«Как бы ни начинались путешествия, — писал Иосиф Бродский в "Посвящается позвоночнику", — заканчиваются они всегда одинаково: своим углом, своей кроватью, упав в которую, забываешь только что происшедшее». «ПП» — самая одиозная вещь поэта (ближе к концу в ней есть изумительный кусок, в котором Бродский на фоне обычной своей исламофобии умудряется оскорбить немецкий язык, цыган, «континентальную шушеру», «Чучмекистан», «лощеных шоколадных тварей» и называет разных женщин «бабой», «моей шведской вещью» и «зверенышем, вонючим хорьком», и все это на одной странице). Но насчет путешествий я с ним согласен. Я давно заметил, но только недавно честно себе признался в том, что возвращение в Нью-Йорк для меня — всегда самая любимая часть путешествия.

Это не к тому, что я в принципе домосед или сужу обо всем мире по нью-йоркским стандартам. Есть места, которые с ним сравнивать бессмысленно — Венеция, Марракеш, Москва, любая сельская местность, наконец. Кроме того, покидая Нью-Йорк, я часто испытываю огромное облегчение. Особенно в этом помогает аэропорт имени Кеннеди. Ничто так не лечит от излишнего патриотизма, как пара часов в медленной мясорубке американской авиаиндустрии: три проверки паспорта, пятидолларовая тележка, демонстрация миру носков, разлучение с водой, совершенно очевидное этническое профилирование (методом проб и ошибок доказано, что я схожу за белого человека чисто выбритым, но еще ни разу не избежал ручного досмотра после шести-семи вечера). И, конечно, резиновые похлопывания и поглаживания, становящиеся все более интимными с каждым новым предотвращенным где-нибудь в мире терактом. Недавно в миланском аэропорту «Мальпенса», когда я при виде рамки начал без надобности расшнуровывать ботинки и стягивать с себя ремень, окружающие посмотрели на меня не без сожаления — здравствуй, тюремный менталитет.

Тем не менее, по возвращении мне как-то мил даже аэропорт. Это, пожалуй, везение — когда одинаково приятно и уезжать, и приезжать. Недавно Алексей Мунипов и Екатерина Кронгауз задались похожим вопросом в «Большом городе»: «Возвращаясь после отпуска в Москву, ты ненавидишь этот город», — пишут они; но при этом в числе твоих соседей по самолету явно есть люди, летящие в Москву добровольно и в отпуск — даже из Австралии, даже из Рио: значит, что-то здесь все-таки есть. Вооружась этим тезисом, они проводят неделю в Москве, живя по западным путеводителям, с довольно трогательным результатом.

Мне, наоборот, по возвращении в Нью-Йорк в первую очередь становится патологически важно как можно быстрее слиться с толпой. Я никогда осознанно не стараюсь говорить на английском без акцента, кроме как у стойки паспортного контроля в аэропорту. Здесь я, по-моему, даже перебарщиваю, как британский актер в роли американца, и начинаю подвывать по-южному. Получив в награду (вместе с проштампованным паспортом) сухой кивок и фразу «Welcome home», выхожу на свободу. Следующий диалог, как правило, происходит с таксистом. Здесь меня непременно охватывает желание показать несчастному кэбби, что я не турист. Оно выливается в чересчур детальные указания («можно по BQE, ни в коем случае не по Белт, но лучше всего, конечно, по Атлантик»), хотя разыскать мой дом не так уж сложно. Дальше включается давно выработанный ритуал. Забросив вещи домой, поздоровавшись с котами и проверив квартиру на предмет совершенных за мое отсутствие кошачьих преступлений, я иду, несмотря на самочувствие, в один и тот же японский ресторан — Blue Ribbon. Он ничем не примечателен. Кроме того, в нем нет ничего ощутимо нью-йоркского. Просто он открыт допоздна, его кухня не похожа ни на одну, с которой я только что расстался, и именно этой еды мне, как правило, после путешествия не хватает сильнее всего. Ритуал, вероятно, прервется, когда я, наконец, доберусь до Японии; впрочем, на этот случай прямо рядом с Blue Ribbon есть замызганная закусочная Bonnie's Grill. А пока именно здесь, в обшитом светлым деревом зальчике без окон (и, соответственно, лишенном времени суток), с головой, гудящей от джетлэга, и чашкой неестественно зеленого чая-матча в руке, я почему-то начинаю по-настоящему чувствовать себя дома.