Маркс выходного дня. Часть 8: Так что же построили в СССР?
Начало читайте здесь:
Приключения Маркса в Советском Союзе
1920-е — время страстных дискуссий, породивших множество пониманий сказанного в «Капитале».
Советский экономист и один из стратегов НЭПа Николай Кондратьев пробовал совместить свою, ставшую впоследствии всемирно известной, «теорию длинных волн» с более короткими циклами Маркса, составлявшими примерно 6-8 лет.
По понятным причинам полемика вокруг «Капитала» заканчивается в 1930-х, и наступает долгая эпоха советской ритуализации марксизма.
Последним большевистским теоретиком, развивавшим анализ, почерпнутый из «Капитала», был Николай Бухарин, задавший принципиальный вопрос: «На каком динамическом равновесии держится вся система и что позволяет этому равновесию регулярно восстанавливаться после очередного кризиса?» Движение к коммунизму, по Бухарину, есть непрерывная плановая рационализация экономики и попутное ослабление всех прежних товарно-фетишистских связей, т.е. поэтапная победа централизованного плана над непредсказуемым рыночным хаосом.
В 1940-х советские экономисты с некоторыми оговорками признают, что «закон стоимости» до сих пор действует и в их обществе.
Со времен «оттепели» делаются попытки соединить «Капитал» с кибернетикой и тем самым улучшить эффективность и планирование народного хозяйства.
Леонид Канторович, единственный советский лауреат нобелевской премии по экономике, предлагает свой метод оптимизации, линейного программирования и расчета ренты, который должен обеспечить советскому проекту победу в экономической гонке с капиталистическим западом. Канторович сетует на недостаточную пока мощность вычислительных машин, не позволяющую сделать плановую систему более продуктивной и точной. В любом случае его разработки были мало востребованы в реальной экономической практике. Дешевые нефть и газ позволяли обходиться без столь сложных экспериментов и инноваций в области планирования, но экономическая гонка в итоге все равно была проиграна.
[blockquote]В позднесоветскую эпоху альтернативные прочтения «Капитала», выходящие за рамки ритуала, были возможны только внутри отдельных левых диссидентских групп[/blockquote]
В советском интеллектуальном ландшафте 1960-х ярким исключением из многих правил стал философ Эвальд Ильенков, прочитавший «Капитал» прежде всего как философский текст.
Ленин начал читать «Капитал» в 18 лет и позже говорил, что эту книгу нельзя понять тому, кто не изучил «Логику» Гегеля. Ильенков принял эти слова всерьез.
Стоимость, понятая философом как сущность товара, и стоимость, понятая как реальная общественная форма продукта, который производится как товар. Стоимость превращается из предиката в субъект, из признака в «главного героя», и на этом основана «действительная мистика товарной формы». В самой стоимости, понятой по-марксистски, заключены те противоречия, которые проявляют себя в кризисах перепроизводства, вопиющем неравенстве, классовом контрасте и революционных потрясениях. «Капитал» для Ильенкова — важнейший шанс понимания действительности в ее развитии и ценнейший пример движения от абстрактного к конкретному.
Идеальное по Ильенкову — это объективная возможность, скрытая внутри вещей, которая может реализоваться только с помощью разумной человеческой деятельности. Самым наглядным примером идеального является стоимость товара, всегда отличная и от продукта, и от денег, уплаченных за него. Идеальное — это область понятий, а человек — это способ осуществления понятий. По Ильенкову, Марксу удалось понять капитал как форму функционирования средств производства, стоимостную форму организации и развития производительных сил, понять капитализм как господство абстрактного труда над конкретным.
В позднесоветскую эпоху альтернативные прочтения «Капитала», выходящие за рамки ритуала, были возможны только внутри отдельных левых диссидентских групп, находящихся в глубоком политическом андеграунде. В перестройку марксизм уже мало кого интересовал всерьез, сама политэкономия «Капитала» была дискредитирована советским опытом на неопределенно долгий срок.
Эта интеллектуальная травма сохранилась и после крушения СССР. Все, что угодно, могло объяснять постсоветскому человеку происходящее с ним, но только не классовая теория или формулы из «Капитала».
В 1990-х большинство постсоветских людей, включая интеллигенцию, действовали так, словно никогда и ничего не слышали об этой книге. Настало время финансовых пирамид, ваучеров, приватизации прибыльных активов, классовой поляризации населения и баснословных олигархических состояний. Такая реставрация капитализма воспринималась как безвариантная и неумолимая судьба. В миллионах голов был навсегда дискредитирован не просто марксизм, но и любое доказательное знание вообще. Сам дух просвещения потерпел здесь наиболее серьезное из своих исторических поражений.
[blockquote]Прибавочная стоимость продолжала извлекаться советской номенклатурой, которая ждала своего исторического шанса реставрировать «нормальный» капитализм, чтобы легализовать себя в нем в роли нового правящего класса [/blockquote]
Советский вопрос
Левые всего мира не первый десяток лет увлеченно спорят о том, как определить советский проект. Государственный капитализм? Деформированное государство рабочих? Первоначальная форма социализма, не справившаяся с внутренним бюрократическим перерождением и потому не вписавшаяся в постиндустриальный поворот истории?
Советская бюрократия объявила формальную национализацию производств реальной властью трудящихся. Сколько шагов отделяло эту декларацию от воплощения марксистского замысла и что это за шаги?
Многие западные марксисты предупреждали, что в построенном только на бумаге «рабочем государстве» правящая бюрократия однажды неизбежно захочет превратиться в новую буржуазию.
Согласно теориям госкапитализма (Амадео Бордига, Арриго Черветто, Тони Клифф и Антон Паннекук прежде всего), советская бюрократия всегда и была «совокупным капиталистом». Прибавочная стоимость продолжала извлекаться номенклатурой, которая ждала своего исторического шанса реставрировать «нормальный» капитализм, чтобы легализовать себя в нем в роли нового правящего класса, и в итоге сделала это, воспользовавшись падением цен на нефть в середине 1980-х, присвоив всю прибыльную собственность и вернув страну к более стихийной и «привычной» форме капитализма.
Споры левых интеллектуалов о природе советского проекта не являются чисто умозрительными хотя бы потому, что из них следует отношение нынешних левых к политическим режимам, для которых марксизм до сих пор остается официальной доктриной (Китай, Вьетнам, Куба) и которые в разных пропорциях соединяют социалистический план и капиталистический рынок под руководством партий, по-прежнему называющих себя «коммунистическими».