В инаугурационной речи Барак Обама призвал сограждан не жалеть сил и отдать всех себя — только тогда мы сможем выйти из финансового кризиса. Он воззвал к нравственности, к добродетели, хотя эти слова вышли из моды. Что вообще значат эти слова?

Барри Шварц рассматривает добродетель на примере требований к работе уборщика и реальных условий его работы. По должностной инструкции уборщик должен мыть полы, выносить мусор и так далее. Но, как ни странно, там нет ни слова о взаимодействии с другими людьми. Однако многие уборщики считают, что надо не просто убирать помещения, но создавать для больных атмосферу комфорта и заботы. Некто Майк не стал как-то раз мыть пол, заметив, что по коридору гуляет мистер Джонс — больному нужно было восстанавливать силы, и он медленно ходил по коридору из конца в конец. А уборщик Люк рассказал, как дважды вымыл пол в палате юноши, лежавшего в коме, потому что отец молодого человека не видел, как Люк вымыл пол в первый раз, и, решив, что пол не мыли, возмутился.

Такое отношение к делу у представителей различных профессий не только поднимает людям настроение, но и повышает качество больничного ухода. У таких людей есть моральная потребность хорошо вести себя с другими людьми, плюс к этому у них есть нравственное чувство, подсказывающее им правильное отношение. В их поведении есть здравый смысл и практическая мудрость, которая, по Аристотелю, «есть сложение воли к морали и умения вести себя правильно». Мудрый человек знает, когда и как «делать исключения из правил», ибо задачи, которые надо решать в реальной жизни, как правило, определены нечетко, и контекст, в котором мы их решаем, меняется. Мудрыми не рождаются, мудрыми становятся. Мудрость вырабатывается с опытом, но не со всяким! Нам нужно время, чтобы узнать людей, попробовать новые подходы, чтобы мы могли иногда ошибаться и учиться на своих ошибках, чтобы нас учили этому мудрые учителя. Опыт нужен, чтобы научиться заботиться о других, сочувствовать им. А если мудрости нет, никакой интеллектуальный блеск нас не спасет.

Другая любопытная история: папа с одиннадцатилетним сыном сидели на бейсболе, и сын захотел лимонада, а папа смог купить только «Крутой лимонад от Майка», где пять процентов  спирта. Папа понятия не имел, что это алкогольный напиток. Сотрудник безопасности, увидев, что мальчик пьет этот «лимонад», вызвал полицию. Мальчика насильно увезли в больницу, где оказалось, что содержание спирта в крови ребенка равно нулю. Медики уже хотели отпустить его домой, но служба социальной защиты округа отказала в этом, и беднягу отправили на три дня в приют! Судья вернул наконец ребенка домой, но поставил условие: его папа должен уехать из дома и две недели жить в мотеле. К счастью, через две недели семья воссоединилась. Все это время соцработники, медики, полиция и судья говорили: «Мы чувствуем себя полными идиотами и не хотим этого делать, но обязаны соблюдать инструкции».

Как возможен такой идиотизм? Инструкции могут быть дурацкими, но они избавляют нас от необходимости думать! Ведь они и были введены потому, что предыдущие исполнители вели дела спустя рукава. Плюс к этому нами придумана система поощрений людей, сумевших в конкретной ситуации действовать не по правилам, а исключительно в интересах людей. Но правила и поощрения, как по отдельности, так и вместе, не способны решить проблему. Разве можно выразить в словах правило, которое заставило бы уборщиков вести себя так, как они себя вели? А выплачивать им премию за сочувствие пациентам — абсурд. Если опираться лишь на правила, то мы лишаемся возможности импровизировать и учиться на ошибках. А моральную волю убивает излишняя опора на материальные стимулы. И мы, основываясь на правилах и поощрениях, сами того не желая, ведем войну с мудростью.

Еще один пример того, как правила ведут войну против моральных навыков, — учебные планы в американских школах, которым нужно следовать неукоснительно. В плане для нулевого класса одной чикагской школы приведено 75 пунктов, регламентирующих действия учителя, и он обязан все их выполнять! Плюс книжка с рассказами на 25 страниц — и все это есть во всех школах Чикаго, в каждом нулевом классе. Все учителя Чикаго повторяют одни и те же слова, в один и тот же день, с одной и той же интонацией. Эти планы и сценарии появляются из-за нашего неверия в способности учителей, в их умение руководствоваться ситуацией. Боясь создать армию неучей, мы плодим рать педагогической посредственности.

Конечно, правила нужны, так же как большинству джазовых музыкантов нужны ноты! Но когда правил слишком много, даже лучшие джазмены не могут импровизировать, а иногда и вовсе бросают играть. И с поощрениями не все просто. Допустим, у человека есть причина делать что-либо, а ему дают еще одну причину делать то же самое. Вероятность того, что он поступит так, как собирался, вроде бы должна возрасти. На самом деле иногда две причины борются друг с другом, и вероятность совершения хорошего поступка сокращается!

Это Барри Шварц иллюстрирует на следующем примере. Как-то в Швейцарии решали вопрос, где разместить хранилище радиоактивных отходов. Перед общенациональным референдумом психологи спросили у граждан, согласны ли они, чтобы хранилище разместили в их кантоне. Результаты потрясли: половина опрошенных согласилась! Они хотя и понимали, что это небезопасно и что цена на их недвижимость упадет, но также осознавали, что отходы надо куда-то девать, и в игру вступала гражданская сознательность. А потом швейцарцев из другой группы спросили, согласны ли они, чтобы в их кантоне разместили хранилище за плату в размере половины ежегодного дохода. Вот здесь мы и видим действие «двух причин»: во-первых, у меня есть гражданская сознательность, во-вторых, мне еще и доплатят. Но теперь вместо пятидесяти процентов «да» психологи получили лишь двадцать пять. Потому что вторая причина, материальное поощрение, изменила суть дела: речь шла уже не о гражданском долге, а о корыстном интересе.

Системы поощрений, которая бы работала правильно, нет и быть не может. Людям надо зарабатывать на жизнь, но опора лишь на финансовое поощрение деморализует профессионалов. Это лишает их сил и желания делать свое дело и саму работу делает аморальной. Каждый профессионал становится зависимым от системы поощрений, развивается пагубное пристрастие к ним. И профессионалы перестают спрашивать себя, достойно ли делать то, что они делают. Примеры того мы встречаем повсеместно, в том числе и в медицине, и в бизнесе. Как же исправить это негодное положение вещей? Нужно попробовать «реморализовать» труд. Во-первых, надо привлекать внимание к нравственным поступкам. Когда идешь учиться на юриста, нужно во всеуслышание говорить, что хочешь защищать людей от произвола. Ни один нормальный человек не идет на юридический, чтобы научиться совершать слияния и поглощения. Но в университете нас быстро переучивают: мол, образованному человеку стыдно признаваться, что его восхищают нравственные подвиги. А нам хочется гордиться своими нравственными ориентирами — и требовать, чтобы те, кто нас учит, также восхищались этим.

Для воплощения подобных рекомендаций не нужно быть супергероем. В нашей жизни много и повседневных героев. Поучительна история Аарона Фейерштайна и его компании «Мелден Миллс» в Массачусетсе. Фабрика, где выпускали ткань полатрек, сгорела, без работы остались три тысячи человек. Однако Аарон никого не уволил и продолжил платить зарплату. Почему? Потому что иначе это была бы катастрофа для города и для этих людей. Он сказал: «Может быть, для бухгалтеров с Уолл-стрит наша компания и упала в цене, но ее ценность не измеряется акциями на бирже. Наши дела идут отлично». Уилли Смитс восстановил тропический лес, который дает доход многим семьям на острове Борнео и служит домом для орангутангов. При этом ему потребовалось подробно изучить живших там людей. Потому что, если ваши сотрудники с вами не заодно, если они вас не поддерживают — вы обречены. И в то же время нет готового рецепта по призыву людей на свою сторону.

Все мы заняты каким-то делом, и каждый должен пытаться быть повседневным, заурядным героем — хотя можно попробовать стать и незаурядным. Руководители компаний должны создавать в коллективах атмосферу, в которой процветают и моральные навыки, и воля к правильным поступкам, поскольку даже самые мудрые и совестливые опустят руки, если им придется действовать вопреки культуре фирмы, где они работают. Любая работа, если она затрагивает живых людей, — это нравственная работа. А никакому нравственному делу не быть, если у человека нет практической мудрости. Особенно это касается учителей, с которых всегда берут пример. Билл Гейтс рассказывал о модели, реализованной в системе школ КИПП, где знание и в самом деле сила. Барри Шварц, дополняя его, отметил одну важную вещь в программе КИПП: прежде всего надо научить детей уважать себя, одноклассников, учителей и — самое главное — учение само по себе. Это ключевая цель, если ты сумел научить их уважать учебу, все остальное выучится почти само собой.

По мнению Барри Шварца, из всех добродетелей мы более всего нуждаемся в практической мудрости, которая создает среду, где могут проявляться другие добродетели: мужество, честность, доброта. У нас есть все основания надеяться на лучшее, потому что люди хотят, чтобы им позволяли быть нравственными и добродетельными. Эта мудрость доступна каждому — и чтобы обрести ее, нужно просто быть внимательнее друг к другу.