Кирилл Корчагин: Последние люди модерна

Я видел мастурбирующих стариков в клубах расцвеченного пара
тянущихся друг к другу через слизистые занавеси на порнографической вечеринке
Я видел как ухоженные тридцатилетние женщины извивались в потоках сквирта и на сцене разворачивался пенный анальный секс
И качались флаги над всеми что были там в темную ночь в столетие революции когда в небе горела большая больная звезда
И звучало шма Исроэль в странных окутанных молнией нишах
И герои моих стихов совокуплялись с молодыми поэтами, истекая выдыхая выталкивая из себя колонии микробов из которых мы все состоим, что делают нас людьми —
Преподаватели университетов и сотрудники издательств, амбициозные философы и современные художники, печальные ортодоксы и умудренные марксисты
превращались в двигающиеся пост-тела, в разрезающие дисплеи помехи, в мелкую рябь на светлой волне пронзающей нас струны, в темную иглу сшивающую петли нашего мозга
И свечение в темных комнатах слипалось в пучки белой рассыпчатой пены
И герои моих стихов жизни моей пели тебе пусть единственный раз голосом света слепящего в темном ущелье лофта
И струились по желобам кровотоков, по разрывам дыханий в сложную ночь рассыпаясь светясь изгибаясь в воздухе каменного февраля
наши молекулы, истолченные в дымку и пелену, через створки сердец проникая, превращенные в электричество рассеянный свет огонь

* * *

Айги

Впусти меня в текущий над яузой воздух
с поверхности соскобленный горящих озер
в его душные комнаты где поставлены на ребро
темные ангелы совокуплений
где ржавчина пенится по запястьям
и расщепляешься ты на воду травму и соль

Мы следим за тобой в социальных сетях
ангелы говорят мы обновляем коллекции
прикосновений, мы запускаем машину тревоги
у труб ограждающих рыночный лес где тепло
утиной запруды и наше гнездо — если же ты
сойдешь с ума как сходят другие поэты,
то запустят бульвары свои циркулярные пилы
и ангелы прикосновений соскобленными
голосами скажут тебе привет

Привет всем вам зависающим в барах
на квартирных собраниях поедателей
утопической тишины где в ветвях проводов
спят криминальные боги, черные, больше-
головые свалявшиеся как щенки —
привет тебе переходящему через дорогу
вирусному скоплению запахов, любви,
облаков и над заправками восходящей
звезде международных рейсов

И воздух на самом краю шоссе
поворачивается в нашу сторону
выдавливает ангелов из почвенных пор,
сочится нижегородским туманом
из-под разлетающихся холмов и дружба
о которой мы говорили, о которой читали
у философов прославлявших джихад
близка и как никогда невозможна

последняя родственница большого поэта
сидит у дверей — мы фотографируем ее
сквозь тусклые стекла, наташа
спрашивает: уверены ли вы что можно
без разрешения, мы говорим да,
но я быстро стираю фото чтобы потом
увидеть ее на обложке большого тома
плотного как оседающая земля,
теплого как автострада и вся почва
выталкивающая наши шаги туда
в чувашский лес где спутанный ветер
нам приносящий желудочный грипп
словно в москве на танцполе мы стоим
по углам, и когда я сойду с ума как сходят
другие поэты я буду помнить только о том
как память сочится любовью, токсической
дремой вращающей ветряки поднимающей
почву, разрывающей опадающие холмы —
там загорается вспышками фар южный
ислам и крупицы сотовых волн над рекой
выстраиваются в новый народ — он горит
за стеклами автомобилей, внизу у воды
застывает возвращаясь с нашим поэтом
к самым краям государства где созревает
робкое новое время и где начнется война

* * *

Мы производим снег на заводах
снега где в разломах льда позвонок
к позвонку составляются каркасы
снега и подрагивая, шелестя
движутся по конвейерам снега
в пазухи мвд, мида, кремля — это
сверкающий мир, нам подчиненный:
почти расколотый ветром, высоким
свечением полицейских машин,
расплавленный теплой уже рекой

И в нем есть стихи прорезающие
наши тела, поглощающие воздух
выталкиваемый когда мы касаемся
друг друга, в нем есть что-то еще
когда раскрывается свет навстречу
обжигая края зрачков теплотой
абьюза: я так верил снегу, этим
фабрикам снега и тому как ты
сворачивал его в поверхности
скомканных контурных карт

Вечером накануне нашей победы
все заводы снега темнеют,
выключается свет в гулких залах
и тела снега сбрасывают
в проруби оживляя бурлящую воду
и молодые утопленники на истре
снова взяты живыми в наш круг
распространяющийся от горизонта
до горизонта аналоговой белизной
над цифровыми полями

* * *

подвела так часто бывает тяга
к запаху проскользнувшему
водорослей протянувшихся
под обтянутым пеплом мостом

и в сожженной траве потерялись
просыпались эти частицы
шершавые — не собрать не связать
оседающим берегам

так и запах тот растворился
но живут и в протоках дымятся
проходящему приоткрываясь
искрами в мерной листве

где ворота воды опрокинуты
в окаменевшие шлюзы
и стеклянная кладка речного
вокзала поднимается из песка

там стоят поэты над гладкими
берегами и доносится шорох
разворачивающегося шоссе —
о чем говорят они в полутьме реки?

о поднимающихся цветах удушающих
травах о великой цисгендерной
любви нет об охватывающей их
тоске о расщепленных капитализмом

сердцах о влажном дыханьи метро
спутанных им волосах обо всем
что трется о майский воздух что
оседает на коже и разрывается пылью

над страшным третьим кольцом —
я буду с ними праздновать это
время в цветении канонад в буйном
распаде вещей где дрожат на ветру

красные флаги где мы движемся
в робкой толпе и над нами горит
как в девяностых листву выжигая
последнее солнце москвы

приморский дневник

я видел как они проходили как несли инструменты как раскрывалось над ними небо, как лязгали двери и горы с удивлением раскрывались, как люди входили в стеклянные павильоны и выходили, как странные вёсла украшали стены марсианские артефакты, как голова путешественника раскалывалась в клешнях скорпиона

мы шли по глинистой почве, опирались на скользкие камни что рассыпались под нами так же как солнце взрывалось от прилипшей травы к рукавам, застывало в песчаных лощинах, стирало глаза, языки, отпечатки его коленей на глине, робкие руки арабов на земле измыленной болью холмов — мы стояли на этих холмах: изнывали лощины, сочились листья деревьев так что даже птицы молчали над мостами, над их ненадежной землей

и всё что нас обступало было в дрожащем огне: военные базы, пустые заводы, гниющие склады, железнодорожная ветка вдоль берега моря, что разветвляясь удерживала материк когда ветер сквозил вдоль него, нас огибая, высветляя ниши утесов на морях истощения, в складчатых скалах, в оседающей тихо земле — и подводные лодки буравили темно-синий пар горизонта и военные корабли, облака разгоняя, нам сообщали: океан это вовсе не то

снегопад насекомых я насчитал их
15 видов — белые с черной шляпкой
антеннами глаз, бахромою ног и другие странные алиены
словно друзья что вышли на десять минут и забыли вернуться
сплющенные давлением, сдавленные в кристалл
иглистые тра́вы что устилают берег — рыжий песок можжевельника осыпающийся на скалы
ваши дети с ними со всеми столкнутся в жирных складках земли в перформативном сне на дискотеке в санатории южнобережном

я сидел у травы на дороге
и в трещинах жаркий мазут поднимался грохоча закипая под русское техно под собачий лай
и над стоянками тавров войлок тумана
в такт с листвою качался и время билось красными вспышками
светом зарниц фосфорическим отсветом ялтинского кинотеатра

и они взбираются
по растресканным лестницам
бражники богомолы совки и пауки
они приветствуют нас когда мы несемся в порывистом ветре над бухтами и дворцами
когда мы плывем вдоль берега и прибрежные камни вращаются в наших трахеях
и думаем — океан это вовсе не то, но насыщенный мрак самолетов и звуки ночной тревоги
и всё что нас движет вперед о чем мы забыли в школьных дворах поднимаясь из пыли и черной последней земли

* * *

Что беспокоит меня расслаивающимися вечерами —
как в теплой груде земли ворочается свет прорываясь вспышками влажной ночи, как растворяет
плеск нитевидный близкой реки заходящее пыльное солнце
как раскрываются черные щели кондиционеров и в дымке контагиозной
засыпают бездомные под влагой фонтанов,
мерно качающей их, выпивающей соты
нашего редкого секса, и в порах речных почва восстаний дышит еще теплом
и поют о смерти в ранних восьмидесятых те кто всё еще живы
в переулке где однажды ограбили нас
и вместе с лодками подпрыгивающими на порогах несутся наши пип-шоу, наши horse parties, все мечты поколения миллениалов
сквозь створки прикрытых глаз
мосты разматываются над дорогой как оси ветров проникающих в запахнутые пальто
и я вижу вас поднимающихся на холмы, следующих по затененной лощине
как выступает пот на ваших светящихся лицах
вы последние люди модерна с бионическими включениями вместо мышц, с новейшей пластикой кожи, почти превращенные в тактометрические машины
и когда один из вас в такт шагам произносит стихи
другой повторяет за ним: ме́нин аэ́йде теа́