Иллюстрация: Мария Аносова
Иллюстрация: Мария Аносова

Начало читайте здесь:

Доктрина шока

Рассказывая предысторию европейского капитализма, Маркс называет важнейшим условием начала капиталистических отношений намеренное создание широкого слоя людей, у которых нет никакой частной собственности, кроме своих рук.

На примере судьбы британских крестьян и силезских ткачей отлично видно, что массовая пролетаризация крестьян — столь же необходимое условие для возникновения экономики капитализма, как и появление внутреннего рынка.

Близкой проблеме посвящена известная книга Наоми Кляйн «Доктрина шока» (2007), где утверждается, что капитализм использует любую катастрофу и массовую травму, дестабилизирующую прежнее положение людей, для усиления своей власти и проникновения рыночных принципов туда, куда люди никогда их прежде не пускали.

Правила рыночной игры обязывают капиталиста хранить свое сердце в защищенном сейфе и делают его стратегом массовых катастроф.

Позолоченная рука его величества Капитала держит за горло каждого, чьи руки испачканы угольной пылью, нефтяной пленкой, конторскими чернилами, фронтовым порохом или хлебной мукой. Их тела истекают по́том на жертвеннике рыночной экономики. Их ложное сознание — результат занятости в экономике отчуждения.

Кроме прочего, капиталист по Марксу — это еще и организатор массовых жертвоприношений биржевому молоху и «безальтернативным» рыночным принципам — ради окончательного превращения всех и всего в товар.

[blockquote]Рынок работает как вычислительная система, но эта система иррациональна, она всегда считает с ошибкой[/blockquote]

Космическая миссия человечества

Маркс не просто первый философ глобализации, которую он называл «универсализацией» и «всеобщей зависимостью народов», отмечая, что капитализм — это первая в нашей истории мировая система, где кризисы и подъемы будут иметь все более глобальный характер. Он — один из первых философов модерна, которым удалось сформулировать глобальную космическую миссию человека, не прибегая к религиозной концепции откровения.

Обойтись без откровения позволяет политэкономия. Золотого века никогда не существовало, и уже хотя бы поэтому к нему невозможно вернуться. Другой жизни, за пределами данной нам обществом здесь, не было и не будет. И это базовое условие для веселой науки сопротивления, самоорганизации и самореализации людей.

Внимательно наблюдая за викторианской «глобализацией», Маркс предсказывает, что история отдельных наций будет превращаться во всеобщую историю сначала через мировой рынок, а потом через международную революцию. Так открывается наша видовая общность.

Мировой рынок — первый пример общечеловеческой деятельности. Рынок делает абстрактным и исчислимым тот труд, который вложен в производство товаров. Стоимость задает количественную, а не качественную разницу между всеми товарами.

Рынок работает как вычислительная система, но эта система иррациональна, она всегда считает с ошибкой, а если сделать ее рациональной, то она перестанет быть «рынком» в привычном нам смысле слова и превратится в «план».

[blockquote]Полный смысл каждой системы открывается нам только в новой системе, которая ее сменит [/blockquote]

Тогда произойдет Aneignung — присвоение каждым своей человеческой видовой сущности в грядущем постклассовом обществе. Коммунизм рождается из мирового рынка. Новое состояние есть истина прежнего состояния, которая пряталась в превращенных формах вплоть до революции. Согласно диалектике, смысл яйца заключается в цыпленке, который разобьет это яйцо изнутри. Полный смысл каждой системы открывается нам только в новой системе, которая ее сменит.  

Всеобщий монетарный обмен создает возможность мирового коммунизма. Коммунизм есть способ политически зафиксировать видовую общность всех людей, при котором закон впервые будет выражать общий интерес, а не привилегии отдельных доминирующих групп. Раскрытие видового потенциала, общей миссии человечества, может произойти только в постклассовом обществе.

Частная собственность на средства производства становится рудиментом, мешающим развитию наших общих возможностей, и глобализация, следовательно, воспринимается автором «Капитала» как необходимость, ключевое условие грядущей трансформации.

Предлагалось устроить именно мировую цивилизацию как единую фабрику, между цехами которой не будет, конечно же, никаких рыночных отношений. Что будет выпускать эта мировая фабрика, действующая по единому плану, в разработке которого принимают участие все работники? Она будет создавать нового человека, находящегося в непрерывном процессе становления и обновления смысла. Эта мировая фабрика будет приносить не прибыль, но понимание миром самого себя и изменение бытия, не искаженное отчуждением и эксплуататорскими отношениями. Когда все станут рабочими в этом коллективном социальном производстве, они будут производить улучшенную версию самих себя, сделавшись и заказчиками, и исполнителями этого проекта всеобщего предприятия.

[blockquote]В этой книге как будто два этажа с разной степенью убедительности — аналитический и публицистический[/blockquote]

Маркс — ученый и предсказатель

При чтении «Капитала» бросается в глаза смысловая двуслойность этого текста. В этой книге как будто два этажа с разной степенью убедительности — аналитический и публицистический. Там, где Маркс перестает быть аналитиком и становится публицистом, ожидаемо больше метафор и допущений, чем доказательств, выдерживающих научную проверку. Но для левых всегда был особенно важен именно этот слой, обещающий «снятие» и преодоление (Aufhebung) системы, основанной на частной собственности и присвоении прибыли.

Ранее речь шла об экспроприации массы группой манипуляторов, но в ближайшем будущем речь пойдет об экспроприации кучки узурпаторов массой, обещает Маркс.

Между тем либеральные и реформистские оппоненты Маркса всегда отмечали, что из гениального, глубокого, убедительного и полезного анализа системы вовсе не следует автоматически ни перехода к коммунизму, ни экспроприации экспроприаторов. Тут не прочитывается однозначного детерминизма, диалектической заданности и явно совершается эмоциональный скачок, в результате которого Маркс перестает быть ученым и становится предсказателем. Классовая поляризация общества, рост неравенства и непрерывное развитие производств в сторону эффективности еще не гарантируют международной революции трудящихся.

При всем своем циклическом абсурде, описанная система может воспроизводиться неопределенно долго. Маркс предполагает, что концентрация капитала и падение нормы прибыли приведут к глобальному нерешаемому противоречию между характером производства и его товарной формой — и система рухнет. Но это только одна из версий возможного развития событий.

Перед нами индустриальный эпос, прореженный революционным лиризмом.

Эта внутренняя неоднородность позволяла делать из «Капитала» как вполне радикальные, так и весьма умеренные выводы. Возникали разные версии марксизма, от «розового» парламентского эволюционизма левых реформистов и социал-демократов до романтики вооруженных нелегальных групп в крупных мегаполисах или партизанских движений в джунглях бывших колоний.

[blockquote]Представители буржуазных элит (пресловутый 1%) тоже открывали «Капитал» и прекрасно знают, от какого главного риска следует страховаться [/blockquote]

Обычно левые отвечают на подобную критику неоднородности «Капитала» в том смысле, что Маркс и не ставил своей задачей в этой работе давать точную маршрутную карту перехода к другому обществу. Предлагается искать эту карту и более убедительные причины самого перехода в других работах Маркса, посвященных скорее политическому прогнозированию, чем анализу капитализма в его индустриальной стадии, но таких мест и в других сочинениях Маркса удивительно мало.

Для либеральных критиков марксистской футурологии прогнозы из «Капитала» — не более чем романтическая вероятность, мимо которой история уже прошла, либо неопределенно далекое будущее, которого мы все равно не застанем.

Так как переход к социализму возможен лишь после созревания капитализма и его повсеместного, всепланетарного распространения, само это предсказание делается умозрительным, вечно откладываемым.

Система может отодвигать финальный кризис неопределенно долго, корректируя себя с помощью умеренных кейнсианских реформ или же через возобновляющее воздействие больших войн, уничтожающих огромное количество средств производства и ресурсов, возвращающих нас в варварство и заново запускающих уже пройденный цикл.

Чисто теоретически, кризисы и циклы могут длиться вечно. Тем более что представители буржуазных элит (пресловутый 1%) тоже открывали «Капитал» и прекрасно знают, от какого главного риска следует страховаться, бесконечно внедряя новое, разрушая часть старого и повышая градус спектакля.

[blockquote]Сам Маркс предупреждал, что альтернативным вариантом будущего может быть гибель человечества[/blockquote]

Как возможное решение этой проблемы у левых теоретиков, начиная с Ленина, Грамши и Лукача, возникает тема созидательной воли, которая выводит нас за пределы предложенного в «Капитале» политэкономического анализа.

Необходимо волевое усилие политического агента (партии) для склеивания двух (аналитического и пророческого) слоев «Капитала» в конкретной практике.

Если смена капитализма социализмом неизбежна, то в политической борьбе можно и не участвовать, финальный кризис когда-нибудь сам похоронит нынешнюю систему?

Но в ХХ веке всё больше левых говорят: бесклассовое общество может стать целью нашей истории, но оно не гарантировано. Да и сам Маркс предупреждал, что альтернативным вариантом будущего может быть гибель человечества.

Если у Маркса партия — это скорее педагог, то у Ленина она уже инструмент аккумуляции политической воли. В идее революционной авангардной партии рабочих воплощается идея консолидации класса как политического субъекта, который сознательно творит всеобщую историю, а не дожидается исполнения чьих-то пророчеств.

Дальнейшие марксисты будут искать идеальное сочетание разных форм организации — профсоюзы, рабочие советы, авангардные партии, сетевые движения — для мобилизации политической воли и подтверждения данных Марксом прогнозов.