Ограничения средств массовой информации сегодня в моде. Вот и депутаты псковского областного парламента направили предложение в Госдуму: считают нужным изменить ряд положений закона «О СМИ» для защиты несовершеннолетних, пострадавших от сексуального насилия.

Суть предложения в том, чтобы значительно ограничить журналистам возможность сбора данных об обстоятельствах преступления и его жертве. Например, предлагается обязать журналистов получать интересующую их информацию только через официальный запрос в следственные органы, согласованный с органами опеки, а также родителями или опекунами ребенка.

Чтоб было понятнее, представим стандартную ситуацию и посмотрим, как обстоит дело сейчас. К примеру, Следственный комитет публикует пресс-релиз об очередном преступнике-педофиле. Там вскользь упоминается жертва преступления. Возможности журналиста в поиске дополнительной информации о жертве ограничены, по большому счету, только его этическим чувством. В одних редакциях вполне допустимо отправить корреспондента дежурить у квартиры, адрес которой получен благодаря чьим-то личным связям в МВД. В других — ограничиваются опросом знакомых жертвы или обзвоном ее родственников. Третьи собирают информацию в интернете: страницы в соцсетях, публикации коллег и т. д. Потом весь этот дурно пахнущий информационный винегрет вываливают публике. Как чувствует себя на таком фоне пострадавший, сложно вообразить. Фактически изнасилование продолжается, только уже психологическое и моральное, при активном участии журналистов.

В Пскове справедливо решили, что жертва нуждается в дополнительной информационной защите: нужно запретить журналистам в такой ситуации пользоваться любыми источниками информации, кроме официальных.

Псковский законопроект поступил на рассмотрение экспертного совета Комитета Государственной думы по информационной политике, где состоит ваш покорный слуга. Поэтому считаю нужным высказаться.

Отмеченная псковскими депутатами проблема действительно существует.

Но.

Во-первых, проблема касается не только несовершеннолетних. Согласитесь, странно законодательно оберегать пострадавшего только до 18 лет. Жертвы изнасилований и в 19 лет, и даже в 90 точно так же нуждаются в защите. Почему псковские законодатели ограничили возраст лиц, ради блага которых сочиняли законопроект, непонятно. Никаких пояснений на этот счет нет, и придумать их сложно.

Во-вторых, поиск журналистами дополнительной информации о преступлении часто направлен не на выковыривание жареных фактов, а на установление объективной истины. Особенно это важно, когда подозреваемый в преступлении имеет высокий социальный статус или носит погоны. В данном случае СМИ действуют на благо общества, и ограничивать их в этом действии было бы неправильно. Примеров, увы, сколько угодно. Можно вспомнить хоть иркутского судью Михаила Добринеца, который изнасиловал 19-летнюю студентку-практикантку. Жертва несколько лет добивалась наказания насильника, и дело раз за разом удавалось сдвинуть с мертвой точки только под давлением прессы. Получай иркутские журналисты информацию только по официальным запросам — Добринец и сейчас носил бы судейскую мантию.

В-третьих, как показывают последние громкие случаи, которые легко нагуглить, личная информация о несовершеннолетних жертвах насилия часто выискивается и распространяется через социальные сети обычными гражданами и только потом (кстати, далеко не всегда!) подхватывается СМИ. Как решить эту проблему — никто не знает, а знать хотелось бы. Ужесточать же законодательство для зарегистрированных СМИ из-за того, что происходит в соцсетях... Даже если представить, что СМИ вообще перестанут освещать эту тему, положение дел, по факту, не изменится: информация все равно будет распространяться с прежними скоростью и охватом.

В-четвертых, уже давно существует феномен неофициальных сетевых СМИ. Зарегистрированные издания частенько сливают через них информацию, которую не могут опубликовать сами из-за законодательных ограничений или опасений судебных тяжб. Поощрять эту практику дополнительным ограничением журналистов не хотелось бы. Ведь жертве одинаково больно, полощут ли ее имя в зарегистрированной прессе, интернет-пабликах или в телеграм-каналах.

Наконец, в-пятых, в России существует и вполне успешно работает закон «О персональных данных». Он защищает всех граждан, независимо от их возраста, пола и статуса. Кроме того, в самом законе «О СМИ» есть ряд пунктов, дополнительно защищающих детей: например, запрет на публикацию их фото- и видеоизображений без согласия родителей или опекунов. Большинство зарегистрированных СМИ соблюдают эти законы. А кто не соблюдает — регулярно проигрывают судебные иски.

Честно говоря, не думаю, что псковское предложение успешно пройдет через наш комитет. В крайнем случае, его придется очень сильно изменить, чтобы оно, став законом, могло работать.

При всем том, повторюсь, затронутая проблема стоит остро и решать ее необходимо. Если у кого-то есть дельные соображения, как это сделать, прошу поделиться.