4 + 317. Клуб "Сноб". Четыре человека
Я со «Снобом» для того, чтобы узнать, что это за люди – снобы
Актриса театра и кино. Впервые вышла на сцену четырехлетней девочкой в роли сына Баттерфляй в спектакле «Мадам Баттерфляй». Окончила Литовскую консерваторию (факультет хорового и театрального искусства, курс Йонаса Вайткуса). В 1993 году дебютировала в Голливуде – партнерами Дапкунайте по съемочной площадке были Том Круз, Брэд Питт и Джон Малкович. Где живет, трудно сказать – где-то между Лондоном, Москвой и всем остальным миром. Любит оперу, гаджеты, смотреть «Формулу-1». Не любит – говорить о личной жизни.
Уильям Теккерей писал: «Никто не может быть уверен в том, что он не сноб. такая высокомерная уверенность сама по себе – уже снобизм». Вы согласны?
Ну, может быть, я со «Снобом» для того, чтобы узнать, кто такой сноб. Не знаю. Чем дальше живу, тем меньше знаю.
А правда, что вы страстно любите гаджеты?
Да. Пока влюблена в айфон, вот крошечные колонки к нему купила. Жду айпада. А если вы меня спросите, мучаюсь ли я вопросом: покупать мне дополнительную память для компьютера или нет, то я скажу: мучиться – не мучаюсь, но подумываю. Хотя, с другой стороны, не знаю, зачем она мне нужна.
Какими из своих проектов вы гордитесь больше остальных?
Всеми. Дело в том, что я их люблю. Потому что это часть моей жизни. Может, один удачный, другой позорный, но я не могу ими гордиться или не гордиться, это как родственники. Не говорят же так: вот этой сестрой я не горжусь, а вот этим братом горжусь. Я их всех люблю.
А вы когда-нибудь думали, чем бы занимались, если бы не были актрисой?
Может быть, я была бы дипломатом, я знала языки неплохо, поэтому что-то связанное с языками могло случиться. Но на самом деле я знала, что буду актрисой.
В прошлом номере журнала было интервью с Джоном Малковичем, он много рассказывал о вас, например, что, когда вы первый раз встретились на пробах, вам приходилось учить английские слова наизусть и вы ничего не понимали. Преувеличил?
Я понимала. Но он мне очень помогал, действительно очень. Я приехала на пробы в Лондон, почитала текст, он говорит: Terrific. Я вышла на улицу, походила вокруг да около. Потом подошла к какому-то человеку и сказала: I’m terribly sorry… – нет, так еще не умела. Сказала: I’m sorry, is «terrific» good or bad? На что мне сказали: It’s very very good. Мы познакомились на пробах, и он, конечно, меня покорил. С ним плохо играть просто невозможно.
А актрисой вы хотели быть с раннего детства?
Да. Нет, вру, я очень хотела быть балериной или оперной певицей. Конечно, был период, когда я хотела быть капитаном дальнего плавания – только потому, что моя мама уплыла на корабле. Она была метеорологом. Но меньше чем капитаном я быть не хотела.
Вы планируете свое будущее или живете сегодняшним днем?
Моя профессия определяется словами «здесь и сейчас». Конечно, какие-то планы приходится строить, но потом все они рушатся.
Может, мечтаете о том, где хотели бы осесть?
Вот, например, мой английский агент, которому за шестьдесят, говорит: «Я не представляю, как можно остепениться и вообще жить в деревне». Он мечтает о пенсионной жизни в городе, где все бурлит. Но я еще не думала об этом. Может, еще придется подумать.
Почему вы живете там, где вы живете?
Дело в том, что я нигде не живу.
А какое место вы считаете домом?
Там, где я в данный момент, там и есть мой дом. Сейчас я в Москве, и у меня тут все. Потом я сяду в самолет и буду жить в какой-то гостинице. Я мало привязываюсь к месту жительства. А скучаю только по людям, а не по местам.
Вы любите быть одна?
Я очень часто бываю одна. Иногда разговариваю сама с собой, вслух. Когда готовлю роль, то обязательно говорю громко, рассуждаю сама с собою. Иногда хожу по улицам и говорю, может, я выгляжу абсолютно сумасшедшей, что делать. Но, когда люди говорят по телефону без трубки, по спрятанному наушнику, они ведь тоже выглядят сумасшедшими.
Вы верите в приметы?
Если честно, не очень. Но на всякий случай я пытаюсь избежать всего, что с ними связано. Потому что я околачиваюсь в разных странах, а там очень разные приметы. Например, в Англии в театре нельзя произносить название одной шекспировской драмы, и они называют ее scottish play, то есть «шотландская пьеса». На всякий случай не буду произносить – догадайтесь. Она считается проклятой пьесой. Типа булгаковских «Мастера и Маргариты». Только у нас можно произносить «Мастер и Маргарита», а у них это слово нельзя.
Как вам кажется, за последнее время отношение к русским на западе изменилось?
Не знаю, что вам сказать. У меня друзья по всему миру, и все они космополиты. Никто мне не говорит: эй, вы, русские там… Спрашивают обычно: какая погода в Москве сейчас? Хотя есть люди, которые думают, что у нас вечная зима, по улицам ходят медведи, и питаемся мы икрой, запивая водкой. Я это мнение поощряю.
Вам когда-нибудь бывает скучно?
Скучно, когда тупые люди вокруг. Но это не их вина.
«Качество жизни» – что для вас это понятие?
Это относительно. Например, я бываю в местах, где чистая вода из бутылки – это уже определенное качество жизни. Я снималась в местах, где душ был роскошью. Мне нравится разнообразие моего существования, то, что я, грубо говоря, могу провести день в грязи, а потом поселиться в пятизвездной гостинице. На самом деле это большая редкость, когда ты можешь так варьировать ситуации.
Вы можете назвать три основные для вас жизненные ценности?
Есть только одна ценность.
Какая?
Любовь.
Лежу я в водорослях, а сам чувствую, как вокруг меня булькают доллары
Предприниматель, эксперт по альтернативным источникам энергии. В двадцать лет основал I2BF – международный венчурный фонд, вкладывающий деньги в альтернативную энергетику и «зеленые» технологии. В США создал уникальный биозавод, перерабатывающий водоросли в топливо, а в Великобритании и России строит ветряки. Надеется, что когда-нибудь его разработки смогут заменить миру нефть.
Уильям Теккерей писал: «Никто не может быть уверен в том, что он не сноб. такая высокомерная уверенность сама по себе – уже снобизм». Вы согласны?
Да. Но у меня слово «сноб» ассоциируется с чем-то не то чтобы элитарным, но с чем-то закрытым. Быть снобом – это значит принадлежать к закрытому сообществу, а если ты к нему принадлежишь, ты должен оберегать себя от всего остального, иначе ты уже не сноб.
Будучи студентом стэнфордского университета, в двадцать лет вы создали венчурный фонд, который сейчас считается одним из самых крупных в мире по «зеленым» технологиям. Ваш отец Алексей Голубович (председатель совета директоров компании «Арбат Капитал Менеджмент», экс-директор по стратегическому планированию и корпоративным финансам ОАО НК ЮКОС. – прим. ред.) помогал вам?
Как я могу воспользоваться знакомствами отца в российском бизнесе? Ну, познакомит он меня с Дерипаской, ну и что? Я знаю, что все крупные российские компании моей темой особо не интересуются (исключения скорее подтверждают правило). Просить денег у них тоже бессмысленно, потому что ни Прохоров, ни Дерипаска в фонды обычно не любят вкладывать. Про Прохорова точно знаю, потому что спрашивали. Родительские связи в России мне не помогали на момент привлечения денег. В сфере альтернативной энергетики у них просто нет связей, которые были бы мне полезны.
Почему вы решили заниматься именно этим направлением, а не продолжили бизнес отца?
Мне неинтересно работать под крылом отца, заниматься его бизнесом. Не то чтобы мне неинтересен его бизнес, просто я не хотел бы работать с отцом, по крайней мере, как его работник, в смысле чтобы он мне платил зарплату. К партнерским взаимоотношениям я всегда готов, но пока «точек соприкосновения» в нашем и его делах практически нет.
Каким из своих проектов вы гордитесь больше всего?
Проект находится в Колорадо, эта компания занимается производством algae, то есть водорослей. Вот когда у вас бассейн цветет и становится зеленым – это значит, он зарос водорослями. Это самый распространенный организм на нашей планете, он производит кислород и поглощает углекислый газ. Ценность его в том, что если с одного акра, скажем, пальмовой плантации или кукурузного поля вы получите не больше пятисот-шестисот галлонов масла в год – это при хорошем урожае, то с акра алгае-фермы можно получить до десяти тысяч галлонов масла. Из него можно производить биотопливо и так называемые «зеленые» химикаты. Нефть скоро будет не нужна.
И когда реально в мире появится такое биотопливо?
На мой взгляд, уже через пять-десять лет глобальная индустрия будет создана. Я так увлечен этой темой, что надо мной уже друзья прикалываются.
Мы как-то летом отдыхали со знакомыми в Швейцарии, в отеле, где есть спа-центр. Утром приходит ко мне метрдотель с приглашением в спа, открываю конверт, а там процедуры в ванной из алгае. Лежу я в водорослях, а сам чувствую, как вокруг меня булькают доллары.
А есть любимый неосуществленный проект?
Да! Сделать беспроводную передачу электричества. Это вполне реально, только дорого. Представьте, тогда можно вообще не думать, где взять розетку для ноутбука. Он сам будет заряжаться – это будет здорово.
Сейчас вам двадцать четыре года – как вас воспринимают потенциальные партнеры по бизнесу?
В Калифорнии, где подобные ситуации повсеместны, мне это вообще не мешало. В Силиконовой долине многие успешные корпорации создавались людьми моего возраста. Но в России возраст – это действительно проблема, особенно когда общаешься с чиновниками.
Человек должен быть там, где зарабатывается его копеечка
Лингвист и преподаватель – один из немногих русских, кому доверяют обучение своих детей английские аристократы: уроженец Ростова-на-Дону стал первым русским профессором Итона за всю историю существования колледжа. Окончил Институт иностранных языков имени Мориса Тореза (сейчас это Лингвистический университет), работал переводчиком, в том числе в МИДе. В перестройку по преподавательскому обмену поехал в Великобританию и там остался. В 1998 году стал заведовать кафедрой русского языка в Итоне. На днях у него родилась дочь.
Уильям Теккерей писал: «Никто не может быть уверен в том, что он не сноб. такая высокомерная уверенность сама по себе – уже снобизм». Вы согласны с ним?
Совершенно. Мне кажется, что все люди в большей или меньшей степени снобы. Просто снобизм может выражаться по-разному. Он может быть интеллектуальным, может быть физическим, может быть связан с профессией, может – со взглядом на жизнь. Поэтому я согласен с классиком.
Вы часто меняете свои взгляды?
Моя система взглядов на жизнь все время эволюционирует и видоизменяется. То, что когда-то казалось очень важным, сейчас кажется совершенно несущественным. Например, когда я был моложе, мне казалось, что очень большую роль играет мнение обо мне окружающих. Сейчас, когда я занят своим делом и семьей, мне все равно, что обо мне думают люди, с которыми я сталкиваюсь поверхностно. Теперь я прислушиваюсь лишь к мнению людей, которых уважаю и считаю специалистами в своей области.
Как вы стали руководителем кафедры русского языка в Итоне?
Вспоминается японская пословица: хорошо растет то, что растет медленно. Это было медленное последовательное движение вперед. Начиная с 1992 года я преподавал русский и французский языки в разных колледжах, государственных учебных заведениях и частных, Итон стал очередным этапом. Но вообще это Итон выбрал меня, а не я его. Томас Харди – есть такой английский классик – сказал, что человек должен быть там, где зарабатывается его копеечка. Я родился в одном месте, пригодился в другом, но очень тесно поддерживаю связь с родиной и нахожусь там, где мне больше всего сейчас нравится. У меня идеальная ситуация.
Как вам кажется, интерес к русскому языку у студентов в последние годы усиливается или, наоборот, убывает?
Интерес постоянно растет. Сейчас у нас поменялась система приема студентов на кафедру русского языка, она стала более демократичной, и теперь моя кафедра, наверное, одна из самых больших в Англии. Сами студенты с удовольствием занимаются русским языком, но изменились их интересы. Раньше дети выбирали русский, потому что были скорее склонны к философии, к изучению марксизма-ленинизма. А сейчас появился более практический аспект. У многих родителей финансовые интересы связаны с Россией, поэтому их дети учат язык, чтобы проще было продолжать семейное дело. Такой прагматический подход – новое явление.
То, что вы родились и выросли в России, вам скорее помогает или мешает?
Я, наверное, один из последних динозавров, который прошел всю советскую систему: октябренок, пионер, комсомолец и, наверное, в последних рядах вступил в коммунистическую партию, которая через год успешно развалилась. Эта школа дала такую закалку, что теперь можно найти решение на любой вопрос.
Что, и в армии служили?
Я служил во внутренних войсках. Однажды нас с другом отправили в зону общего режима на усиление охраны. Зона посреди степи, вокруг ничего нет, скучно. Обратились к нашему командиру с просьбой разрешить провести концерт с песнями под гитару. Он косо на нас посмотрел и сказал: «Подумаю». На следующий день приехало большое начальство смотреть нашу зону – генералы, полковники. Нас построили, и, когда к нам подошел генерал, мы ему рассказали, что хотели бы на Новый год организовать концерт и что наш командир думает, давать ли на это согласие. А командир в это время рядом стоял. Комиссия прошла, генералы уехали. Командир роты вызывает нас и говорит: «Кто вас за язык тянул перед большим начальством выдвигать такие идеи без моего согласия? Ну, я вам покажу новогодний концерт. Нашел тут я для вас работку, непыльную. Будете в новогоднюю ночь работать ассенизаторами». И вот нам дали два ведра, к каждому из которых была привязана трехметровая палка. Выгнали нас в открытую степь: зима, тридцать градусов мороза. А посреди степи стоит открытый туалет. И всю ночь мы чистили этот общественный туалет. Вот так мы встречали Новый год!
Татьяна Друбич
Острота восприятия – это качество жизни
Актриса. Впервые на съемочную площадку попала в двенадцать лет. В четырнадцать лет снималась у режиссера Соловьева в фильме «Сто дней после детства». Окончила мединститут. По образованию врач-эндокринолог, работала в поликлинике по специальности, в свободное от работы время снималась в кино. С середины девяностых занимается фармацевтическим бизнесом – вполне успешно.
«Никто не может быть уверен в том, что он не сноб. Такая высокомерная уверенность сама по себе – уже снобизм», — сказал Уильям Теккерей. Вы согласны?
Согласна, хотя это игра в слова. В России снобизм, как и многое другое, понимается на свой лад. У Федора Михайловича сказано про русский характер с его самоуничижением паче гордости. Но разве это снобизм?
Какими проектами вы гордитесь?
Гордиться проектами – это нелепо. Я же не проектирую сити-центры. А работа в кино, благотворительность и повседневные дела проектами я не называю. Я еще не дошла до того, чтобы гордиться тем, что сделала.
А когда, как вам кажется, наступает возраст такого осмысления?
Стараюсь осмыслять все и всегда, независимо от возраста. Но когда начинаешь гордиться тем, что делаешь, это может быть опасно.
Какой проект не оправдал ваших надежд?
Было несколько бизнес-проектов, начатых не вовремя. «Анна Каренина», которую я не считала «проектом», но она стала им, превратившись в «долгострой». Поэтому в нем чувствуется усталость и нет свободного дыхания. Но все-таки этот фильм состоялся.
Вы по образованию врач, за советами к вам часто обращаются?
Часто. И потому что врач в том числе. К сожалению, в качестве врача я не реализовалась, как хотела бы. Кино помешало. Мое профессиональное двойственное положение и разговоры об этом мне давно надоели. Моя актерская судьба тоже не стопроцентная.
Вы считаете, что не сложились как актриса?
Артист – это призвание. Я про себя так сказать не могу. Но жизнь в кино все-таки сложилась. Хотя по своему психотипу и натуре я однозначно не актриса.
Вы сейчас много работаете с хосписом, это как-то изменило ваше отношение к смерти?
Отношение к смерти определяет и отношение к жизни. Одно немыслимо без другого. Извините за банальность, но это действительно так. К смерти легко относятся только идиоты или счастливцы, не сознающие, что это такое. Наверное, представляют себя после смерти деревцем, или звездочкой, или апатитом, или энергией. Врачи относятся к смерти философски, но и им, ко всему привыкшим, тоже страшно. В хосписе облегчают предсмертную жизнь. Это очень и очень важно.
А вы верите в схождение благодатного огня в Иерусалиме?
Кто-то однажды сказал: «Я не так сломлен, чтобы в это верить».
Почему вы живете в Москве?
А где мне жить? Здесь считываю контекст, понимаю, про что человек молчит, – это важное умение. Менять привычки поздно.
У вас есть настольная книга?
На столе у меня много книг. Детективы, романы, медицинские книги и справочники. Приоритеты меняются.
Какой фильм про любовь для вас главный?
«Летят журавли» – великая картина. Еще с любимыми – Шоном Пенном и Робин Райт – «Она так прекрасна». Когда маленькая Аня, моя дочь, в тринадцатый раз посмотрела «Титаник», вздохнула и сказала: «Как хочется любви и катастроф».
Качество жизни – это для вас что?
Друзья. Острота восприятия – это качество жизни. Когда есть будущее время. В какой-то момент вдруг понимаешь, что все меньше думаешь в будущем времени.
Как вам кажется, изменилось отношение к русским за последнее время на западе?
К нам относятся так, как мы относимся к себе сами. Любят и боятся. Важнее, что мы относимся к себе все хуже и хуже. Сколько людей ностальгирует по СССР, даже по Иосифу Виссарионовичу. В это невозможно поверить.
А сейчас его портреты на 9 мая по Москве развесят…
Ну что тут скажешь? Я согласна с Еленой Боннэр, не нужен здесь памятник Сахарову. Вот есть уже мавзолей, пусть туда и ходят.