Готовим и едим стейки вместе с Эдуардом Лимоновым
Как-то в колонке журнала GQ писатель и политик Эдуард Лимонов признавался, что невероятно любит готовить и есть мясо, но в последнее время ему очень редко попадается действительно вкусное мясо. Мы решили восполнить этот пробел и принесли ему полтора килограмма свежей фермерской телятины, чтобы он нам ее пожарил, а заодно поговорили о еде, оппозиции, тюрьме и политике.
Борис Акимов: К мясу мы притащили французское вино. Обсуждали, какое вам нести, и решили, что лучше французское, потому что все-таки вы там долго жили и до сих пор гражданин Пятой Республики.
Да, забытый Францией гражданин, забытый Богом солдат империи…
Григорий Павлов: Мне сказали, что мясо нужно минут двадцать мариновать в оливковом масле.
Я не умею и не знаю, зачем это делать. Давайте я сделаю, как я умею.
Б.А.: Хорошо. А где вы вообще научились готовить?
Я жил таким образом, что приходилось готовить… Было дело, работал в нескольких ресторанах. Поваром во французском ресторане в Нью-Йорке. Устроился туда по знакомству. А еще мы делали пельмени с известным искусствоведом Геной Шмаковым, моим приятелем и другом Бродского и Барышникова. Мы с ним работали для магазина Bloomingdale — это огромный универмаг. Для его буфета мы лепили пельмени, там довольно неплохо платили.
Г.П.: На это можно было жить?
Ой, невозможно жить молодому человеку на любые деньги. Денег никаких не хватит.
Г.П.: И еще, я помню, вы же работали мажордомом у миллионера. Вы еще написали «Историю его слуги».
Да, работал. Боссу я не готовил обеды, обедать он всегда уходил в рестораны. Хотя баранину делал на гриле, помню.
Б.А.: Миллионеру нравилось?
Раз не выгоняли — значит нравилось. Его жене очень нравился мой куриный суп. Он не так прост, как кажется.
Г.П.: А что, какая в нем загадка?
Я не знаю. Один человек умеет, обладает талантом приготовления куриного супа, другой — нет.
Лимонов разогревает сковороду, бросает на нее кусок сливочного масла и через некоторое время большие куски мяса, толщиной два-три сантиметра. Куски мяса он почему-то порезал вдоль волокон
Б.А.: Вам вообще свойственно чревоугодие и особое отношение к еде?
Уже много лет я ем раз в день. Иногда не выдерживаю и тогда ем по половине два раза в день, то есть половину днем, половину вечером. Вот, очень люблю есть вечером.
Г.П.: Это когда, перед сном?
Не перед сном, но после шести часов, например. Чисто французская привычка, потому что там обедают поздно, долго сидят за столом.
Б.А.: Считается, что очень вредно как раз есть после шести.
Ой, это глупости. Буддистские монахи тысячелетиями следуют одной и той же рутинной жизненной традиции. Они выходят утром с миской деревянной и медленно набирают туда еду. Когда набирают, садятся и поедают ее. Вот и вся их еда.
Б.А.: Но при всей вашей скромности в еде я заметил, что вы большой эстет. Любите всякие гурманские продукты, например устрицы.
Если попадаются. Я же не покупаю их себе. Если я иду, например, на какую-нибудь вечеринку GQ, а там навалены устрицы. Первое, что я делаю, я беру тарелку, иду и накладываю устриц как можно больше. Потом усаживаюсь за ближайший столик с бокалом шампанского и начинаю пожирать все это. Пока другие соображают, я уже вторую тарелку ем.
Лимонов вручает нам по первому куску
Б.А.: Давайте я открою бутылку вина, немножко выпьем еще до того, как приготовится.
Уже готово. Два куска получились потолще, а один получше прожарился. Выглядит отлично. Так, бокалы для красного вина у меня все побиты, это бокалы для белого вина, недавно купила мне моя подруга. Бокалы для белого вина чуть-чуть более пузатые.
Г.П.: А для красного — подлиннее. А в тюрьме вы мясо ели?
Когда я сидел в Саратове в одной камере с вице-губернатором Саратовской области Моисеевым — у нас было все. У нас был мешок или два мешка консервов, конская колбаса, любое мясо, черт знает что. Заходя в камеру, конвоиры падали.
Б.А.: С прошедшим днем рождения вас!
Все чокаются и пьют.
Ну что сказать, по-настоящему хорошую вырезку вы принесли. Вы с кровью-то любите? Ну, вот это вам, наверняка. Черный хлеб есть. Мясо чувствуется, что звучит. Зачем его еще мариновать? Нет, оно мягкое. Видимо, ваш товарищ постеснялся, засомневался в качестве своего мяса. Мясо прекрасное. В молодости я бы мог такого съесть очень много — но где ж его тогда было взять…
Б.А.: Как закончился ваш последний суд? Я слышал, две тысячи вам впаяли штрафа в этот раз.
Да. Потому что была так называемая «незакрывная» статья. В этот раз мне не вменяли неповиновения милиции. Это зависит от расположения духа властей. То есть они реагируют от случая к случаю, отталкиваясь от предыдущего. Они, видимо, считают, что перегнули палку 31 декабря, когда восьмидесятидвухлетней Людмиле Михайловне Алексеевой омоновцы сделали подсечку.
Б.А.: А в прошлый раз вам дали десять суток ареста. Чем кормили вас эти десять дней? Не вспомните, что там было в меню?
Это учреждение называется «Спецприемник ГУВД города Москвы» на Симферопольском бульваре. Раньше в этом здании содержались иностранцы, а потом их перевели в поселок какой-то, я сейчас не помню где. В день, когда меня туда привезли, давали макароны с запахом тушенки и какими-то там мелкими нитями. Хотя это была тушенка действительно. Очевидно, ее было не так много. Но все чистенько, грех жаловаться. Супы какие-то давали. Что хорошо, так что все действительно чистое, может, и жидкое, но съедобное. Какие-то там плавали овощи, что-то еще.
Г.П.: То есть пожаловаться, в общем, не на что.
А я никогда не жалуюсь, я рад всему. Кто-то им поставляет эту еду, готовую им привозят, они не готовят. Я сидел один, все стены там почему-то кафелем оклеены. Ну, я там свой, в отличие от всех наших либералов и правозащитников. Они все боятся милиции, а я со своими годами отсиженными прихожу и начинаю разговаривать с ментами, выяснять, устраиваться. Говорю: мне, пожалуйста, одноместный номер, а то у меня астма. Они сразу же: «Конечно, Эдуард Вениаминыч, есть на выбор третий или четвертый». Я же не Каспаров, я ментов не боюсь, никакой дистанции у меня с ними нет, я же часть всего этого бульона. С утра попросил у них ведро и тряпку, помыл там все — все-таки сидеть десять дней, должен быть порядок. Устроил себе место и стал работать, писал там что-то, читал. Отдохнул даже, честно говоря.
Б.А.: Давайте, с вас теперь тост.
Мясо отличное! Как хороший повар, я не навредил ему. Я поэтому не люблю соусы всякие. Мне кажется, они всегда заглушают вкус самого продукта. С мясом это особенно важно. В России мясо готовить не умеют, это точно, всегда пережаривают, не понимая структуры.
Г.П.: Россия одна из самых мясоедных стран и народов вообще в мире, мне кажется. Все едят постоянно мясо, шашлык — это главное вообще национальное достояние.
Шашлык — это скорее все-таки кавказское блюдо, и название об этом свидетельствует неопровержимо. Я вообще не люблю сложные блюда. У меня однажды была девушка из Казахстана, такая серьезная, красивая тридцатилетняя девушка, она взялась мне приготовить обед. Готовила целый день. Она готовила здорово, потом я ел, очень вкусно и действительно офигительно приготовила, но… Это же невозможно ждать — целый день, весь дом покрылся испариной даже от этого. Может, и хорошо это, но каждому свое.
Лимонов вручает нам по второму куску мяса
Б.А.: А что самое экзотическое вы ели в жизни?
Ничего особенного. Акульи стейки ел, в Калифорнии полно всего этого. Змей ел в Таджикистане. Лисицу ел на Алтае. Вот она вкусная, такая жирная. Говорят, что очень целебная. Нам алтайцы вдобавок к тому мясу марала, которое мы у них покупали за семь рублей ведро, бросали пару тушек зайцев или лисиц как жест доброй воли: держите, мол, ребята. Медведя ел, медвежатина — твердая очень. Хотя его вымачивают, но все равно твердое. Печень сохатого ел в Сибири мороженую. Ну что, давайте оставшееся дожарим? Ну, если не доедим, то не доедим. Хотя оно совсем нежирное и естся быстро и легко.
(Мы оказались в гостях у Лимонова еще до Пасхи).
Г.П.: Кстати, я вижу, пост вы совсем не соблюдаете?
Да какой пост! Я же нехристь, скорее, еретик, даже ересиарх, я бы сказал. Я же автор книги под названием «Ереси». Пост — это на обывателя рассчитано, на его пороки и ханжество. К РПЦ как институции я отношусь очень плохо. Они всегда прижимались к ноге власти и такими же остаются. Жадными, жирными и неприятными. Если бы церковь в девяностые годы пыталась бы занять позицию ближе к людям и обращалась бы к бедным, вместо того чтобы искать милости у властителей, то она бы стала популярной.
Г.П.: Что вы ждете и как, по-вашему, будет развиваться вообще ситуация в России?
Я ничего не жду. Я занимаюсь своим делом, в данном случае создал эту «стратегию 31», теперь раскачиваем лодку власти. Так бы на нашем месте любой бы сделал. Поскольку мы живем в полицейском государстве, партийная деятельность любая невозможна, моя партия запрещена, мы действуем не партийными методами, подняли гражданское движение. Очевидно, что это перспективно в России. Потому что партийные разногласия только разделяют, в то время как внепартийные цели, отстаивание конституционных свобод оказались куда более безусловными.
Б.А.: Вы не опасаетесь, что однажды от вас реально захотят избавиться?
Что они меня угрохают, я не опасаюсь, но и предвижу даже. Меня это нисколько не пугает. А что может быть лучше? Я воспитывался на парадоксальной всякой литературе, согласно которой, например, умереть под забором или умереть в тюрьме куда более благородно, чем умереть обоссавшись или обмазавшись манной кашей в постели.
Мы доедаем мясо и китайский салат, допиваем вторую бутылку красного вина «Шато Мулен Пти Бон». И перед тем, как попрощаться, любуемся видом из окна лимоновской конспиративной квартиры, откуда видна Москва-река. Уже на улице наша подруга, с которой мы вместе оказались у Лимонова, спрашивает: «А что, правда ему шестьдесят семь лет? Как-то не верится. Я бы такому дала».
P.S.
И на закуску — небольшая видеозарисовка о том, как Лимонов нам режет салат.
Лимонов режет салат, мясо и ставит сковородку на плиту