Нина Луховицкая: В Швеции — биолог, а в Москве — почтальон
В первый рабочий день мне выдали связку ключей от дверей и почтовых ящиков и отправили на инструктаж. Его проводила почтальонша тетя Галя. Тетя Галя носила почту в наш дом, еще когда я была маленькая. Она меня сразу узнала. Как ни странно, почтальоны, хотя мы с ними не вступаем в контакт, знают почти всех жильцов и четко себе представляют, кому они что несут.
Тетя Галя оказалась удивительной. Во-первых, она очень много говорит, при этом на удивление быстро переключается от крайнего восторга к крайней ненависти и наоборот. Когда я пришла, она первым делом на меня накричала: мол, бессмысленно устраиваться на месяц, почему она должна меня учить и тратить на меня время... Я уже было стала говорить: «Давайте я уйду». Но тетя Галя существует в режиме монолога, поэтому мои слова она пропустила мимо ушей. Мы прошли с ней по участку, она показывала, как все открывать и раскладывать. За все это время, я не смогла вставить ни единого слова, но к концу нашего маршрута я уже стала «милочкой» и услышала «у тебя все получится». Тетя Галя меня полюбила и с тех пор стала опекать.
Я прихожу на работу в 6 утра. Мне выдают кипу газет на мои два участка — штук 150-200. Надо сложить все пополам и разложить сначала по наименованиям, а потом по домам и квартирам. Тетя Галя делает это со скоростью машинки для счета денег. Я завела себе такую баночку с губкой, чтобы мочить пальцы и складывать страницы, но все равно у меня так быстро, как у тети Гали, не получается.
После сортировки газет руки черные. Я иду их отмывать к черной раковине, тру их черным-черным куском мыла. Потом я отправляюсь на свой участок. Я хожу с сумкой-каталкой, которую очень тяжело и неудобно тянуть по сугробам. Особенно по пятницам, когда выходит «Российская неделя» — толстенная газета, которая бесплатно положена всем ветеранам.
Очень страшно работать, когда чистят крыши, потому что оцепляют территорию около подъездов и надо выбегать с этой тяжеленной тачкой на проезжую часть. Но меня все время спасает охранник одного из моих домов Коля — он кричит мне: «Берегись, Печкин! Жизнь дороже!» и помогает с тележкой.
Мой любимый дом — номер 48. Это такой довоенный дом для академиков с очень сложной системой коридоров. Чтобы добраться до некоторых почтовых ящиков, нужно подняться на седьмой этаж, перейти по коридору и спуститься на первый. Почтальоны считают, что академики, презирая простой почтальонский труд, специально не подумали о почтовых ящиках при планировке дома. А мне он очень нравится, хотя он и мучительный. Там выписывают «Альманах филологических наук», газету «Поиск», «Троицкий вариант».
Еще на моем участке есть два цековских дома — это такие большие кирпичные дома, построенные 20-30 лет назад для партийной элиты. Там все выписывают «Комсомолку», «АиФ» и «Советскую Россию». Если в цековском доме ты забудешь кому-нибудь положить «Российскую неделю», тебя просто четвертуют.
Сейчас уже меньше, а в начале я все путала, забывала коды, в пятом подъезде обнаруживала письмо, которое нужно было положить в первый. Как-то одна тетенька не хотела меня пускать в подъезд, говорит: «Вы что-то не похожи на почтальона». Я говорю: «Кризис идентичности». Она впустила.
В первый же день, я относила заказное письмо. Звоню в квартиру, говорю: «Здравствуйте! Такой-то здесь проживает?» Мне открывает женщина в халате и говорит: «Он умер! Два года назад умер!», выхватывает у меня письмо и закрывает дверь. А извещение о том, что письмо доставлено, остается у меня незаполненное.
Как-то я перепутала корпуса и разложила все газеты не в те почтовые ящики. Возмущенные подписчики оборвали на почте телефон — было очень страшно! Один человек даже написал на меня жалобу: «Заявление. Я, такой-то, отказываюсь от услуг доставки, прошу выписываемые мной газеты ("Коммерсант", "Комсомольская правда", журнал "Поиск") не доставлять мне до тех пор, пока я не познакомлюсь с почтальоном и не буду убежден в том, что это непьющий, аккуратный и обязательный человек. До той поры желаю получать их до востребования».
Я заметила, что стала по-другому смотреть на людей, которые работают в сфере обслуживания, — на всех этих жутких теток, которые все время кричат на нас. На самом деле в большинстве они очень усердные. На почте есть масса возможностей для халтуры, но ими никто не пользуется. Да, там работают люди достаточно неуравновешенные, часто алкаши, но они действительно стараются.
Например, у нас есть почтальонша Анфиска. Это сумасшедшая старушка, которая все время разговаривает сама с собой. Приходишь утром на работу, там играет «Русское радио» или «Радио Дача», и Анфиска включается. Недавно я начала к ней прислушиваться. Оказывается, она каждый день рассказывает какие-то совершенно невероятные истории, которые противоречат друг другу. То она одинокая и гордится своей невинностью, то появляется какая-то семья и дети, которые ее бросили, потом появляется какой-то «мерседес», который у нее был, и не один… Но при этом Анфиска нормально выполняет свои обязанности.
Вообще на нашей почте подобрались замечательные человеческие типы — можно целый сериал снимать. Кроме тети Гали и Анфиски есть чудесный почтальон Юра. Это такой классический советский тип: слесарь-интеллигент. Он играет с мужиками в домино и цитирует Маяковского. Главное свойство Юры — он всегда спокоен. На почте вечно бурлят страсти. Минимального повода достаточно, чтобы разгорелся чудовищный конфликт с матом, с топаньем ногами, с криками: «Почему мне лично не докладывают газет?! Почему я вчера просила заказать "Коммерсант" за субботу, а его нет?!» К счастью, такие скандалы утихают так же быстро, как и возникают. А Юра всегда невозмутим. Еще он гениально остроумен: «А я тут пошутил, — говорит Юра. — У меня в 57-й квартире выписывают "Советскую Россию", а в 62-й "Новую газету", и я им поменял – пусть почитают».
Еще есть почтальонша — флегматичная девушка Света. Тетя Валя ее подозревает в алкоголизме, но, по-моему, она просто слишком активно пользуется духами. Девушка Света очень по-сериальному флиртует с охранником Славиком.
В довершение картины есть прекрасная операторша — развеселая женщина Марина. Она любит подкалывать меня тем, что я биолог, и шутить в духе: «А Анфиска-то наша — ку-ку!»
Хотя я моложе и здоровее большинства тех, кто со мной работает, первое время просто умирала от усталости. Устраиваясь работать на почту, я не представляла, насколько это тяжело. Теперь я очень жду выходных, каждый раз надеясь, что в субботу пойду тусоваться допоздна. Но в итоге я прихожу домой с работы и сразу вырубаюсь.
Устраиваясь, я предупредила, что собираюсь работать от 1,5 до 4 месяцев — в зависимости от того, как быстро дадут визу. Поэтому минимум полтора месяца я должна продержаться. Ведь, в частности, это проверка себя на прочность: мне было интересно, смогу я или нет. Пока вот могу.
Подготовила Ася Чачко.