Ждет ли кураторов тюрьма

   Я тут принял решение выставить картину Лены Хейдиз — ту самую, за которую ее преследуют. Она все это время хранилась у меня, а теперь будет выставляться здесь в поддержку Хейдиз и Ерофеева с Самодуровым. Это будет не выставка, это будет новая часть экспозиции. Там будет обязательно Косолапов и прямо все, кто входил в «Запретное искусство», может быть, даже те же работы. Вся ситуация и с Хейдиз, и с Ерофеевым—Самодуровым совершенно чудовищная. В России постоянно есть опасность возвращения тоталитаризма. И сейчас мы вроде уже окончательно стали свободны, а тут все время то таможенники, то какие-то там учителя в школе, а в данном случае суд берут на себя право возвращать цензуру, возвращать тоталитаризм.

Двух человек (про Хейдиз я пока не буду говорить, там дело в самом начале), конкретно Ерофеева и Самодурова, суд хочет засадить на три года. Сама постановка вопроса, что государство хочет посадить на три года за организацию выставки, чудовищна. Я еще не принял решение: если приговор будет подтвержден, если они сядут, просто не понимаю, что делать. Я тем же самым занимаюсь, у меня точно такие же работы висят, как они там выставляли, — более жесткие, менее жесткие. Я при этом присоединяюсь к Марату Гельману и буду выставлять эти картины. То, что Гельман говорит, что нас будут игнорировать в мире, — это ерунда, главное то, что тут происходит, для нас, здесь. Я очень надеюсь на положительный исход, но то, что государство готово за это уголовно преследовать, уже стало фактом. Такое есть только в одиозных странах.

Могут на меня завести уголовное дело. Я не знаю, готов ли я на это. Интересно, что Самодуров готов сесть, он готов на эту миссию.   

   Нельзя искоренить мракобесие в один час. Мракобесы были, есть и будут. И в некотором смысле хорошо, что они сейчас все на поверхности, их всех видно.

Возбуждение уголовного дела по факту культурологической экспертизы — это нонсенс. На нас, например, неоднократно подавали жалобы, но всякий раз прокуратура не находила оснований для возбуждения дела, и все оборачивалось гражданским иском. В этом деле сыграло определенную роль то, что выставка проходила в Сахаровском центре, а не в галерее.

В случае вынесения приговора художникам могут быть очень серьезные последствия — больше, чем вы можете себе представить. Все-таки художественное сообщество более принципиальное, чем даже бизнес-сообщество. И реакция мирового художественного сообщества будет более резкая и жесткая, чем у бизнес-сообщества в подобных вопросах. Так, Московскую биеннале и фотобиеннале можно будет закрывать, поскольку ни один уважающий себя художник к нам не приедет. А множество молодых и сильных художников, которые сейчас принимают решение, как им жить дальше, решат, что отсюда проще уехать. Это косвенные последствия.

Прямые последствия — это формирование народных цензоров по типу народных дружин по охране правопорядка. Эти цензоры будут «курировать» выставки и оценивать искусство с точки зрения подавать на художника или куратора в суд или не подавать.

Конечно, всем было бы гораздо проще, если бы наше государство вмешалось в тот момент, когда начался процесс. Но сейчас не хочется на них наезжать, потому что все-таки Авдеев свою позицию высказал и это чуть ли не первый раз, когда мы можем гордиться нашим министром. Так что критиковать его не будем: он сделал важное дело.

Я верю в оправдательный приговор. 12 июля будет моментом истины. Мое заявление о том, что в случае обвинения я повторю выставку «Запретное искусство», — это попытка действовать в той ситуации, которая сложилась, попытка обратить внимание на то, что происходит сейчас. Это не значит, что я сказал это в прессе, только чтобы привлечь внимание. Конечно, это не та выставка, которую бы я сделал сам, однако поддержать художников хотя бы таким образом я чувствую себя обязанным.   

   Причин тому, что в России возникают дела по 282-й статье в отношении художников или организаторов выставок, сразу несколько.

Основные — это неудачная конструкция самой нормы и, как следствие, невозможность ее однозначного толкования и применения. В данном случае работает еще один фактор — а именно субъективная сторона преступления. Попробую объяснить. Состав преступление включает четыре элемента: объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона. Объект — это защищенные законом правоотношения, против которых направлено преступление; объективная сторона — сам факт деяния в виде действия или бездействия; субъект — лицо, которое может нести уголовную ответственность; субъективная сторона — отношение субъекта к содеянному, то есть форма вины. При этом вина бывает в форме умысла и неосторожности. В свою очередь, умысел может быть прямым (человек понимает, что нарушает закон, и желает это сделать) и косвенным (субъект не желает наступления общественно опасных последствий, однако сознательно их допускает). Ему, грубо говоря, плевать. Есть еще вина в виде неосторожности, но это сейчас к делу не относится.

Итак, человек может быть законно осужден за совершение преступления только в случае, когда существуют все четыре элемента состава. В 282-й статье Уголовного кодекса, по которой судят Ерофеева и Самодурова, субъективная сторона возможна только в форме прямого умысла. То есть для осуждения человека по 282-й должно быть доказано, что он сознавал, что нарушает закон, делал это намеренно, желал наступления общественного вреда и именно с этой целью «разжигал, призывал и унижал». В случае с выставками я не очень представляю, как можно доказать прямой умысел. Причем в данном случае обвиняют не художников, а кураторов. То есть должно быть доказано, что кураторы, организовывая выставку определенных произведений, преследовали цель в виде оскорбления чувства верующих.

Другая существенная проблема, как и в других подобных делах, — это репрезентативность лица, которое считает себя оскорбленным. Понятие «социальная группа» не имеет четко очерченных границ и потому дает небольшой кучке людей не всегда заслуженную возможность выступать от имени социальной группы, к которой они себя относят. Соответственно, суду предстоит установить, что то или иное деяние оскорбляет чувства не именно данного субъекта, хотя и причисляющего себя к группе, но должно оскорбить чувства всей группы. Вот с этим проблемы гарантированы. Скажем, я отношу себя к православным христианам и в общем понимаю, что некоторые выставленные работы — это кощунство. Однако эти работы никак не влияют ни на мою веру, ни на мою самооценку. Меня это не оскорбляет, и у меня нет никакого ощущения, что меня хотели оскорбить. Однако другие люди, которые, как и я, относят себя к православным христианам, сочли себя оскорбленными. Внутри формально очерченной группы — разные люди. Эта проблема применительно к уголовному судопроизводству по статье 282 УК кажется мне практически неразрешимой.

Верховный суд, насколько я знаю, пока свою позицию по этой статье не высказывал. Единой практики по таким делам тоже не существует, потому что и дел этих не так много. И их малое количество как раз и связано, на мой взгляд, с тем, что очень сложно доказать вину по этой статье и дела возбуждают очень неохотно. Дело «Запретного искусства» в этом смысле — неудачное исключение и, на мой взгляд, мотивировано внешними причинами, отличными от правосудия.

Сегодняшние реалии таковы, что если есть уголовное дело, которое дошло до суда, и рассматривает его не суд присяжных, а профессиональный судья, то приговор будет обвинительным с вероятностью 99 процентов. Поэтому здесь важен даже не приговор суда, а сам факт того, что суд принял это дело к рассмотрению. Впрочем, я предполагаю, что приговор Ерофееву и Самодурову не будет связан с лишением свободы ни условно, ни тем более реально. Поскольку санкция первой части статьи 282 УК предполагает в том числе и штраф, думается, он и будет применен в виде наказания. Прецедентом это не станет, потому что такие дела слишком сильно отличаются друг от друга, причины их возбуждения и контроль над ними всегда разные. Хотя сам обвинительный приговор по такому делу очевидно негативный фактор.   

   Когда Авдея Тер-Оганьяна преследовали по тому же признаку, мне позвонил Толя Осмоловский и сказал: «Авдею нужны деньги на адвоката, купи у него что-нибудь». Я считаю Авдея талантливым художником, который просто наделал глупостей, хотя не одобряю этой его акции. Я поехал к Авдею и вручил ему какую-то сумму, не очень большую. А он мне как бы подарил свою картину из цикла «Картины для музея» — такую свободную вариацию на тему Андре Дерена. На обороте он написал: «Мише Алшибаю в благодарность за помощь в борьбе против российского клерикализма». Этот клерикализм продолжается. Весь этот процесс над очень достойным человеком Самодуровым и известнейшим специалистом в области современного искусства Ерофеевым — это проявление дикости и варварства, которое в нашей стране не изживется никогда. Если этим людям дадут реальный срок — это будет конец. Хотя конец наступал уже тысячу раз. Сегодня, например, СКП отказал в возбуждении уголовного дела против следователей Магнитского, которые убили человека… Это просто будет очередной строчкой приговора всем нам.