Около месяца назад в Нью-Йорке появилась удивительная девушка. Ее зовут Маша Васюкова, родом она из Калининграда, и ее миссия — установить в Калининграде памятник Вуди Аллену. За свое короткое пребывание в городе она успела познакомиться с впечатляющим числом людей околоснобского круга и посвятить их в свой план, поэтому я счел себя вправе рассказать публике о приключениях Маши Васюковой. Самое удивительное, впрочем, что в ее план посвящен сам Вуди Аллен. И он принимает в выборе финального проекта памятника самому себе вполне активное участие.

За ланчем в Pulino's, состоявшим из принесенного Машей с собой кофе в картонном стаканчике (факт, что ей позволили его допить, — доказательство сверхъестественного Машиного шарма), Васюкова посвятила меня в подробности истории. Полгода назад она приехала в Нью-Йорк учиться кинорежиссуре и познакомилась с юношей по имени Адам Леон, чья мачеха, Лесли Дарт, работает пресс-секретарем Аллена. Маша с Адамом быстро выяснили, что Калининград когда-то назывался Кенигсберг и что настоящая фамилия Вуди Аллена тоже Кенигсберг; посмеялись и забыли. По возвращении домой Васюкова упомянула об этом совпадении местному корреспонденту «Комсомольской правды». В газете информацию восприняли всерьез и объявили конкурс на проект памятника. Спустя несколько месяцев Васюкову снарядили на поклон Аллену; Леон помог, через мачеху, организовать встречу в Берлине. Васюкова продемонстрировала режиссеру около дюжины эскизов, из которых тот отобрал четыре. Больше всего ему понравились большие очки на шесте, сквозь которые, как объясняет Васюкова, «любой желающий сможет взглянуть на мир глазами Вуди». Лично мне по душе вариант, который подставляет скромную статую Аллена — с бронзовым голубем на голове — к уже существующей статуе Канта.

Калининградские власти оказались в диком положении: денег на памятник никто, разумеется, не дает, площадку тоже, но теперь как-то неудобно перед главным действующим лицом. В данный момент Васюкова, которая в свои 23 года оказалась де-факто единоличным вдохновителем и исполнителем проекта, пытается заручиться спонсорской поддержкой фирмы Ray-Ban, что переводит происходящее в совсем уж пелевинскую систему координат. Еще Маша снимает обо всем этом документальный фильм.

В «Любви и смерти», своем давнем пастише Бергмана и русских романов, Вуди говорит: «О смерти стоит думать не как о конце всего, а как о крайне эффективном способе сэкономить на домашних расходах». Это строчка из его же раннего стэндапа 1960-х, но все равно хороша, так что удивительно, что Аллен способствует собственному увековечению. Да еще в городе, которому информационный повод явно важнее, чем ему самому. Вообще стихийные памятники персонажам популярной культуры -— забавное постсоветское ноу-хау: если я не ошибаюсь, существует статуя Фрэнка Заппы в Вильнюсе. Но обычно их все-таки ставят после смерти героя.

С другой стороны, все это можно рассматривать как сложносочиненный розыгрыш в стиле Бората/Бруно, устроенный Васюковой всем нам, и в первую очередь Аллену. К слову, прежде чем писать эту колонку, я позвонил представителям режиссера: вдруг разыгрывают не его, а меня. По поводу всего рассказанного Васюковой люди Аллена заняли позицию «не подтверждаем и не опровергаем»; иными словами, явно жалеют, что он в эту историю вляпался.

В таком случае, наоборот, старика становится как-то жалко. Хотя сюжет «юная красотка приходит к пожилому гению с проектом поставить ему прижизненный памятник» вполне подходит для следующего фильма Аллена.