— Нам не нравится, каких друзей он себе выбирает в школе и во дворе. Он тайком курит. Стал хуже учиться. Несколько раз прогулял уроки, перестал ходить в хор, в котором пел с первого класса. Дерзит мне и отцу, учителя тоже жалуются…

Говорила в основном мать. Отец отмалчивался, но при прямом к нему обращении все подтверждал. Мальчик тоже соглашался с наличием проблем и сам предлагал решение: пусть они отстанут. Отца звали Всеволод. Мальчишку — Сева. Жалобы родителей были самыми обыкновенными. Я думала: у парнишки, кроме подросткового кризиса, еще по возрасту и мутация голоса. Как же ему петь в хоре? Готовилась дать стандартные объяснения и советы и отгоняла интуитивную тревогу. Лица у всех троих были гораздо серьезнее и трагичней, чем те проблемы, о которых они рассказывали. Кто-то один в семье вполне может раздувать из мухи слона. Но все трое?

Еще складывалось странное, почти «из воздуха» ощущение, что вслух в проблемах мальчика обвиняют самого Севу, а скрыто — отца. Более того, мужчина сам как будто согласен с женой и сыном. В чем же его вина, о которой нельзя рассказать? Два напрашивающихся объяснения — бурный роман на стороне (возраст как раз подходит) или алкоголизм. Второе явно не в моей компетенции, но на регулярно пьющего мужчину Всеволод совсем не похож. Что же — роман, угроза развода, мать пытается спасти семью, педалируя проблемы сына? Обыкновенное дело; без мужа и сына она мне все расскажет.

— Сейчас я поговорю отдельно с Севой (думаю: буду поднимать парню пошатнувшуюся самооценку и пытаться что-то узнать), а потом — отдельно с мамой (думаю: узнаю, в чем проблемы с мужем). Так принято.

— Хорошо, конечно, доктор!

Ни от Севы, ни от его матери я ничего дополнительного не узнала; они повторяли ровно то же самое. Я ошиблась?

— Всеволод, я попрошу вас прийти ко мне еще раз для отдельного разговора. Все-таки у вас мальчик, подросток, ему нужно ваше внимание, мы должны обсудить формы…

На лице у мужчины гримаса такой сильной боли, что мне становится жутко, и я обрываю фразу на полуслове. Он, конечно, не придет, и я так никогда и не узнаю…

— Я приду, назначайте время.

Он пришел, сидел, опустив голову, и ждал, что я начну разговор.

— Что ж, рассказывайте, — сказала я.

Они с первой женой вместе учились в университете. Первая любовь, романтика, беременность, веселая студенческая свадьба. Родился сын. Оба получили дипломы, он — раньше, она — чуть позже. Он успешно занимается любимой наукой, она хочет того же, но ребенок часто болеет. Он едет на годичную стажировку за рубеж, она остается с ребенком в России. Противоречия растут, обвинения накапливаются. Развод. Он готов общаться дальше. С женой и, конечно, с сыном. Она не может, говорит, что слишком больно. Он понимает, отходит в сторону, ограничивается алиментами и подарками на праздники. Затем — новая семья, рождение еще одного сына, научная карьера уверенно движется вверх и отнимает все больше времени. Первая жена замуж так и не вышла, работала младшим научным сотрудником, давала уроки английского (когда-то окончила престижную английскую школу), с трудом сводила концы с концами. Первый сын, младший подросток, пытался общаться с отцом. Всеволод был только «за», но не знал, о чем с ним говорить, что делать при встречах. Он не разбирался в музыке, не увлекался машинами, не ездил на рыбалку. А сыну глубоко фиолетово была его наука, посещение театров или музеев… Потом бывшая жена как-то позвонила и пожаловалась: сын отбивается от рук, сделай что-нибудь, ты же мужчина. «Но что я могу? — с раздражением сказал он (приближалась международная конференция, он должен был выступать с ответственным докладом). — Я же его фактически не знаю и не имею на него никакого влияния». Женщина тихо заплакала и положила трубку. «Подростковый кризис, — подумал он. — Она, конечно, волнуется. Надо будет потом, после конференции, позвонить. Может быть, даже встретиться». Не сложилось? Или он все-таки позвонил, а она ответила отчужденно и формально? Он не помнит точно. Прошло около двух лет. Передозировка. Больница. Отказали почки и поджелудочная железа. Сын даже успел со всеми попрощаться. «Всего доброго, мама, не огорчайся. Прощай, папа. Не обижай маму».

На поминках бывшая жена впервые в жизни выпила стакан водки и бросила ему в лицо: «Если бы ты думал не только о себе, твой сын сейчас был бы жив, и впереди у него была бы долгая и счастливая жизнь!»

Он пришел домой и понял, что она была права.

Конец истории.

Изменилось все. Наука (Всеволод заведует лабораторией) больше не радует. В нынешней семье — отчуждение. С сыном прекратись совместные походы на каток, на лыжах (все время преследует мысль: а если бы я со старшим это делал?). С женой прекратилась интимная жизнь. Он пробовал поговорить с ней о своей боли. Она сказала: оставь это в прошлом, живи дальше. Как в американских романах, которые она любит читать. Он ни в чем ее — упаси Бог! — не обвиняет, просто оказалось, что жена — чужой человек. Но ведь он и сам думал, что все это в прошлом. Оказалось, в будущем.

В данном случае у меня не было сомнений: Всеволоду нужна помощь психотерапевта. И этот психотерапевт – отнюдь не я (я так чувствовала, да и он, как выяснилось, тоже; он хотел работать с мужчиной.). Обсудили. Он согласился. Я дала телефон центра «Гармония». Сказала: это срочно, не оттягивайте. Но если что, приходите сюда. Он сказал: спасибо, я выговорился, мне сейчас стало чуть-чуть полегче. Я сделала бодрое лицо: в «Гармонии» вам обязательно помогут!

Не помню, сколько прошло времени. Но точно больше года.

Я его сразу узнала, только с ходу назвала Вячеславом. Он почему-то не стал меня поправлять.

— Вы обратились тогда к специалисту?

— Да, конечно. У меня просто не было другого выхода.

— И что?

— Вы знаете, он мне очень помог. Я во многом сумел разобраться! Понял то, что много лет оставалось для меня загадкой. Но главное, с его помощью я сумел пережить смерть старшего сына.

Я промолчала, ибо сказать напрашивающееся «хорошо» язык не повернулся.

Ладно, а чего же он теперь пришел ко мне? Неужто «отчитаться» о пройденном пути? Нет, так не бывает.

— Мы много работали над моими отношениями с первой женой, — говорил Всеволод. — Мне очень хотелось уточнить некоторые вещи: неужели это и в самом деле так?! Я решил с ней встретиться. Был уверен, что придется еще раз выслушивать ужасные обвинения, долго готовился к этому, даже пил таблетки, которые мне прописал мой психотерапевт. Но ничего не случилось. Она подтвердила все, что я к тому времени понял в наших отношениях, а потом мы сразу стали говорить о сыне. Я словно заново узнавал его. Это было нечеловечески больно и одновременно возрождало к жизни нас обоих. В психотерапии для этого есть даже какой-то термин… он называл… я сейчас вспомню…

— К черту термины! — едва ли не рявкнула я. — Продолжайте дальше.

— Мы поняли, что к моменту окончания университета у нас были совершенно одинаковые ценности. Мы любили и презирали одно и то же, одно и то же хотели делать. С одной стороны, мы идеально подходили друг другу, а с другой — никто не хотел чем-то поступиться. Я лидировал просто в силу того, что был мужчиной — мне не надо было носить, рожать, кормить… Нашего сына погубила наша гордость…

Мне трудно было с этим согласиться, но я не прерывала Всеволода. Это его вывод и он нелегко дался ему и его бывшей жене.

— Как поживает ваш младший сын? Сева? — я тут же вспомнила, что отца и сына зовут одинаково. Сейчас мне явно предстоит услышать еще что-то, кроме отчета об удачной психотерапевтической сессии.

И я услышала.

— Дело в том, что мои отношения со второй женой… Я вполне понимаю, что она не обязана была поддерживать меня тогда, но… И то, что я вам уже рассказал о первой жене... У нас общий круг, общие воспоминания юности. Она понимает мои научные интересы. Я взял ее в свою лабораторию. А теперь она… — он впервые, с вызовом взглянул мне прямо в глаза. — А теперь она ждет нашего ребенка! Неделю назад УЗИ показало, что будет мальчик. Я собираюсь развестись, но вот Сева, ему сейчас четырнадцать, и он…

У меня в самом буквальном, физиологическом смысле волосы зашевелились на голове. От ужаса. Положение усугублялось тем, что я всегда могу угадать, если пришедший ко мне человек уже принял решение. И в любом случае поступит так, как решил. И все, о чем мы с ним будем говорить, либо поддержит его в его решении, либо утяжелит бремя уже сделанного им выбора. Так вот, Всеволод, несмотря на его заявление, окончательного выбора еще не сделал. И пришел ко мне за советом. «Какого черта? — внутренне возмутилась я. — Почему он не попросил рекомендаций у своего мужика-специалиста?!»

— А почему бы вам не посоветоваться с вашим психотерапевтом, который знает вашу историю, конечно, лучше, чем я?

— Так я с ним уже советовался! — простодушно воскликнул Всеволод. — Он сказал, что в нынешней семье отношения умерли еще до того, как я к нему обратился. Это испытание было лакмусовой бумажкой. Но я все сомневаюсь… Наверное, я слабый человек и потому не могу решиться… Что же вы скажете?

— Я вам скажу, что это второй дубль. Вы уходите к новым свершениям и открытиям (на этот раз психологическим), опять оставляете сына, который отбивается от рук, и женщину, которая вас любит, но не в силах удержать. А если с Севой, который в курсе предыдущих событий, и у которого как-никак половина генов из того же источника, что и у покойного брата, тоже что-то случится? Вы вернетесь обратно к его матери?

— Боже, вы правы! — патетически воскликнул Всеволод. — Я сам думал об этом, но просто боялся вот так сформулировать. Я этого просто не переживу!

— Конечно, конечно, — согласилась я. — И вас ни вот столечко не жалко, — я двумя пальцами показала, насколько мне его не жалко. — Но, знаете, ведь не все случаи с подростками бывают смертельными. Стало быть, вы не переживете. Останется парень с серьезными проблемами, его несчастная мать, и еще одна немолодая женщина с младенцем, уже пережившая такое, что не дай бог пережить никому…

— Но что же мне теперь делать?!

— Я должна вам это сказать?

— Конечно! Вы специалист по детям, скажите, как будет лучше для Севы и моего будущего ребенка. Я постараюсь…

Специалист «по взрослым» уже дал ему совет. Теперь он явился за советом к специалисту «по детям». Но решать все равно следует самому Всеволоду.

— У Севы еще есть контакт с матерью или с вами?

— Почти нет. Важно только мнение его друзей и каких-то непонятных мне молодежных музыкальных кумиров.

— Скоро они станут для вас понятными, — грозно сказала я. — Потому что вы их подробно изучите согласно научным методологиям, которыми овладели. Психологические изыски, освоенные вами под руководством терапевта из «Гармонии», вы теперь обратите действительно в будущее — разберетесь в отношениях сына и его друзей, сами выстроите с ним отношения. Ему сейчас критически нужен отец, но отец понимающий и принимающий. И вы им, черт побери, станете! Потому что вы задолжали и не смеете еще раз отвернуться.

— Да, да… — на глазах мужчины блеснули слезы. — Но как же малыш?

— Вы признаете ребенка и будете ему отцом. Всегда. Будете принимать участие в его воспитании. У него есть любящая мать. Ближайшие три-четыре года самые критичные для младенца. Эти же три-четыре года критичны для Севы. Я говорю только о детях, — уточнила я и грубовато добавила: — Со своими женщинами разбирайтесь сами!

Всеволод поспешно закивал. Если бы я сама была на все сто уверена в своих советах… Но я просто не имела права опять увильнуть от ответственности и направить его на еще один годовой курс психотерапии. Потому что младенец и Сева не могли ждать.

Не совсем случайно, но я узнала и продолжение этой истории.

— Мне Всеволод дал ваши координаты, — сказала немолодая женщина с усталыми добрыми глазами. — Дочка, знаете, последнее время истерики закатывает и кашу отказывается есть.

— Но это же должен был быть мальчик! — удивилась я.

— И УЗИ ошибается, — улыбнулась женщина. — Я думаю, это к лучшему.

— А Всеволод где? — спросила я.

— В основном в науке. Пишет монографию. Но вообще-то там, в своей семье. Мы с ним очень хорошо дружим, это оказалось во всех отношениях удобнее.

— А Сева, сын Всеволода? Вы знаете, что с ним?

— Конечно.  Он у нас регулярно бывает — и с отцом, и просто так. Закончил техникум, работает, осенью собирается в армию. Всеволод уговаривает его после армии поступать к нему в институт на вечерний. Он вроде прислушивается. Хороший, веселый парень, поет в каком-то ансамбле и сестру любит, я ее могу даже иногда с ним оставить. Она-то его просто обожает и слушается всегда. Не то что меня.