Есть одна вечнозеленая тема, интерес к которой среди публики не увядает никогда: чем мальчики отличаются от девочек? 

Я буду рад, если «Сноб» предоставит как-нибудь площадку специалисту, который расскажет о том, что знает сегодня наука о генетической обусловленности различия полов. Но боюсь, что в этой области белых пятен больше, чем освоенных пространств. А у меня есть своя теория, чем и почему мальчики отличаются от девочек в литературе. Ей-то я и поделюсь, не слишком опасаясь, что найдется эксперт, способный уличить меня в лженаучности.

Несмотря на завидные успехи эмансипации, женщины по-прежнему уступают мужчинам умственно, физически и творчески. Я совершенно не отношу себя к тем, кто считает, что равноправие наступит тогда, когда женщины сравняются с мужчинами по этим параметрам. Наоборот: вынужден предположить, что если это, не дай Бог, произойдет, наступит полный пи…ц, как следствие потери генного разнообразия, необходимого для эволюции. Поэтому я не думаю, что нам предстоит наблюдать постепенное уравнивание женщин с мужчинами в тех областях, по которым наша цивилизация измеряет достижения человеческого духа. Но зато я предвижу, что, пользуясь своим биологическим отличием от мужчин, женщины застолбят некоторые фирменные территории. 

Я исхожу из очевидного постулата о том, что у женщины особая, отличающаяся от мужской, физиологическая функция. Это выражается в общеизвестных вещах: женщины лучше приспосабливаются, дольше живут, лучше соображают на практическом уровне и меньше, чем мужчины, позволяют чувствам влиять на принятие решений. Все это вместе я назвал бы «биологическим прагматизмом». И вот в литературе он просматривается довольно ярко. Он просматривается то там, то здесь, и мне пришлось бы долго и кропотливо собирать корпус цитат и примеров, если бы я не был ограничен объемом колонки. Поскольку, к счастью, я им ограничен, позволю себе привести лишь один пример физиологичности женской литературы, но зато пример ярчайший. Я говорю о романе Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого». 

Все основные узлы этого романа завязаны на физиологии. Главный герой Павел Алексеевич Кукоцкий — врач-гинеколог, обладающий особым даром «внутривидения» человеческих органов. Тайна зачатия — вот что его интересовало. Не более и не менее. Тема жизни Кукоцкого — борьба за разрешение абортов, и тут автор разворачивает перед нами такую детализированную и пугающую картину, какую мы вряд ли найдем в «Википедии». 

Свою дочь Таню Павел Алексеевич устраивает на работу в гистологическую лабораторию, и там у нее происходит перелом в сознании, когда она вдруг понимает, что начала терять грань между живым и неживым, и, чтобы сохранить себя как личность, Таня отказывается от профессии. 

Старинный друг Кукоцкого Гольдберг носится с безумными идеями генетической обусловленности гениальности. 

В романе даже эротическая картина — тоска Павла Алексеевича по близости с женой после ужасного и необратимого разрыва — описывается в анатомических терминах: 

…и ниже, раздвинув плотно сжатые Musculus glutaeus maximus, миновав нежно-складчатый бутон, проскользнуть в тайную складку Perineum, развести чуть вялые Labium majus, робкие Labium minor, замереть в Vestibulum vaginae, коснуться атласной влажной слизистой, — уж он-то знал всю эту анатомию, морфологию, гистологию — приласкать пальцем продолговатое зернышко Corpus clitoridis, — пропуск, пробел, сердцебиение... дальше, дальше… 

Этот фрагмент очень напоминает картину, тоже эротическую, из совсем другого романа совсем другого писателя: 

Упрекаю природу только в одном — в том, что я не мог, как хотелось бы, вывернуть мою Лолиту наизнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких, чете миловидных почек! 

Легко заметить, что, покуда автор-мужчина витает в облаках и распускает слюни, автор-женщина придерживается анатомической точности и жизненной правды (по поводу анатомической точности есть, впрочем, маленькое замечание: губы по латыни labia; labium — единственное число). 

Конечно, на все это можно возразить, что я откровенно мухлюю, потому что известно, что Людмила Улицкая окончила биофак МГУ, и физиолог она не потому, что женщина, а потому, что по профессии. Но на это я могу в свою очередь заметить, что в русской литературе действовало достаточно писателей с медицинским образованием, но ни один из них не сделал физиологическую метафору таким действенным орудием и основным блюдом повествования.

Помните, у Булгакова в «Жизни господина де Мольера»: «Кто пишет сентиментальнее, чем женщины? Разве что некоторые мужчины!» Я бы это высказывание сегодня усилил квантором всеобщности: все мужчины пишут сентиментальнее, чем женщины! 

«К сожалению, все мы в литературе играем на сентиментальной флейте, и никто из нас не хочет забить в мужественный барабан», — сетовал Роберт Луис Стивенсон в XIX веке. У меня есть предчувствие, что в нашем, XXI-м, в этот мужественный барабан будут колотить все больше и больше женщин. Я желаю им творческих удач и смиренно прошу делать иногда паузы, чтобы можно было хотя бы ненадолго услышать голос сентиментальной флейты, — ну я же все-таки мужчина…