Научно-популярная рубрика «Сноба» возвращается к этой рискованной теме по двум причинам, и болезненный интерес праздной публики, готовой снова и снова с упоением читать про неприличное, — вторая из них по важности. Главная же причина в том, что очень серьезные и вдумчивые биологи действительно не могут понять явление, которое порой происходит буквально у них перед глазами. Женский оргазм — загадочный продукт эволюции, поскольку он совершенно бесполезен. Он подарок природы, никчемная, но приятная безделушка. Дональд Саймонс, автор «Эволюции человеческой сексуальности», еще в 1979 году назвал его «побочным продуктом естественного отбора». Почему только эта безделушка не закатилась за печку в пылу борьбы за выживание вида?

Природу такого удивительного явления биологи объясняли разными причинами. О некоторых из них «Сноб» писал год назад. Во-первых, оргазм мог закрепиться отбором, поскольку эмоционально привязывал самку к самцу и способствовал сплочению социальной группы. Во-вторых, отбор уж точно благоволил бы этому явлению, если оно хоть на немного повышает вероятность зачатия. Третья, наиболее современная гипотеза суммирует две предыдущие: оргазм раньше был необходим для оплодотворения, поскольку связан с овуляцией у самки — эта связь наблюдается у многих видов, — но со временем их роман распался. Овуляция с тех пор происходит по расписанию, а оргазм стал приятным атавизмом, который со временем отомрет. Гипотеза элегантная и, что важнее, подтвержденная серьезной подборкой данных, но уж очень грустная.

Ричард Прам, эволюционный орнитолог из Йельского университета, попытался реабилитировать женский оргазм в качестве двигателя эволюции. В начале мая вышла его книга «Эволюция красоты: как забытая дарвиновская теория выбора партнеров изменила животный мир — и нас» (The Evolution of Beauty: How Darwin’s forgotten theory of mate choice shapes the animal world – and us). Идея Прама проста до банальности: женский оргазм существует, потому что он нравится женщинам.

Тут надо пояснить, как эволюционные биологи представляют себе «женскую логику». Возьмем, например, павлиний хвост. Еще ни один эволюционный биолог, начиная с Дарвина, не обошел его вниманием. Огромный, пушистый, яркий хвост павлина нравится биологам даже больше, чем павлиньим самкам. А еще он очень нравится хищникам, потому что делает павлина заметным и неуклюжим. Как настолько вредный признак мог закрепиться?

Генетик-эволюционист Рональд Фишер предположил, что это своего рода результат моды. Предположим, что одно поколение самок выбрало самцов с чуть более яркими перьями хвоста. Без причины, так совпало. Они стали родителями поколения, где среди самцов чуть чаще встречаются яркие хвосты, а среди самок — склонность отдавать таким хвостам предпочтение. С этого момента бал правит уже не переменчивая мода, а жесткая логика отбора. Завести детишек от самца с ярким хвостом теперь не просто престижно, но и полезно, поскольку ваши мальчики тоже будут пользоваться успехом у дам, и все ваши гены вероятнее перейдут следующим поколениям, включая ген красивого хвоста и ген любви к такому хвосту.

Так признак закрепляется и делает жизнь самца павлина все более невыносимой от поколения к поколению. Признак, который находится под «фишеровским убеганием» (так называют биологи этот процесс), усиливается со временем, ограниченный только способностью особи выжить с такой красотой.

Известные примеры «фишеровского убегания» включали не только визуальные (вроде ярких хвостов), но и поведенческие признаки (например, смелое поведение при виде хищника). Ричард Прам предположил, что закрепляться могут и субъективные ощущения, недоступные непосредственному наблюдению. Раз уж вместе с самоочевидной красой павлиньего хвоста закрепляется и совершенно эфемерное свойство самок «любить красивые хвосты», значит, ничто не мешает полностью перевести отбор в сферу невидимых глазу эмоций.

Прам предположил, что таким субъективным ощущением, которое человеческие самки протащили через жернова эволюции,  вполне может быть женский оргазм. Самкам наших предков-приматов нравилось испытывать сексуальное наслаждение, и они чаще и охотнее спаривались с партнерами, которые — в силу тех или иных личных качеств — умели его доставлять. Для того, чтобы покатиться с крутой горки «фишеровского отбора», этого совершенно достаточно.

Гипотеза орнитолога неплохо объясняет, почему женщины могут получать сексуальное удовольствие большим количеством способов и в разных позах. Гораздо разнообразнее, чем другие приматы. По мнению Прама, это свидетельствует о результатах скорее полового, чем естественного отбора.

В пользу гипотезы говорит продолжительность полового акта у человека. Нашим ближайшим родственницам повезло куда меньше. У  бонобо, шимпанзе и горилл половой контакт занимает считаные секунды. Взгляните на продолжительность копуляции у человека и его ближайших родственников.

Эта картинка, кстати, взята из книжки Кристофера Райана и Касильды Жеты «Секс на заре цивилизации», где читатель при желании найдет множество других поучительных фактов по вопросу, который отчего-то так его беспокоит.

Гипотеза Прама объясняет продолжительность и интенсивность женского оргазма, а также главный предмет мужской зависти — оргазм множественный. Пик мужского удовольствия связан напрямую с эякуляцией, поэтому ограничен по времени, интенсивности и частоте. Женщина свободна от таких низменных ограничений. Эволюция смотрела в другую сторону, пока дамы учились и учили мужчин.

Коллеги встретили книгу орнитолога без энтузиазма и даже назвали феминистической, а это еще никакой научной гипотезе на пользу не шло. Как бы там ни было, а  изучение субъективного восприятия и его влияния на эволюционные процессы всегда было проблемой. Исследователям-приматам, у которых зрение — ведущий способ воспринимать информацию, легко посмотреть на павлина и увидеть связь между размером хвоста и популярностью у противоположного пола. Тут мы куриц понимаем. Куда сложнее, например, обнюхать павлина и понять, какой запах кажется самкам сексуальным. Еще сложнее изучить влияние тактильных ощущений. Как бы ни была мало подтверждена гипотеза Прама, а покопаться здесь есть в чем.

Как женщине, мне хочется верить, что мои предшественницы могли выбирать самого старательного любовника. Такая возможность совершенно точно есть у женщин сейчас, и мы активно отбраковываем эгоистов, которых не тронул половой отбор. Так что не стала бы я сбрасывать женский оргазм со счетов. Даже если он не был двигателем эволюции, как утверждает Ричард Прам, не исключено, что еще станет. Все-таки женщины, действующие сообща, — великая сила.

Реплика редактора

Алексей Алексенко:

Так уж случилось, что научно-популярная рубрика «Сноба» формировалась в основном авторами мужского пола, а потому не смогла избежать стигмы сексизма. Именно сексизм многие усмотрели в нашей прошлой публикации по обсуждаемой проблеме, где была высказана идея, что женский оргазм — эволюционный атавизм. Именно поэтому мы решили дать слово автору-женщине и восстановить гендерный баланс редакционной позиции.

Тем не менее аргументация автора заметки (равно как и автора самой гипотезы Ричарда Прама) вызывает у нас вопросы. Чтобы вся эта конструкция заработала, неплохо было бы доказать несколько вспомогательных тезисов. Первый: существует признак «способности вызывать у партнерши оргазм», последовательно проявляющийся у самца с разными партнершами и передающийся по наследству. Второй: выбор самкой партнера определяется удовлетворением, которое она получает от сексуального контакта с этим партнером. Нам как-то не очень понятно, каким образом эти условия могли бы выполняться в патриархальных социумах, да и в наше время связь всей этой романтической мишуры с репродуктивным успехом (т. е., грубо говоря, многодетностью) совершенно не очевидна.

Отметим, однако, что «фишеровским убеганием» генетики-антропологи в разное время пытались объяснить очень многие причуды отношений между полами у человека. Говорили, например, что таким образом мог развиться наш интеллект, определяющий способность развлекать даму шутками в процессе ухаживания («Он, конечно, мало зарабатывает, зато такой забавный!»). Полагают также, что схожими эволюционными процессами могут объясняться некоторые анатомические свойства мужского репродуктивного органа. Таким образом, эволюционисты уже давно ходили вокруг да около, и появления гипотезы Ричарда Прама можно было ожидать. Что, конечно, еще не делает ее доказанной. Но если она нравится дамам — кто мы, чтобы лишать их такого удовольствия? Прихоть дамы — закон для джентльменов, каковое правило остается в силе даже в том случае, если сомнительные натяжки орнитолога Ричарда Прама будут со временем полностью развенчаны.