Когда я работала в Московском зоопарке, у меня животные всегда были в отличном состоянии и практически не умирали от болезней. Это было известно всем моим коллегам. Я знаю, как обращаться с животными, как правильно взять на руки детенышей, как их накормить. Вернее, я больше чувствую, как это надо делать, что называется, спинным мозгом.

Кроме биологии я занималась (и занимаюсь) психологией и образованием. И в нашей семье есть две истории, которые имеют самое непосредственное отношение к моим занятиям. Обе истории я узнала, уже будучи взрослой, и они произвели на меня колоссальное впечатление.

Первую историю рассказала бабушка, когда мне было лет двадцать. Мой прадед по отцовской линии жил в маленьком местечке где-то под Питером. Он был сапожник и… враль. Каждые выходные он усаживался на крыльце своего дома и, починяя сапоги, рассказывал истории. Послушать его собирался народ за много километров, из других деревень. Бабушка рассказывала, что, когда дедушка отвез ее знакомиться с родителями, она проснулась наутро и, к своему изумлению, увидела полный двор людей: все собрались послушать рассказы прадеда. Он рассказывал им истории про каких-то людей, про какие-то отношения, про путешествия в Китай, Индию, Турцию. Причем было известно, что он из этого местечка, где жил, никогда никуда не выезжал. В качестве платы за его истории люди несли еду. Кроме того, часто к нему приходили и спрашивали, как поступить в том или ином случае. И прадед начинал на ту или иную тему рассказывать историю, из которой можно было сделать вывод, как поступить. Чем это не психотерапия?

Вторую историю мне рассказал папа года два назад. Оказалось, что мой двоюродный прадед, тоже по линии отца, обладал совершенно уникальным даром: у него были удивительные способности к общению с животными. Способности эти проявились в раннем детстве. Взрослым он жил где-то в Средней Азии, в районе Ташкента. И к нему привозили со всех деревень, за многие километры больных или строптивых животных. Рассказывали, что он мог подойти к медведю на базарной площади, пошептать ему на ухо, и тот к нему начинал ластиться. Он мог укротить любую необъезженную лошадь, приручить агрессивную собаку. У него были совершенно уникальный контакт с животными и особое отношение к ним.

Что интересно в этих двух историях, так это то, что больше никто в моей семье не обладал способностью находить особый контакт с животными, равно как и ни у кого, кроме меня, не было личных амбиций учить людей, как им жить. Так что все это прошло через столько поколений и «выстрелило» ровно на мне.