Мы немного поговорили о Канте, Риккерте и Берталанфи. О том, что жизнь человека есть акт творчества. И о «магическом символизме» йенских романтиков, переходящем в наше время в «магический вербализм». Все это было очень мило и интеллигентно, но, поскольку склад ума у меня естественно-научный, а ни в коем случае не философский, переливать из пустого в порожнее мне быстро надоело.

— Послушайте, — воскликнула я, обращаясь к моему собеседнику, мужчине средних лет с импозантной сединой на висках. — Как-то это все-таки неправильно: обсуждать философские и прочие взгляды вашего шестнадцатилетнего сына за его спиной. Почему вы не привели ко мне самого юношу?

Мужчина сплел длинные пальцы и отвратительно хрустнул ими. Глаза его подозрительно влажно блеснули.

— Да потому, — воскликнул он в ответ, — что Алексей уже три месяца отказывается выходить из дома!

— Ап! — сказала я и надолго замолчала.

Папа, с явным удовольствием пережевывающий философскую жвачку. Сын, не выходящий из дома. Шизофрения?

— Бред, голоса, галлюцинации, странные идеи, страхи? — напрямую спросила я.

— Нет-нет, ничего подобного! — поспешно ответил мужчина.

Не сказать чтобы я успокоилась. Бывает шизофрения и без продуктивной симптоматики. Лечится, кстати, еще хуже.

— Во всем виновата его мать, — твердо сказал мой посетитель, которого звали Виталий. — Я предупреждал, но она все это поощряла из-за своих дурацких амбиций.

— Простите, а мать вашего сына вам-то кем приходится? — осведомилась я.

Виталий смутился.

— Женой. То есть бывшей женой. Мы давно в разводе.

— Так. Расскажите, пожалуйста, все по порядку.

Если он не приведет сына, я вряд ли смогу им чем-то помочь. Но мне следует хотя бы попытаться понять, а ему — проговорить вслух и, может быть, увидеть какие-то нестыковки в своей позиции. Когда один родитель обвиняет другого в происходящем с их общим ребенком, это всегда неконструктивно.

В раннем детстве Алексей вроде бы был вундеркиндом. Или это им просто казалось — я так и не поняла. Во всяком случае с ним много занимались, у него были необычные интересы и взрослые суждения обо всем на свете. Со сверстниками он почти не общался, предпочитая общество взрослых людей. Мать с отцом развелись, когда Алексею было пять лет. Инициатором развода была женщина: она обвиняла мужа в том, что он пустой человек, витает в облаках, целыми днями ни черта не делает (он преподавал культурную антропологию и еще что-то в этом роде) и не может даже починить кран на кухне. После развода отец хотел общаться с сыном, но, по-видимому, как-то вяло. Мать официально во встречах не отказывала, но все время ставила какие-то препятствия: ребенок простужен, ребенок у бабушки, ему уже спать пора… Отец довольно быстро отступился. Нет так нет. Поздравлял с днем рождения и Новым годом. Алименты жене переводил сначала на книжку, а потом на карточку.

Когда Алеша учился уже в средней школе, отец с сыном стали нечасто, но  регулярно встречаться (приблизительно раз 6-10 в год, уточнил мужчина). Обычно гуляли в парке, сидели в кафе. Говорили на равных, обо всем на свете. Алексей много читал, был заядлым театралом, посещал лекции в Эрмитаже, рано стал интересоваться философией. Отец уже тогда замечал: есть проблемы, мальчик как-то совсем не вписан в обыкновенную человеческую жизнь.

Алеша не ходил в магазины, не умел сделать заказ в кафе, не гулял во дворе, не играл в футбол, не влюблялся в девчонок.

— Это все мать, ее воспитание, — твердил Виталий теперь. — Она все за него делала и всячески поощряла в нем эту «необыкновенность». Ей это как будто бы льстило. И учителя в гимназии тоже… «Все — раздолбаи, компьютерные игры да попса, а он у вас такой вежливый, серьезный, в филармонию ходит…»

Виталий попробовал поговорить о социализации сына с бывшей женой. Ответ был вполне ожидаем: «А раньше-то ты где был? Нашелся теперь… Будет еще меня учить».

Однако где-то к девятому классу проблемы, по-видимому, обострились: мать повела Алексея к психотерапевту. Сначала к одному, потом к другому, третьему… Мальчик с юмором рассказывал об этих посещениях отцу и сначала явно получал какое-то удовольствие от словесных дуэлей со специалистами: специально готовился к сессиям, читал литературу. Никакого изменения в его состоянии, впрочем, не последовало. И однажды, без объяснения причин, он наотрез отказался от посещений.

Когда Алеша перестал выходить из дома, мать позвонила отцу: «Сделай же что-нибудь! Хотя бы раз в жизни будь отцом и мужчиной!»

— А чем он сейчас-то объясняет свое домоседство? Страхи? Недомогание?

— Ничем не объясняет. В том-то и дело. Как мы ни уговаривали. При этом он ведет себя вполне спокойно, читает, что-то пишет в Интернете, смотрит хорошие фильмы…

— Виталий, попробуйте все-таки Алексея привезти. На машине. В приказном порядке. Сами понимаете, сейчас все мои соображения…

— Хорошо, я постараюсь.

***

Алексей оказался невысоким и белобрысым. Дымные, умные глаза. Приятная, но сразу отстраняющая собеседника на определенное расстояние улыбка. Мой интуитивно-диагностический аппарат психиатрию не регистрирует. Невроз?

— Ты чего-то боишься? На улице — опасность?

— Да нет, в общем.

— Тогда почему не выходишь из дома?

— Зачем? Не вижу смысла.

— Что самое страшное на свете?

— Самое страшное — это молчание Вселенной.

— ?!

— Уже доказано, что во Вселенной много звезд, имеющих планетные системы, — объяснил Алексей. — Все химические элементы и их сочетания общие, значит, там по статистике должна была бы быть жизнь, в том числе и более развитая, чем у нас на Земле. И они, конечно, должны были бы подавать всякие сигналы, излучения и все такое. Но Вселенная молчит. Значит, среди всех этих миллиардов звезд мы одиноки. Или другой вариант: достигая определенного техногенного развития, такого именно, как у нас сейчас, цивилизация неизбежно погибает…

«Гибнуть в 16 лет явно рановато», — подумала я.

***

Разговор с отцом.

— Что мать Алексея?

— Бьется в истерике: он свихнулся, мы его потеряли! Потом: сделай что-нибудь! Учителя тоже в шоке…

— Вы готовы?

— В общем, да. А что делать? Возить к вам? К другому психотерапевту?

— Вы живете один?

— Да, с кошкой. Но…

— Что?

— У меня есть постоянная подруга. Уже восемь лет.

— Почему вы не поженились? Не живете вместе?

— Да так все как-то… У нее своя квартира, дома собака, рыбки, птички, за ними нужен уход.

— А дети? У нее нет детей?

— Знаете, мы вообще-то пытались (это «вообще-то» у отца и сына, и общая же вялость всех жизненных потребностей). Но есть какие-то проблемы, надо делать ЭКО. Она сама врач…

— И?..

— Она ни разу не ставила вопрос ребром, и я подумал, что ей, в общем-то…

— Значит так. Вы забираете Алексея к себе. Вы говорили, что у вас есть кошка. Также перевозите к себе на время рыбок, птичек и собаку вашей подруги. Объясните ей, что они нужны для спасения вашего сына. Она согласится?

— Да, конечно, она очень за Алексея переживает, но зачем?

— Затем, что лучший психотерапевт — это сама жизнь. Скажете ему, что подруга уехала на полгода в Занзибар, бороться с эпидемией сонной болезни. Вам самому со зверьем не справиться. Он будет все делать. Вы приходите с работы и валитесь на диван. Говорить только о футболе и сплетничать о бабах. В крайнем случае об эпидемии в Занзибаре. Никаких Кантов и Гегелей…

— Но мы не любим футбол…

— Полюбите! Зенит — чемпион!

***

Через три месяца Алексей вернулся в школу, сдал экстерном пропущенные темы, продолжил готовиться к поступлению в университет…

***

Папаша пришел где-то через год, принес мне цветы. «Ну и тормоз же! Собрался!» — мысленно вздохнула я.

— С Алешей все нормально, учится на социолога, живет с матерью, — как бы между делом сказал он.

— Так, а что еще случилось?

— Вчера жена делала УЗИ. Все нормально, девочка родится в апреле.

— Поздравляю. Но я тут, честное слово, не причем.

— Причем-причем! — рассмеялся он. — Когда с Алешкой все устаканилось и он отъехал, мы подумали: ну чего этих рыбок-птичек туда-сюда возить? А раз уж стали жить вместе… Что за семья без детей? Со второго раза ЭКО получилось. И вот — вам…

Он протянул мне цветы.

«В этом месте я всегда плачу от сентиментального умиления…» — сконфуженно пробормотала я.