«Куда ты едешь? В Staatsоper? А ну-ну, долго ты там все равно не задержишься… Я в прошлый раз ушел на 10-й минуте...» — говорит мне знакомый по телефону во вторник вечером. Я в это время пытаюсь вежливо подгонять неторопливого берлинского таксиста, выруливающего к роскошному зданию Берлинской оперы на Унтер-ден-Линден. А своему знакомому, естественно, не верю — и зря.

Премьеру новой оперы «Гельдерлин» (Hölderlin) немецкого композитора и дирижера Петера Ружички сопровождали скандалы и угрозы судебных исков. Режиссер Торстен Фишер изменил либретто, написанное бывшим директором Берлинской оперы Петером Муссбахом. Тот в ответ отказался от авторства, заявив, что фабула оперы теперь безнадежно испорчена. Спор разгорелся из-за 65 добавленных режиссером строчек — цитат из Гельдерлина: но неизвестно, спасло бы их отсутствие это музыкальное произведение. В «Гельдерлине» поют совсем чуть-чуть, а все больше гневно и грозно разговаривают на темы: Человек и Вечность, Человек и Природа, Невозможность Преодолеть Смерть. Минут через двадцать удручающе монотонная музыка становится натуральной пыткой, и зрители начинают вежливо ерзать в креслах. Этот двухчасовой философский трактат идет без антракта, актеры то лежат в воде, то вытаскивают друг друга из воды, то скорбно стоят с черными зонтиками под дождем. Когда на сцене появляются нацисты с ружьями, мой сосед — французский переводчик — шумно вздыхает: «Я думал, это уже конец, но нет: когда в немецком спектакле появляются нацисты, значит, это будет тянуться еще очень долго». Мы решаемся выйти посреди действия — с нами выходит полряда партера. «Сами как-то боялись выйти, но терпеть уже не было сил», — сообщают благодарные англичане в фойе театра.  

«Я же говорил тебе, что опера здесь невыносима», — злорадствует на следующий день художник Даня Акулин, только что вернувшийся из Нью-Йорка, где выставлялись его работы: перфекционистские картины карандашом на крупноформатных холстах. Даня закончил Берлинский университет искусств, в Берлине он живет, в Москву приезжает с выставками (в  прошлом году в галерее «Триумф», например), в Петербург — в отпуск. На его работы большой спрос, проблема одна: в такой технике невозможно писать больше десяти-пятнадцати картин в год. Для востребованного художника это мало.  

Мы сидим с Акулиным в кафе Gorky Park. В Берлине как раз заканчивается Неделя русского кино —  в Gorky Park после показа фильма Михаила Калатозишвили «Дикое поле» пришли русские киношники. Совладелец кафе Георгий Соляник (также совладелец ресторана «Пастернак») угощает пельменями и водкой и говорит, что скоро откроет еще одно русское кафе: «Мы думали назвать “Доктор Живаго”, но они тут его не знают. Я одной немке сказал — а она мне в ответ: “Извините,  эту книгу Достоевского я не читала!” Так что теперь думаем назвать либо “Москва”, либо “Ленинград”. Я бы, конечно, назвал “Ленинград” и завесил все стены фотографиями “Лениградских ковбоев”!»  

В субботу снова всплыла тема Ленинграда. В этот день добрая половина русской тусовки в Берлине уехала в замок в Безенштедте под городком Галле на день рождения к Акулину. Кто-то добрался за два с половиной часа, кто-то за четыре — и опоздал к шикарному ужину. Две немки в соломенных шляпках по ошибке оказались в Магдебурге, там окончательно заблудились, бросили машину и доехали до Галле на такси за 200 евро — в замок они попали уже к утру, но вечеринка еще продолжалась.  

Огромный Безенштедтский замок начала прошлого века (его первые владельцы повесились в конце 30-х годов в одной из комнат) — это гротескная смесь роскоши, увядания и русского влияния: бесконечные анфилады комнат, промозглые коридоры, полуосыпавшаяся лепнина на потолке, массивные дубовые лестницы, каминные залы, гигантская кухня с печками, при этом на стенах тут и там портреты Ленина и Карла Маркса, на диване валяется книжка «Крым Максимилиана Волошина», а в библиотеке рядом со старинными немецкими изданиями стоят ряды Большой Советской энциклопедии. Владелец замка — обаятельный немец по имени Армин — купил его тринадцать лет назад за бесценок (замки в Германии дешевые, поскольку их дорого содержать). С тех пор все время его ремонтирует и устраивает тут всевозможные вечеринки, свадьбы и кинофестивали, чем и живет. В юности Армин учился в Москве и прекрасно говорит по-русски, а русские книги, как выяснилось, он закупал в Петербурге у букинистов и привозил сюда целыми машинами.   

День рождения  праздновали три дня, много ели и пили. Пока одни гости опустошали ящики с шампанским, другие танцевали при свечах и бросали стулья в камин, а третьи прыгали в бассейн во дворе и разбивали головами корочку льда, образовавшуюся на поверхности. Это приводило их в чувство — они вдруг вспоминали, что скоро Новый год и силы еще пригодятся.