Максим Кантор: В свои ворота

Роджер видит свою миссию в том, чтобы говорить правду обществу, и эта правда, как правило, горькая. Он поведал британскому зрителю о Сомали и Руанде, о землетрясениях и войнах. А сейчас решил рассказать все о футболе. Если верить Роджеру, тайна Катыни — ничто по сравнению с футбольными интригами.

Требовалось придумать, как снять репортаж: футбольные воротилы не допускают никого в свой мир, интервью не дают. Сделку с русским магнатом обтяпали втихаря, даже ушлые папарацци ничего не смогли сфотографировать. А уж сведения про комиссионные агенту, то есть именно то, что всякому избирателю знать любопытно, вовсе отсутствуют. Эти комиссионные не давали Роджеру покоя. 

— Пойми, — втолковывал он мне, — это может быть миллион фунтов! Или два миллиона! А налогов не платят!

И он очень волновался. 

Как бы проникнуть в ихнее футбольное закулисье? Роджер — мастер находить решения в трудных ситуациях. Он, например, придумал оригинальный способ разрешить мой конфликт с Мэлвином Петтерсоном, главой печатников в Брикстоне, когда мы повздорили из-за кадровой политики в мастерской. Мэлвин решил уволить печатницу Меган, я вступился, возникла производственная драма. Мэлвин сфабриковал обвинение (как сказали бы в былое время в иной стране) против несчастной Меган, обвинил ее в транжирстве материалов. 

В тот раз Роджер заехал за мной в мастерскую и сказал Мэлвину так: 

— Странное у вас имя, Мэлвин. Почему, интересно, вас так назвали? 

— Обычное имя. 

— Нет, все-таки странно: Мелвин Усама Петтерсон… Странно. Мэлвин побелел: в те дни как раз началась война с Ираком, а в Афганистане войска искали Усаму бен Ладена, и подозрение, что он носит точно такое же имя, ему не понравилось. 

— Bloody hell! Никакой я не Усама! 

—А мне сказали: Мэлвин Усама Петтерсон…Вы, что же, стесняетесь второго имени? Или стесняетесь своей мусульманской родни? 

— У меня нет мусульманской родни! 

— Помилуйте, Мэлвин Усама! Разве христиане дадут такое имя ребенку? 

Эта сценка помогла нам разрешить конфликт: Мэлвин увидел, как легко фабриковать факты и выносить ложные суждения, и устыдился. 

В случае с футболистами Роджер тоже нашел оригинальный выход. Надо кому-нибудь выдать себя за русского олигарха и втереться в доверие к футбольным функционерам — просто и красиво. Когда он излагал план, то внимательно смотрел на меня. Роджер предложил мне одеться в костюм от Армани, поселиться в Дорчестере, пустить слух, будто я миллиардер и заинтересован в покупке футбольной команды — и тогда воротилы от спорта стекутся ко мне сами. Останется назначить с ними встречу и записать разговор. Роджеру казалось, что это очень остроумный план, и он совершенно не понимал, как такая исключительная затея может не нравиться. 

— Роджер, — объяснял я, — все русские миллиардеры переписаны. На них заведено досье. Безвестных миллиардеров нет! 

— Откуда ты знаешь? Главное, держись нагло! Закажи утром ведерко икры, шампанское… 

— Спасибо, не надо. 

— Не бойся, — говорил он, — мы все счета оплатим, и отель, и машину. Поживешь две недельки в Дорчестере, а мы тебя будем снимать скрытой камерой. 

Снимать скрытой камерой Роджер ужасно любит, он однажды прицепил скрытую камеру на своего сотрудника и послал его в Брикстон вечером — запечатлеть на пленку жизнь местных бандитов (их называют yardies, то есть дворовые — это уроженцы Ямайки, весьма агрессивные люди). По замыслу Роджера, репортер должен был делать вид, что снимает жизнь низов на видеокамеру (которую он, не таясь, держал в руках). Эту видеокамеру, рассуждал стратег Роджер, его вскоре попросят убрать. Вот репортер и уберет видеокамеру, бандиты расслабятся, а скрытая камера тем временем будет продолжать свою работу. Несчастную жертву роджеровских расчетов снарядили в Брикстон, а через два часа с мигалками и сиренами доставили в госпиталь: репортер продержался в Брикстоне 20 минут. У него отняли видеокамеру, скрытую камеру, всю наличность, да еще крепко побили. Но, судя по всему, затея со скрытой камерой продолжала дразнить воображение Роджера. 

Мне же эта затея не понравилась совершенно, и не только потому, что я не интересуюсь футболом. Я подумал, что настоящие олигархи могут обидеться, если я притворюсь олигархом. Они, наверное, ревниво относятся к своей должности, думал я. В своих диких реакциях они, пожалуй что, поспорят с бандитами с Ямайки. Да и в принципе притворяться не хотелось. Я сказал Роджеру, что мне нравится выступать под собственным именем. 

— Но ты ведь не можешь купить футбольный клуб, — резонно заметил Роджер. 

— Не могу. 

— А олигархом притворяться не хочешь… — ему было досадно, что из-за моей несговорчивости гибнет великое дело. — Тогда притворись хотя бы помощником олигарха. Допустим, ты приезжаешь в Дорчестер, говоришь, что ты секретарь олигарха. Следишь за моей мыслью? Потом пускаешь слух… 

— Нет, Роджер, я никем не буду притворяться. 

Роджер приуныл. 

— Не хочешь помочь, — сказал Роджер горько. — А общество должно знать правду про футбол. 

— Зачем? 

— Для демократии, — сказал Роджер. — Как ты не понимаешь? 

— Дорогой Роджер, — говорил я ему, — в мире столько вещей, необходимых для демократии, что футбольные проблемы, право же, далеко не на первом месте. 

Я рассказал ему об офицерах ГБ, о процессе над Ходорковским, о том, что российская общественность страдает из-за вертикали власти, о государственной коррупции. И еще много всего рассказал. В частности о том, откуда берутся деньги, на которые покупают футбольные клубы. 

— Ты вот из-за комиссионных расстроился. А сам клуб футбольный сколько стоит? Зачем ловить мелких мошенников, если крупные на свободе? 

На Роджера это не подействовало. Он признавал важность иных проблем, но футбольная интрига занимала его более прочих. 

— Из-за таких людей как ты, — сказал мне Роджер, — страдает открытое общество. Ты хочешь отсидеться в сторонке, чистоплюй! Знаю, что ты мне сейчас скажешь! Дескать, ты рисуешь картины и пишешь романы! Слышали мы такие аргументы не раз! А ты пойди на демонстрацию против войны в Ираке… 

— И что, помогла твоя демонстрация, Роджер? 

— Мы четыре часа ходили! 

— А толку нет. 

— Есть толк! Гражданское самосознание проснулось! Вот и сейчас, я предлагаю положить конец теневым сделкам! Это нужно твоей стране тоже! 

— Послушай, Роджер, — сказал я ему, — что ты прицепился к футболистам. Как будто без них сюжетов нет. 

— Слушаю тебя. Имей в виду, зрителям интересно про деньги. 

— Пожалуйста. Мошенник крадет деньги из страны, скажем, миллиард. Приезжает с семьей в Лондон. Особняк, загородная усадьба, политические заявления, все как положено. Бросает жену, выделяет ей 100 миллионов. Она заводит любовника — молодого сенегальца и спускает миллионы на жиголо: на его машины, костюмы, туфли из крокодиловой кожи… 

— Так-так, крокодиловой кожи… — Роджер записывал. 

— Вот и покажи, как народные деньги — те самые, на которые можно было построить больницы, — тратятся на модные туфли сутенера. Можешь средствами кинематографа показать оборот денег в природе? Выкачали деньги из России и спустили в Лондоне. Крупным планом слезы ребенка. Потом туфли из крокодиловой кожи. 

— Откуда известно, что деньги краденые? 

— А как честно заработать миллиард? 

— У нас есть законы, — сказал Роджер, — я не могу обвинить человека в том, что он носит туфли из крокодиловой кожи. Это не преступление. 

— Тогда снимай репортажи про футбол. 

Мы бранились целую неделю. 

Я предложил Роджеру поискать в России кандидатов на роль олигарха. 

— В конце концов, — говорил я ему, — найми русского артиста! Или найми настоящего русского олигарха. Думаешь, им лишние бабки не нужны? Они ваших певцов на день рождения выписывают, а ты их позови в кино сниматься. Тебе любой олигарх сыграет олигарха за пару тысяч. 

Идея завербовать бизнесмена на роль бизнесмена Роджеру понравилась. Он возбудился, принялся обсуждать положительные аспекты плана. «Ведь он наверняка будет знать, как именно себя вести» — вот был основной аргумент Роджера. Мы стали звонить в Россию и через цепочку знакомых отыскали предпринимателя, готового на розыгрыш. Жил смельчак в Сибири, владел там каким-то предприятием. 

Переговоры вел я, глухой голос сибиряка мне не нравился. 

— Поможете наказать жуликов? 

— Можно. 

— Не боитесь? 

— А чего бояться. Я профессионал. 

Сибиряк заломил несусветную цену, кажется, пять тысяч в день. Роджер колебался: за две недели вместе с оплатой отеля набегала серьезная сумма. Сибиряк упирал на то, что вынужден будет на две недели оставить собственное производство. Прежде чем согласиться, мы навели справки о его производстве — оказалось, он владеет сауной в Иркутске. 

Роджер разъярился. 

— Сауной владеет! — кричал он. — Банщик! Нашли предпринимателя! Бизнес он не может оставить! Не верю больше русским! 

В самом деле, как-то несолидно это звучало. Я обратился с претензиями к тем, кто нам сибиряка рекомендовал. 

— Банщик, верно. Ну и что? — ответили мне. — Он-то как раз всех олигархов и знает. Они у него в бане парятся, он их со всех сторон изучил. Парень работает на результат. У него в бане, знаешь, сколько олигархов замочили! 

И я понял, что собеседник имеет в виду не мытье. 

Я пересказал разговор Роджеру, добавил, что, скорее всего, мы разговаривали с наемным убийцей. Нервный Роджер порвал бумажку, на которой мы записали телефоны русских кандидатов на роль в документальном кино. 

Кончилось дело тем, что я предложил Роджеру представить Мэлвина Петтерсона в качестве русского олигарха. 

— Мэлвина? Из Брикстона? 

— Ну да. 

— Так он же не русский. 

— Какая разница. Мэл будет молчать. Он большой, толстый, лысый. Как все наши бандиты. Скажем, что он из Сибири. 

Фактура у Мэлвина действительно выдающаяся. Роджер согласился. Тем более что в конце передачи он планировал раскрыть карты, а так получалось даже смешнее – Мэлвин Петтерсон из Брикстона сыграл роль русского бизнесмена. Я обратился к Мэлвину с предложением изобразить русского капиталиста. Мэл оживился. 

— Я русский олигарх? Red Roman? — имя Романа Абрамовича давно стало нарицательным. 

Времена, когда русские люди завидовали западному быту, давно миновали. Теперь все наоборот. Сегодня русские буржуи живут так, как среднему европейцу и не пригрезится. Прочие русские, конечно, живут не столь прекрасно, но зато они гордятся своими буржуями, как раньше гордились балетом. Даже британцы, и те гордятся русскими ворами. У любого порядочного лорда теперь в друзьях русский уголовник. Мэл был польщен тем, что ему доверили роль русского бандюги. 

Он набычился, сделал пальцы веером, как у героев голливудских фильмов про русскую мафию. 

— Ну вот, Мэл, вообрази, что ты спер у русского народа миллиард, — сказал я Мэлвину. 

— А как я украл? — Мэл входил в роль: прохаживался по мастерской вразвалку, брюхо вперед, пальцы веером. 

— Скажем, ты взял деньги на новые технологии, а заводы не построил. 

Мэл думал, прикидывал. 

— Cool, — сказал он. 

— Или тебе дали в управление 100 оборонных предприятий. 

— Сто? 

— Так бывает. 

— А кто дал? 

— Правительство. 

— Сразу сто? Мне? 

— И ты отчитываться ни перед кем не должен. И налоги не платишь. Называется госкорпорация. 

— I am with you, Max! — и тут он расстроился: — Я по-русски не говорю. 

— Скажем, что ты из Сибири и все время молчишь. В Сибири не любят болтать. Будешь жить в Дорчестере, виски выпьешь. Ты вообще можешь все время ходить пьяный, так натуральней будет. 

— Весь день пьяный? 

— Проснулся — и сразу стакан. Знаешь, какой там виски? Неплохо, а? 

Мэл думал. Он аж вспотел и покраснел. Я видел, что ему очень хочется пожить в Дорчестере, и дорогой пищи попробовать тоже хочется. И выпить он очень любил. И он не боялся разоблачения. Мэл вообще не трус. Он обжора, хам, жадина, но он совсем не трус. Однако что-то ему мешало. 

— Я не могу, Макс, — сказал он, страдая. — Honestly. Не могу предавать своих. Получается, я с вами, с русскими, предаю своих, британцев. 

— Мэл, — я воззвал к его гражданской совести, как Роджер давеча взывал к моей, — речь идет о жуликах! Они тайно продают ваши английские футбольные команды русским капиталистам. И налогов не платят! Неужели не понимаешь? 

— А все-таки получается, что я русский шпион. Не хочу. 

— Да нет же! Это делается в интересах Британии! — я говорил с пафосом, как агент 007. — Тебя ВВС нанимает, английская компания! 

— Сейчас все так перепуталось, — сказал Мэлвин, — я даже понимать не стараюсь. Может, ВВС уже на ваших работает. А я не стану. 

— Мэл! 

— Даже не проси, Макс. Мы, британцы, должны держаться заодно. 

Он налил себе чайку, разбавил молоком, насыпал сахара. Развернул промасленную бумажку, внутри был бутерброд с колбасой и сыром. Время только близилось к полудню, до ланча целый час, а перекусить-то надо. 

— We, Britons, должны помогать друг другу. Если люди получают деньги за футбольный клуб, зачем им мешать. Деньги-то идут в Англию. Пусть лучше два миллиона украдут, зато 200 получим. 

И я понял, что упрашивать его бесполезно. Дело не только в том, что он англичанин, практичный рыбак из Гримсби. Просто таких людей, как русские, которые охотно продают и предают своих ближних, не так уж и много на свете. 

Фильм не получился, Роджер бросил эту затею. С тех пор было продано еще пять английских клубов; говорят, что комиссионные приличные.