Из этой заметки читатель узнает, что через пару лет следует ждать заметного усиления сейсмической активности. Какие из этого следуют практические выводы, нам совсем не важно; зато мы хотим подробно объяснить, откуда взялось само пророчество.

Однажды Роджеру Билхэму, геофизику из штата Колорадо, пришла идея. Обстоятельства прихода идеи в точности неизвестны, но предположим, например, что он прогуливался летней ночью по лесопарку и наблюдал светлячков. Светлячки, если кто не знал, часто мигают синхронно. Это потому, что каждому светлячку при виде света от другого светлячка так и хочется поскорее засветиться самому.

«Таковы свойства системы осцилляторов, — сказал себе Роджер, ибо он был ученый и знал трудные слова, — если эти осцилляторы связаны между собой положительной связью». Так же, кстати, работает широко известный феномен — синхронизация месячных циклов у женщин, проводящих вместе много времени, но не стоит отвлекаться, мы ведь выбрали для примера светлячков. Поскольку доктор Билхэм был геофизик, он заподозрил, что таким же свойством может обладать и его любимый тип осцилляторов — землетрясения. В зоне сейсмической нестабильности — например, где одна плита наезжает на другую, — землетрясения время от времени неизбежны, так что это тоже осцилляторы, хоть и нерегулярные. И вполне возможно, что их наступление можно спровоцировать другим землетрясением, случившимся в другой части континента. В этом случае землетрясения, как светлячки, должны синхронизироваться в некий общий ритм.

Билхэм вместе со своей аспиранткой Ребеккой Бендик немедленно сел лопатить статистику. И увидел, что гипотеза верна: крупные землетрясения (те, что сильнее 7 баллов) подчинялись 32-летнему циклу. Их частота колебалась в полтора раза, при этом они совершенно не желали группироваться по географическому признаку.  Выглядело все так, будто землетрясения перекликаются между собой через весь земной шар: «Ты готов? Давай ухнем вместе, пусть сильнее испугаются!»

Этот результат Роджер и Ребекка опубликовали в очень хорошем научном журнале. Но на этом не успокоились. «Какого черта?! — спросил себя профессор. — Как они это делают?» Землетрясения никак не могут разговаривать друг с другом, когда одно в Чили, а другое на Сицилии; но их может подстегивать общая причина. И Билхэм стал искать корреляции своего 32-летнего цикла со всякими другими циклами нашей планеты, вдруг что-то совпадет?

Совпало. 32-летний цикл больших землетрясений очень хорошо лег на другой цикл — продолжительности суток. Земные сутки могут быть то короче, то длиннее на миллисекунду из-за самых разных причин, включая, к примеру, климат и океанские течения, но на всю эту мешанину накладывается регулярный цикл с периодом в три десятилетия. И когда сутки длиннее всего, большие землетрясения, по расчетам ученых, случались чаще. Кстати, в таком же ритме слегка меняется и магнитное поле Земли.

Тут надо сказать, что никто не умеет предсказывать землетрясения, потому что они отличаются ужасающей нерегулярностью. И как во всяком наборе случайных данных, там можно найти много разных корреляций с чем угодно еще, которые, скорее всего, вообще ничего не значат (набирается статистика чуть больше, и наваждение исчезает). Одним словом, корреляция вовсе не означает причинную связь. У ученых всегда так: измерять они могут только вероятности, а теорию, связывающую эти вероятности, приходится придумывать из головы. И всегда есть риск, что эта теория окажется просто выдумкой, едва только поднакопится побольше знаний.

Роджер Билхэм свою теорию придумал — и только что доложил о ней ученому сообществу на ежегодной встрече Американского геологического общества в Сиэтле. Возможно, сказал он, все дело в земном ядре. Что там в точности происходит, непонятно, но, возможно, верхний слой расплавленного железа в ядре иногда прилипает к верхнему слою мантии. При этом оно передает мантии часть своего вращательного момента — вот и изменение продолжительности суток. Естественно, течение металла влияет на магнитное поле. И раз уж ядро цепляет за мантию, усилие может отчасти передаться земной коре, вызвав ее содрогание. В конце концов, уважаемый читатель, от вас до ядра Земли всего 2900 км. Это ближе, чем от Москвы до Лондона.

Ну хорошо, теория теорией, но где же практика? А вот она. Рост числа землетрясений отстает от замедления земного вращения на 5–6 лет. Это значит, что мы наконец-то можем предсказывать учащение природных катаклизмов вполне заблаговременно, чтобы заложить соответствующие расходы в государственные бюджеты. Наша планета начала очередной цикл замедления 4 года назад. А значит, через год-два число больших землетрясений должно выйти на уровень около 20 в год. Кстати, в текущем году их — тех, что сильнее 7 баллов, — было всего четыре. Впрочем, тем, кто погиб под руинами или лишился жилья, хватило и этого.

Повторим на всякий случай, что географически все эти события разобщены. Вероятность, что шарахнет по Русской равнине, по-прежнему мала. У нас тут куда вероятнее другие катастрофы. Политические катаклизмы, к слову сказать, тоже осцилляторы, умеющие «разговаривать» друг с другом и потому группирующиеся в циклы — вспомните хотя бы «Арабскую весну», «Болотный протест» и «Революцию достоинства». И процессы национально-государственной деградации на сегодняшний день кажутся столь же неумолимыми, как движение литосферных плит. Но это уже совсем другая история.