Ждем в аэропорту Осло Петра Налича. Налича нет. Марина и Регина, физиотерапевт и режиссер с норвежского телевидения, держат российский флаг размером с простыню. «Зайчик, — говорит Марина Регине, — расправь флаг». Налича нет.

«Вы таксист? — говорю русскому, вертящему ключи на пальце. — Вы не русскую делегацию случайно встречаете?» — «Я не таксист». Подходит сам, на ухо: «Но могу организовать». Налича нет.

«Девчонки, так вы русские!?» — это артисты-молдаване. Зеркальные очки в пол-лица, волосы торчат, как лук из горшочка. Сразу видно: люди приехали на Евровидение.

Артисты-молдаване: «Русские, мы вас любим! Мы с вами!» Что? Молдаване любят русских? «Саакашвили там чего-то такое говорит, — рассказывает Марина, — а тут ребята-грузины нам кричат: «О! Русские! Привет!»  Ну да, это в Польше русские для поляков — что армяне для азербайджанцев. В том же Лондоне поляки называют магазины «Матрёшками». «Русские, увидимся еще? — у директора молдаван маленькие глазки. — Тут много непоняток». Налича нет.

Много людей с норвежскими флагами. «Норвежцы всегда так делают. Папа уехал в командировку — они его с норвежским флагом встречают», — говорит фотограф «Сноба» Маркус, он вообще-то военный фотограф.

«Почему русские не встречают своих артистов? — спрашивает Маркус. — Тут ведь много русских живет. Тут же нефть». Марина: «Да мы предлагали. А они говорят: толпа — это не для нас. Сделаем закрытое мероприятие».

Выходит Налич. Марина с Региной его не замечают. А как Налича заметить? Так на Евровидение не приезжают. Вот взять, например, венгерскую делегацию — или румынскую, не важно. Субтильные личности на худеньких модных ножках, на поводке дрожащая модная тварь, чихуахуа.

А Налич что же? А Налич с младенцем и женой приехал. Сам в незаметной курточке, она в незаметной курточке. Так выглядят какие-нибудь молекулярные биологи на отдыхе. И музыканты Налича — с детьми и женами.

Дети звереют от свободы: «Мама! Я хочу в норвежскую ИКЕЮ!» «Не снимайте нас — мы с детьми и женами. Вообще нас не снимайте», — говорят. «Как не снимайте? — военный фотограф в шоке. — Первый раз такое вижу. Тут все только и мечтают, чтобы их снимали».

Марина все еще держит зачем-то флаг: «Надо же. Русские такие скромные. Шведы, знаете, что тут устроили? Мы — шведы! — кричали. Они вечеринку на крыше оперного театра устраивают. Чтобы все знали: это шведы приехали!»

«А вы, наверное, охранник Налича? — Спрашиваю у каменного человека в костюме каменного цвета. — Я продюсер. Олег я».

«Не волнуйся.  Я бананчик съел», — говорит кто-то из группы в телефон.

Отель Рэдиссон-Плаза с мозаикой на стене. Кто-то сзади: «Как в Пицунде…».

В гостинице снова говорят по-русски: «У меня к тебе практический вопрос. А сколько стоит маникюр? Пятьсот?» Вы кто? «Мы белорусы». Белорусы говорят по-русски. Молдаване говорят по-русски. В грузинской делегации говорят по-русски.

Для норвежцев Евровидение — это не то что для англичан или русских. «Англичане, — говорит военный фотограф, англичанин, — срать на это дело хотели». Для норвежцев — это Лига Чемпионов, Олимпиада. Женщина-таксист: «Все норвежцы обожают Евровидение. Я еще маленькой девочкой была, а мы уже любили Евровидение. Это такая традиция: мы собираемся всей семьей перед телевизором, жуем чего-то, пьем пиво и смотрим. Помню, была один раз хорошая норвежская песня. Правда, там было всего семнадцать слов».

«Хорошо было на Кипре, — говорит женщина лет пятидесяти из команды Налича, сестра-хозяйка, наверное, — быстро заселились».

Продолжение следует

Первая часть