Михаил Елизаров: «Хоттабыч» как предупреждение
Пионер Волька Костыльков вылавливает из реки глиняный сосуд с джинном. Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, или Хоттабыч, — не просто старик, умеющий колдовать.
Он — архетип Востока, его культуры и идеологии, вторгающийся в атеистическую реальность советской Москвы (1956 г. — последняя редакция).
Примечательно, что выпускает джинна мальчик по имени Волька — очередная игра смыслами: Волька как освободитель, Выпускающий на Волю, и Воля на Костылях, он же еще и Костыльков. Одним словом, Хромающая Воля.
Хоттабыч декларирует себя как верного слугу Вольки — в благодарность за спасение, но в течение всей книги мальчик вынужден ходить нянькой за капризным стариком.
Хоттабыч также представитель ислама. В тексте примечательная неточность: Хоттабычу больше трех тысяч лет, а стало быть, и знание об Аллахе как минимум такого же возраста, то есть исламу по версии писателя Лагина больше трех тысяч лет. Сомнительно, чтобы автор не знал времени появления ислама, поэтому такое расхождение следует понимать как метафору глубокой архаичности восточной культуры и ее отдаленности от советского и русского менталитета.
Хоттабыч — трудный старик. Он вздорен, агрессивен, легко впадает в ярость, но, впрочем, так же быстро успокаивается. При всем его могуществе он трусоват, когда сталкивается с необъяснимыми для него явлениями прогресса — боится метро, трамваев. Предрассудки и клише способны сделать его добровольным рабом случайного человека. Хоттабыч по-восточному льстив и не лишен коварства. Это меткая характеристика восточного менталитета.
Помощь Хоттабыча (читай — содействие Востока) обычно чревата какой-нибудь каверзой. Вторгаясь в мир Вольки, он первым делом влезает в «экзамен по географии». Хоттабыч навязывает свое подсказывание, и Волька превращается в подобие обезумевшего российского правозащитника, несет абсолютную чушь, но, увы, правильную с точки зрения Хоттабыча. Противостояние мнению Хоттабыча, а также негативная оценка его позиции вызывают в старике ярость. Учительнице Варваре Степановне объявляется джихад. Вообще, Хоттабыч (Восток) любит держать в страхе, запугивать обещаниями обратить «в колоду для разделки свиных (!) туш», в жабу, в «шелудивого пса» — обычные угрозы «неверным».
Попытка проникнуть в кинотеатр с вывеской «До шестнадцати» оборачивается для Вольки появлением бороды — своего рода насильственная инициация, обращение в ислам.
Подарки Хоттабыча лишены смысла. Его дворцы эфемерны, как, впрочем, и нынешние постройки многорукого таджикского джинна: все эти возведенные за месяц с нарушением ГОСТов новостройки готовы обвалиться еще до того, как в них въехали жильцы. Телефоны, которые дарит Хоттабыч, из чистого мрамора, часы из золота. Но все это не работает. Они муляжи, неодушевленные знанием и функцией предметы. Восток, по мнению Лагина, умело копирует форму, но не суть. Хоттабыч, как и Восток, тянется к бессмысленной роскоши — джин из чванства вставляет себе золотые зубы.
От Хоттабыча больше неудобств, чем пользы. Он поселяется у Вольки под кроватью. Довольно меткий образ. «Понаехавшая» Азия, в сущности, поступила так же в России, в Москве — поселилась «под кроватью». Не то чтобы совсем мешает, но уединения уже нет — коммунальная квартира.
Сила Хоттабыча — в его бороде, причем исключительно сухой. Мокрая борода бессильна. Волька, чтобы противостоять подсуживающему Хоттабычу на футбольном матче, выливает на бороду старика стакан воды. Это «мочить бороду» сходно, как ни странно, с путинским «мочить в сортире». Если соединить два тезиса, получим: «мочить бороду в сортире» — действенный способ противостояния ваххабизму, освоенный в чеченских кампаниях.
Лагин находит самое лучшее применение Хоттабычу — советскому (или пророссийскому) исламу. Старик прекрасно борется с западным капиталом. Вначале, правда, исключительно от невежества становится послушным рабом американского дельца Вандендаллеса, но потом изгоняет его, а под конец обращает в собаку — снова образ «неверного». При помощи Хоттабыча (то бишь, ислама) можно укрощать враждебный Запад — таков посыл автора. Кстати, в романе есть мальчик-клеветник Гога Пилюкин. Хоттабыч остроумно обращает его голос в песий лай — когда тот вроде бы «лжет».
Цивилизуясь, Хоттабыч становится все менее опасным — он чудаковат, но уже социален. Лагин настойчиво говорит о необходимости образования для Хоттабыча, в том числе и политического. Не случайно Волька буквально долбит джинна упрощенным Марксом.
В конце романа появляется брат Хоттабыча — Омар Юсуф. Он своего рода «фундаменталист», но это проявляется не в религиозной сфере — ее в романе просто нет, а в агрессивном тоталитарном менталитете. Диалог с Омаром Юсуфом возможен либо через посредника — брата, либо с позиции силы. Волька обманом подчиняет себе невежественного джинна — «остановил солнце», которое просто не заходит в северных широтах. Кстати, не случайно Омар Юсуф найден не на территории Советского Союза, а где-то во льдах — замороженный до времени, чужеродный радикализм. Хоттабыч, при всех недостатках, все-таки свой, советский Восток.
Героев избавляет от Омара Юсуфа его же спесивое невежество. Он улетает в космос и становится спутником Земли. Нам видится в этом еще один пророческий совет. Радикальный ислам следует выпускать и в микро-, и в макрокосмос. В этом контексте политика США и Израиля в отношении иранской ядерной программы в корне неверна. Хотя у них есть оправдание, они не читали «Хоттабыча».