Нина Агишева: Эра Дракона

Крым, Навальный? У заточенного на политику зрителя эти ассоциации могут появиться на спектакле при виде советской кинохроники с детьми, счастливо плещущимися в море, или во время монологов Ланцелота, когда великий шварцевский текст без промаха бьет по нам сегодняшним. Нет, новый «Дракон» МХТ и Константина Богомолова вовсе не про это. Он о путешествии во времени, о трансформациях — почему тот же Ланцелот легко располагается здесь в диапазоне от «Мертвого Христа в гробу» Гольбейна до поп-персонажа типа Кончиты Вурст или героя модного сериала. Он о том, как меняется речь, стиль, эстетика — и только суть драконов остается неизменной.

А начинается все тихо, традиционно, в интонации подавленного рыдания. Ланцелот — парень из семидесятых с гитарой — беседует с Котом, вот только Кота не слышно, он лишь шевелит губами. Страх сковал всех: и интеллигента-архивариуса, и его дочь Эльзу, и ее жениха Генриха. О предстоящей гибели Эльзы здесь говорят бесстрастно, почти с радостью, как о чем-то само собой разумеющемся, что является неотъемлемой частью жизни. Когда слушаешь сегодня эти диалоги, то удивляешься не тому, что первый спектакль по знаменитой пьесе Евгения Шварца был закрыт в 1944 году, а тому, что он вообще был поставлен и кто-то даже его видел. В то время сажали и расстреливали за куда более невинные вещи, а вот поди ж ты — великая сказка о тиранах сначала даже вызвала «одобрение Комитета», о чем счастливый режиссер Николай Акимов телеграфировал автору. Догадались только потом. Чего было им бояться, когда вся страна жила как под наркозом? Не знаю, читал ли режиссер ленинградские дневники Шварца, но атмосферу их передал точно: «Страшно было. Так страшно, что хотелось умереть… Убийцы задушили не только людей, самый воздух душен так, что сколько ни возделывай, ничего не вырастет».

Дракон в исполнении Игоря Верника (в спектаклях Богомолова он играет все лучше и лучше) — это страшный человек с маской вместо лица, порождение Франкенштейна и профессора Преображенского, который почти не меняется и оказывается ко двору в любой эпохе. К нему и его злодеяниям в городе так привыкли, так убеждены, что ничего другого и быть не может, что Дракон — это почти член семьи. Он и разговаривает со всеми ласково, по-отечески, и об истинной сущности жизни при нем можно догадаться только по разговору Бургомистра со своим сыном Генрихом. Это прекрасная сцена, демонстрирующая и две разные актерские ипостаси, и два театральных времени. Олег Табаков в роли Бургомистра, который за мнимым сумасшествием прячет отсутствие души, играет вкусно, подробно, во всеоружии своей феноменальной актерской техники. Но и сын — реальный, кстати, сын, актер Павел Табаков — ни в чем ему не уступает, а может, в чем-то даже выглядит убедительнее своей сдержанностью и каким-то подлинно мхатовским по сути своей психологизмом. Да, его герой предал невесту, стал секретарем Дракона, но вот сейчас он, может быть, первый и последний раз в жизни хочет понять, как жить дальше со всем этим кошмаром, что делать. Бургомистр подобную откровенность принимает за «проверку»: его сын достоин своего отца и может быть только шпионом. Пробиться через эту фальшь невозможно, Павел Табаков молчит и не говорит ни слова, но его трагическому лицу веришь, как когда-то зрители безоговорочно верили глазам героя розовской пьесы, который рубил отцовской саблей лакированную мебель. Круг замкнулся.

Ланцелот под знаковую песню «Там птицы не поют, деревья на растут» перерезает горло у всех трех голов Дракона (а две из них — это, между прочим, женщина и ребенок). Красный цвет крови и серая (белогвардейская?) шинель у освободителя. На гольбейновском теле Христа камера фиксирует огромного комара, сосущего кровь из мертвого. Дальше машина времени набирает обороты, и вот уже звучит «Рио-Рита», в полной тишине падает в грязь на фоне белых берез гениально снятый Урусевским Алексей Баталов в «Летят журавли», танцует под дождем босоногая девушка из фильма «Я шагаю по Москве», а Константин Симонов своим знаменитым глуховатым голосом, картавя, читает «Жди меня». Картинки сменяют друг друга быстро, как в клипе, и все заканчивается китчем: Эльза в микрофон поет песенку из пользовавшегося большим успехом телесериала «Оттепель», где все содержание легендарного времени было сведено к матримониальным терзаниям одного импозантного кинооператора.

Меняются все, кроме Дракона, — он уже Первый министр при Короле, собирающемся жениться на Принцессе, она же Эльза. Дракон льстив и подобострастен, но смотрит на Короля — Олега Табакова — как удав на кролика. Зато как изменились лирические герои — Эльза и Ланцелот! Неслучайно Кот-ведущий обращается к залу: «Дорогие юрмальчане!» — намекая на пошлость старой «Новой волны», которая укатилась теперь в Сочи. Прежде всего изменилась их речь. Безупречный ленинградский выговор в начале постановки сменился плебейскими интонациями лимиты, почувствовавшей себя хозяевами жизни. В другом спектакле Богомолов так же изощренно играл с этим, превратив чеховских трех сестер в неграмотных девиц, мечтающих о столичных олигархах. Появляются новые песни: вместо «дум потаенных» и «дролечки» речь уже о парне с танцплощадки. И цвет — из красного становится кислотно-неоново-розовым. Подлинности не осталось — «Было, было, и прошло», как поет под кадры кинохроники нестареющая София Ротару, — победило ТВ. Ядовито-розовый цвет финала спектакля — это одновременно цвет порносалона и вечного entertainment. (Художник Лариса Ломакина, как всегда, идеально чувствует и воплощает сложные богомоловские замыслы).

Именно на этом фоне Первый министр, он же Дракон, произносит свой страстный монолог о продажности большого города, куда стремится молодая пара Эльза и Ланцелот, о том, что все тут безнадежно прогнило и мертво. Он отчаянно кричит и почти безумен — о, он слишком хорошо знает, что те, кто вчера умирал от страха, после его поражения первыми начнут проклинать и пинать его мертвое тело. Оторопевший зал после этой сцены отчаянно аплодирует. Веселую игру со смыслами и стилями режиссер заканчивает трагически: горит занавес с надписью «Дракон» под зловещее пение с диапазоном в четыре октавы знаменитой американской певицы и автора перформансов Диаманды Галас. Город порока должен быть уничтожен. Вот только кто спасет его жителей, если Ланцелот так безнадежно переродился?