложил вообще все сладкое из жизни семьи убрать. Тотально. Нет конфеты, нет проблемы. Но я не уверена, что это правильно. Они все-таки дети...

Что нам делать-то?

Разрыв уже наметившегося шаблона — они все понимают, но у них самих решить проблему не получилось.

— Что ж, вы все поняли правильно и честно пытались решить возникшую задачу линейно, — вздохнула я. — Но случился облом. Придется звать на помощь Виктора Франкла.

— Это кто? — несколько настороженно спросила Марина.

— Это австрийский психолог и психиатр, очень известный. И у него есть мой любимый метод парадоксальной интенции.

— Парадоксальной чего?

— Если симптом не получается ослабить и убрать, его надо усилить. В вашем случае придется создать в доме ужасный избыток конфет и печенек — материальных и психологических. Дима, конечно, слегка пострадает в медицинском смысле, но вы, разумеется, заранее запасетесь всякими нужными препаратами во избежание. Иногда Франкл помогает в очень тяжелых случаях.

— Я готова, — твердо сказала Марина. — Я знаю, что это все звучит по-дурацки и даже смешно, но у нас действительно тяжелый случай, мы уже все друг на друга злимся.

* * *

Печенье, пряники, вафли и конфеты были закуплены в количестве, которое удовлетворило бы и самого Мальчиша-Плохиша из сказки Гайдара. Боря и Дима, когда все это увидели, просто потеряли дар речи.

— А теперь давайте поговорим об этом, — елейным тоном американского психотерапевта предложила сыновьям Марина. — Вот эти конфеты с розовой помадкой, а эти — с орешками. А это вафли с карамелью.

— И все это мне можно есть? — замирающим голосом спросил Дима.

— Почему только тебе? Всем можно! Вот видишь, я уже ем, — Марина с хрустом откусила вафлю.

— А по сколько на каждого? — деловито поинтересовался Боря.

— Да не по сколько. Ешь столько, сколько захочешь. Обжираловка имени Франкла.

Диму стошнило три раза. Но — вот удивительно! — аллергии почти не было. Почесался чуть-чуть в самом начале и все. Эндорфины — гормоны нежданной радости — ее заблокировали? Борю, как более старшего и умного, стошнило только один раз.

Еще несколько дней мать и тетка бегали за мальчиками и предлагали поговорить о сладостях во всех их ипостасях. Мальчики уворачивались. Все это время на столе стояла ваза с конфетами.

Через две недели о проблеме забыли.