На вчерашней сессии Rebuilding Economics, посвященной обсуждению будущего экономики как социальной науки, не было свободных мест. Это говорит о том, что интерес к экономической мысли сейчас громаден. Несмотря на то что почти все мировые экономисты, как бы помягче сказать, профукали начало экономического кризиса, не смогли его предсказать, так же как не смогли предложить никакого механизма выхода из кризиса, кроме какого-то стандартного набора, который тоже не очень эффективен оказался. До сих пор нет ни одной содержательной, логически непротиворечивой модели развития мира после кризиса. То есть три раза можно смело ставить двойку всем глобальным экономистам. И в этой ситуации в Давосе им задают вопрос: ну как же так, скажите хоть что-нибудь. В результате, на мой взгляд, получилась очень интересная дискуссия. Экономика, которую сейчас называют неоклассической, как наука представляет из себя набор моделей, которые так или иначе описывают процессы в самом моделируемом мире. А моделируемый мир всегда ограничен. Есть определенный набор предпосылок, которые должны выполняться, чтобы все работало. И теперь выяснилось, что мы все так запрограммировали, так замоделировали, что абсолютно оторвались от реальности. Оказалось, мир гораздо шире и разнообразнее этих предпосылок. Например, все имеющиеся модели так или иначе связаны с рыночной экономикой, а у нас уже более 50 процентов мирового ВВП производится во внерыночных экономиках, или квазирыночных, или в развивающихся странах, которые в принципе не знают модели спроса и предложения, которые не понимают, что такое рыночная цена. И этот мир надо изучать, и либо создавать для него модели, либо понять, что никакие модели больше не работают. Мы вдруг поняли, что реальная экономика составляет всего 10 процентов от всех экономических процессов, которые происходят в мире. А еще 90 процентов составляет виртуальная экономика, которая построена на финансовых производных между банками, на внебалансовых секторах и т. д. Этот виртуальный мир вообще никто не изучал. Мы не знаем ни его динамики, ни его внутренних законов, ни точных размеров — ничего.

Среди выступавших были и экономисты-неоклассики, которые как раз занимаются моделированием, и историки экономики, которые тоже высказывали свою точку зрения. И я понял, что описательная экономика более важна для понимания действительности, чем экономические модели. То есть изучение кейсов, к которым экономисты всегда относились с пренебрежением, приговаривая, «все равно "Кока-Колу" повторить невозможно, зачем ее изучать», оказалось очень важным для описания реальности, потому что эта реальность и состоит из кейсов.

Я всегда говорил, что российское образование (а я имел возможность получить образование и в Советском Союзе, на экономическом факультете МГУ, и в Лондонской школе экономики) не хуже, оно просто другое. И я считаю, что сейчас российская экономическая наука, которая всегда была более описательной, оказалась более востребованной и нужной, благодаря своему прикладному характеру.