Анна Карабаш: Девушка с прелестями
Едва приземлившись в Лос-Анджелесе, я попала на свадьбу. На саму торжественную церемонию бракосочетания. Сидела среди русских гостей. Со стороны жениха или невесты? Нет, это плохой вопрос, потому что я не могу на него нормально ответить. На этой свадьбе все гости были со стороны невесты, а жениха никакого не было, браком сочетались две девушки. Черт, даже и так нельзя сказать. Одна из них очень даже девушка, свежая русская брюнетка Марина. А вот ее избранница вообще ни разу не девушка, скорее бабушка, похожая на кучу мусора, помните, мультик был, «Скала Фрэглов», и там был персонаж Куча Мусора? Вот такая была вторая невеста. Ее звали Лиам, и она годилась Марине даже не в бабушки, а в дворники. Им нужно было срочно обвенчаться, но вовсе не из-за того, что эта малосимпатичная куча мусора дышала на ладан и должна была успеть завещать Марине свои миллионы. Нет, никаких подводных камней. Только лишь пламенная любовь – со стороны красивой девушки. Буквально накануне Лиам наконец поверила в искренность чувств Марины, и необходимо было закрепить этот успех как можно скорее, пока Лиам не передумала и снова не засомневалась, любит ли ее Марина так сильно, как говорит.
Мы все, кто сидел с русской стороны, включая семью Марины, делали добрые лица. Мы очень хорошо понимали, что действовать надо быстро, промедление грозит новым разрывом и истерикой, и Лиам снова начнет ломать нашей деточке жизнь своими депрессиями и подозрениями. Впрочем, то же самое понимание отображалось и на лицах гостей со стороны второй невесты: там сидела компания живописных лесбиянок, все как будто из одного видеоклипа, с эффектными стрижками а-ля солдат Джейн и в модных клетчатых рубашках.
И никто не делал брови домиком насчет сомнительного выбора места для свадьбы. Нашли место, которое нашли, а что вы хотели бы еще найти за пару дней? Ну да, одноэтажное здание на востоке Лос-Анджелеса, где проходила церемония, было не вполне церковью. Вообще-то это здание погребального бюро. Пока черный корпулентный священник желал счастья молодым, в подвале в холодильнике лежал покойник, прощание с которым было намечено на завтра. Кого этим смутишь? Уж точно не Светлану, маму Марины, успешную бизнесвумен, хозяйку семейного предприятия Saint Petersburg House of Descreet Pleasures («Санкт-Петербургского дома скромных удовольствий») и одновременно политического консультанта.
«Нам дали хороший дискаунт! И вообще, тут очень мило. Какое счастье, деточка моя», – говорит она Марине – по-английски, но с отчетливым русско-украинским акцентом. Светлана – подвижная и немного пожухлая блондинка; колготки в сеточку, фиолетовое платье с леопардовым принтом, крупные каменья в ушах. Марина карикатурно морщится.
– Fuck the bus!!! – тихо выругался звукооператор, поставил камеру на паузу и снял наушники: брак по звуку, придется перезаписывать этот дубль.
– I can’t fuck the bus for you, sorry, – моментально реагирует Влад, отец эмигрантского семейства, муж Светланы и отец ее прелестных дочерей. Светлана, Марина, Лиам, священник, а также гости с обеих сторон минут пять радостно ржут.
«Снято!» – оператор останавливает съемку. Светлана снимает парик и моментально преображается. Она больше не оборотистая киевлянка средних лет, пятнадцать лет назад приехавшая в США, чтобы выйти замуж «по фотографии», а через секунду после получения грин-карты подать на развод с полюбившим ее всей душой Стивом, потому что все это было ради того, чтобы вывезти в Лос-Анджелес любимого киевского мужа-инженера с дочками и основать собственный бизнес. Передо мной миниатюрная миловидная израильская девушка Ирис Бар, комедийная актриса из средней голливудской обоймы, сценарист, писатель, режиссер – в общем, мама всего этого сомнительного балагана.
То есть сериала под названием Svetlana, пилотный эпизод которого как-то в начале прошлой осени спас меня от полного коллапса. И надерганными из «Светланы» фразами я теперь иногда разговариваю с друзьями – лопаясь от удовольствия, я тут же веером разослала им ссылку.
Помню, как однажды, находясь под глубоким впечатлением от полутрупа, который посмотрел на меня из зеркала примерочной в магазине (что за человеконенавистник придумал энергосберегающие лампы?), я написала в «Фейсбуке» пост: We don’t use those eco-friendly bulbs because they make clients look ugly and yellow. Начисто забыв, что цитирую сериал, который мало кто смотрел в принципе. На дисках он не выпускался, в Америке, чтобы его посмотреть, надо иметь доступ к каналу HDnet, а это не то чтобы в каждом доме, а если из Европы или России, так и вообще скачивать через торренты. Но через пять минут на мой пост пришел ответ от моей подруги, живущей в Париже: I hate our environment! Точная цитата из серии «Экочлен», первый сезон. Произносится предельно мрачным голосом.
А еще, отлавливая своего маленького сына, чтобы померить ему температуру, я всегда вспоминаю сцену из серии Good Friggin Shabbes, когда Светлана вставляет своему заболевшему мужу Владу в попу градусник и заспанным голосом спрашивает: Ready for the fun?
Ирис
Ирис знает толк в том, как «делать фан». Правильно надо говорить Ирис. А то ее все норовят назвать Айрис. Выросла в семье израильских эмигрантов, которые переехали из Тель-Авива в Нью-Йорк еще до ее рождения. В Бронкс, если точнее. Там Ирис отдали в ортодоксальную еврейскую школу. Не совсем понятно, почему такое странное решение приняли ее совершенно светские родители – евреи по происхождению, но не по образу жизни и убеждениям. Ну, например, маленькая Ирис просто понятия не имела, что такое шабат и бар-мицва. Пришлось придумать альтернативную девочку Ирис и ее альтернативную семью – специально для школы.
«Так я научилась жить во лжи», – пишет Ирис Бар об этом довольно сложном периоде в автобиографической книге Dork Whore («Проститутка-ботан»), которая вышла четыре года назад, продавалась в США и Германии. Немцы так полюбили ее историю, что Ирис скоро сядет писать продолжение специально для Германии – но только после того, как закончит снимать второй сезон «Светланы».
Описание ассимиляции в суперортодоксальной школе в книге вышло особенно пронзительным. «Мне нужно было изобретать объяснения для миллиона мелочей. Например, почему у нас в доме всего один набор посуды, а не два – для мясного и для молочного (“мы просто совсем не едим молока”). Годами я жила в тревоге, поддерживая эту иллюзию, и все время боялась, что меня рассекретят и потом за это выдворят из школы». В общем, за несколько лет в этой школе Ирис научилась виртуозно импровизировать: реагировать на опасности надо с лету, иначе раскусят. Наверное, тогда она и стала актрисой.
Тяжелее всего Ирис давались объяснения, почему она никогда не приходит вместе со всеми учениками на шабат в местный еврейский центр. Вместо этого ее семья традиционно отправлялась на Манхэттен, чтобы поесть свинины и сходить в Гуггенхайм. Ирис придумала легенду, что родители водят ее в суперортодоксальную синагогу, о которой вообще никто не слышал. И вот однажды она уговорила родителей отпустить ее со всеми детьми на шабат. Раввин только что прочитал Тору, все дети стояли группками во дворе и чинно разговаривали. Вдруг подъезжает мамин «форд торино». Сигналит. Ирис делает вид, что ничего не замечает. Ортодоксальные евреи не ездят в шабат за рулем. Мама высовывается из машины и кричит так, что услышали абсолютно все: «И-И-И-И-ИРИ-И-ИС!»
Девочке хотелось провалиться. И, наверное, это был самый ужасный момент из детства. Но и сильный эпизод для любого кино. И в книге Ирис пишет об этом так, что можно умереть от смеха.
Одна из серий «Светланы» построена на этом воспоминании: сына Светланы Бориса выгоняют из школы и нужно срочно найти новую. Учительница предлагает единственный хороший вариант – ортодоксальную еврейскую школу. Надо идти знакомиться с семейной парой – управляющими школой, важно создать впечатление благополучной еврейской семьи. Влад, муж Светланы, болеет. Светлана звонит своему постоянному клиенту (тому самому гомерически смешному и добродушному афроамериканцу, который на лесбийской свадьбе был священником) с просьбой побыть ее временным правоверным супругом, всего на пару часов в ближайшую субботу. Ну и, конечно, на субботнем ужине «супруги» проваливают явку, и все заканчивается балаганом в духе «обсдач» Бората на почве национальных традиций.
«Похоже на Бората», – говорю я Ирис про этот эпизод, решив сделать комплимент ее сериалу. Ирис везет меня вечером после съемок к себе домой в гости на другой конец города, в Лос-Фелис – самый «не лос-анджелесский» район Лос-Анджелеса, антипод Беверли-Хиллз. «Борат? – вежливо переспрашивает она, чтобы занять неловкую паузу. – Да, клевый фильм». Судя по тону, ей либо совсем так не кажется, либо не нравится сам факт сравнения. «Мама Саши Барона Коэна – хорошая подруга моей мамы, они соседи сейчас в Тель-Авиве», – более миролюбиво добавляет Ирис и начинает расплетать свои многочисленные темные косы, которые свалялись до кондиции дредов под пергидрольным париком Светланы.
Светлана в кровати у Ирис
Видавшая виды «хонда» Ирис Бар взбирается по узкой уютной улице на холм и останавливается у ворот небольшого особняка. Пока Ирис паркует машину в гараже, ищет в сумке ключи от калитки, я стою на террасе, с которой открывается роскошный вид на ночную Калифорнию. «Тебе сейчас покажется, что ты у меня уже была в гостях. Весь первый сезон снимался у меня дома, – говорит Ирис, открывая дверь калитки. – Когда мы закончили съемки, я думала, что больше никогда не смогу заниматься сексом в своей постели. После всего, что тут было».
А что тут было? Помните маленького еврейского доктора Криса Тауба из «Доктора Хауса»? Вот и представьте: лежит этот самый доктор под нашей Мариной, той, на чью свадьбу я попала вначале. В сериале «Светлана» он совсем не доктор, а просто очередной клиент «Санкт-Петербургского дома скромных удовольствий». Актер Питер Джекобсон сам позвонил Ирис, посмотрев на сайте funnyordie.com пилотную серию «Светланы», и попросил роль. Примерно так в сериал пришло большинство guest stars – в каждой серии Ирис старается задействовать хотя бы одного из таких сериальных знаменитостей. Так вот, сцена секса. Архетипичная, можно сказать, для всего проекта. Что в ней такого характерного? «Обычно снимать сцены секса – самая унылая вещь на свете, – объяснял мне как-то Влад, тьфу ты, Алекс, актер Алекс Видов, который играет в «Светлане» Влада. – А вот у Ирис получается снимать постельные сцены – как это сказать по-русски? – с огоньком! На съемочной площадке все обычно еле сдерживаются, чтобы не засмеяться, а ржать-то во время дублей нельзя, будет брак по звуку».
«Она плакала все время! – жалуется Джекобсон, он же клиент заведения Светланы, когда она заходит в спальню, услышав рыдания Марины, от которых сотрясался весь дом. – Все сорок минут, пока я ее трахаю, она говорила по телефону и рыдала! Я не буду за это платить». Светлана с бесстрастием арбитра по боксу присаживается на кровать. Джекобсон, заметим, и не думал останавливаться, предъявляя претензии по сервису.
«Как это не будешь платить? Ну да, мои девочки многозадачные. Думаешь, ты тут один такой, пришел – и жизнь остановилась? У девочек много дел. Мало ли чем они будут заниматься во время секса, им и уроки надо делать, и по телефону поговорить, что тут необычного! А твое дело – быть активным, быть ответственным. А не нюни тут разводить». – «Я не буду платить за такой секс! У нее от рыданий спазмы в животе! Мне это неприятно». Светлана трогает живот рыдающей Марины так деловито, будто отбирает помидоры на рынке: «О’кей, вижу, вижу, спазмы. Ну хорошо, давай так: ты заплатишь без торговой наценки. Ниже только себестоимость. Ну хорошо, тебе в подарок еще три сессии по себестоимости на следующей неделе. И без спазмов!»
Что еще происходило полтора года назад в постели Ирис? Моя любимая сцена секса – самая, пожалуй, макабрическая, из пилотного эпизода Yellow Cake. Это было еще в те стародавние времена, когда Светлана аттестовала себя не только как хозяйку семейного предприятия «Санкт-Петербургский дом скромных удовольствий», но и прямо в постели подрабатывала политическим консультантом. Ко второму сезону она немного отошла от политики, бросив все силы на экономику – глобальный мировой кризис сказался и на ее небольшом бизнесе, но об этом чуть позже, – а в тучные годы в постель Светланы залетал сам иранский президент Ахмадинежад. После секса Светлана из любви к американской демократии давала ему советы по ядерному вооружению. Взаимопонимание обеспечивал переводчик, истуканом стоя возле кровати.
Как только первый сезон отсняли, Ирис поменяла матрас на своей кровати.
Kapoustnik
Ну, то есть понятно: если смотреть фильм со звуком, это все вообще не про секс. Скорее актерский капустник, где-то более удачно, где-то менее. Мы с Алексом Видовым хором произносим это слово, обсуждая сцены секса в «Светлане». «Kapoustnik? – Ирис, которой в это время поправляли грим перед очередным дублем, радостно переспросила нас с едва уловимым акцентом. – Мне надо запомнить это слово». Она вообще исключительно легко снимает с языка любые диалекты, практически без американского акцента; ее «брайтонский» акцент в английском – того же происхождения. При этом она вообще не знает русского языка. Не была в России. Не то чтобы у нее много русских друзей.
Впервые идея сериала о русской проститутке Светлане пришла в голову Ирис Бар в салоне красоты в Лос-Анджелесе. Она попала на эпиляцию к русской эмигрантке Любе, и та Люба говорила не затыкаясь. Эту зажигательную стендап-камеди легко можно себе представить, вспомнив любой визит к разговорчивой русской маникюрше в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Впрочем, необязательно даже делать маникюр: ровно так же не затыкаются миловидные попутчицы с юга России или Украины, зашел в купе – и начался фильм-концерт; прервать такую рассказчицу просто нет шанса. На шоу-эпиляцию Ирис зачастила – только ради того, чтобы послушать рассказы Любы. В какой-то момент ей надоело делать эпиляцию («в конце концов, это же еще и больно – и так часто это делать не нужно, можно и без кожи совсем остаться!»), и Ирис попросилась к Любе в гости и взяла несколько частных уроков у нее и ее семейства: они поставили Ирис акцент.
С этим самым богатством – акцентом южной россиянки – Ирис и вышла на Беверли-Хиллз. Нарядилась как леди – в понимании русской маникюрши из лос-анджелесского салона красоты средней руки: аквамариново-синее короткое платье с голыми плечами, лодочки в тон платью на высоких позолоченных каблуках, огромные фальшивые камни на шее и в ушах, парик блондинки – и отправилась по бутикам. Ее жертвой пал магазин Domenico Vacca. За так называемой Светланой следовал ее приятель-оператор с маленькой камерой, записывая все происходящее на видео, но об этом окружающие не имели никакого понятия. Вслед в магазин зашел так называемый Стив; по сюжету тот самый парень из Миннеаполиса, который пригласил украинскую девушку Светлану приехать к нему в США и выйти за него замуж и которого она бросила в тот самый день, когда получила вид на жительство. Надо признать, девушка-продавец в Domenico Vacca держалась исключительно: невозмутимая вежливая улыбка не сходила с ее лица практически до самого конца этого представления.
Еще пару сцен с друзьями-актерами сняли вечером того же дня в том же стиле guerilla filmmaking в злачном районе даунтауна Лос-Анджелеса. «Мы начали снимать на одном перекрестке, у фонарного столба, и где-то через полчаса к нам подошел мрачный тип – местный драгдилер, оказалось, он просто отлучился ненадолго со “своего угла”, который мы заняли, – вспоминает Ирис. – Мы ему сказали, что снимаем комедийный ролик, просто так развлекаемся. Драгдилер проявил участие, попросил задействовать в эпизоде свою девушку, а потом еще и охранял нас ночью, когда мы переместились снимать последнюю уличную сцену на пустынную автостоянку. А надо понимать, что это было то еще местечко – в таких районах Лос-Анджелеса ночью чувствуешь себя примерно героем комикса “Город грехов”, что вообще не смешно».
Все актеры в пилоте снялись бесплатно, сценаристом и режиссером работала сама Ирис, а смонтировали серию на ее личные деньги. Потом события развивались как на ускоренной перемотке: серию Yellow Cake выложили в сеть, на сайт funnyordie.com, Ирис отправила ссылку на ролик владельцу кабельного телеканала телевидения высокого разрешения HDNet Марку Кьюбану – отправила наугад, они не были знакомы. А дальше случилось что-то вроде чуда – через пять минут пришел ответный имейл от Кьюбана: «Отлично! Делаем это шоу!»
И дал денег на съемки первого сезона. Совсем немного – но достаточно, чтобы сделать то, что придумала Ирис. Ну да, ее собственный дом на пару месяцев превратился в съемочную площадку (снимали одну серию в три-четыре дня, всего десять серий).
– У меня полный творческий контроль в этом шоу. Такого вообще не бывает, мне страшно повезло. На всех других сериалах к тебе постоянно приезжают какие-то исполнительные директора, утверждают заранее сценарные заявки, и все в таком духе. Марк Кьюбан – идеальный заказчик. Он ни во что не вмешивается, он смотрит уже готовый продукт. Пока все принимал. Я безмерно благодарна ему, что имею такую свободу; мы можем делать совершенно сумасшедшие вещи, и мне ни разу никто слова поперек не сказал.
– То есть ему нравится?
– Думаю, что да. Иначе бы он не размещал ссылки на него в своем «Твиттере» и не пришел бы на премьеру – перед началом показа мы устраивали вечеринку в Landmark Theatres (там проходят премьеры независимых театральных событий и инди-мувис. – Прим. ред.). Он вообще отнюдь не на все премьеры ходит. И не дал бы денег на второй сезон. Кстати, сейчас мы уже живем в роскоши – теперь у Светланы есть собственный дом, отдельный от моего.
• • •
Полночь. Вокруг дома Ирис поют цикады, почти во всех домах в долине уже погас свет. Ирис налила мне белого вина, себе – какого-то особого аюрведического чая «для голоса», мы уютно свернулись калачиками на диване в ее гостиной, мы говорим очень тихо, еле ворочая языком. Сквозь сон я понимаю, что даже у гиперактивной, черноглазой, заботливой и очень какой-то своей девушки Ирис Бар остановился внутренний моторчик, так вот раз – и бензин на нуле. Но она продолжает тихо бормотать, честно пытаясь отвечать на мои вопросы.
– Хей, Анна, а ты уверена, что можно брать интервью с закрытыми глазами?
– А что такого? Конечно, да, – говорю я, приоткрывая один глаз: Ирис уже уронила голову на подушку и тоже закрыла глаза.
– Нет, это уже не интервью. Это разговор ореховых сонь. Иди в свою комнату, нам в семь вставать.
Сквозь сон я слышала, что Ирис в соседней комнате еще час колотила по клавишам в ноутбуке: правила сценарий на завтра и рассылала его актерам. Она могла бы делать это заранее – Ирис вполне организованная девушка, – но это ее принцип: актер не должен «пересиживать» со сценарием и заранее репетировать свои реплики. А диалоги и действие прописаны лишь в общих чертах, все остальное происходит в режиме стендап-камеди, то есть все, что мы видим в итоге, – это практически чистая импровизация. В пять утра в соседней комнате снова началась жизнь: Ирис начала делать упражнения для голоса и снова что-то писать в ноутбуке.
«Завтрак будет на вилле Светланы! – в семь десять мы уже мчим по хайвею на другой конец Лос-Анджелеса, в Вудленд-Хиллз, Ирис смотрит в зеркало. – Вот, купила вчера в спешке гипердорогой крем для глаз, от морщин. Двести долларов. И что? Посмотри, сплошной отек. Нет, все-таки лучший крем для глаз – это сон». – «А что ты вскочила в такую рань?» – «Я не могу спать больше четырех часов, пока не закончатся съемки и монтаж. Отосплюсь потом в Тель-Авиве, когда поеду к маме на рождественские каникулы».
