«Здравствуйте, доктор, у меня болит...» — кажется, этих слов мне больше не нужно будет произносить никогда. Потому что я теперь хожу лечиться не к врачам, а к художнику — Александру Меламиду.

В белом пространстве его Art Healing Ministry («Министерство исцеления искусством») в модном районе Нью-Йорка Сохо умиротворяюще спокойно. Повсюду предметы искусства и приспособления для введения искусства в человека. Например, ярко-голубая клизма, подсоединенная к старой VHS-кассете со слайд-шоу работ великих художников. «Помню, в моей молодости в Советском Союзе шоферы в себя алкоголь через клизму заливали, чтобы изо рта не пахло», — усмехается Меламид. Для внедрения искусства эту вещицу уже не используют, поэкспериментировали и хватит. Теперь она под стеклом, как важный экспонат. Рядом с клизмой символ министерства — шестнадцатигранный кристалл, на каждой грани автопортреты великих художников: Леонардо, Рембрандт, Микеланджело, Тициан, Малевич, Уорхол, Сезанн, Моне, Матисс, Поллок и другие.

Есть вещи, которые можно покупать и лечиться ими дома: стельки от плоскостопия с Ван Гогом, заряженные свечи с Пикассо, бутылочки с работами Лихтенштейна, Рафаэля, Боттичелли, баночка для таблеток с «Криком» Мунка, стульчик от болезней предстательной железы. И деревянная коробочка счастья (внутри надпись на английском — «счастье»), которая, кстати, уже продана.

Мы садимся за столик в глубине галереи, над ним висит репродукция картины Джаспера Джонса с комментариями Меламида. Я пришла без записи (очень зря!), но художник соглашается меня принять. Жалуюсь на боли в горле и разыгравшуюся аллергию. Меламид довольно тщательно все записывает в листке осмотра, после чего просит пройти за шторку, где стоит белая кушетка. «Хотите, садитесь, хотите, ложитесь», — говорит он мне. Ложусь. «Вы, главное, расслабьтесь, горло мы быстро вылечим, у нас для этого есть специальная программа, — он вставляет чип в подвешенную над креслом фоторамку, — главное, ведь точно не повредит. Какое искусство вы любите?» «Сложный вопрос, — задумываюсь я, — в последнее время по работе все больше с современным искусством сталкиваюсь». «А вот это очень зря, — неодобрительно качает головой, — в этом вся проблема, слишком много увлекаетесь современным искусством. От него у вас как раз голова и болит. Вы осторожнее, напирайте на классику. Но тоже в меру. Слишком много любого искусства может быть смертельной дозой».

В качестве лечения — миниатюрная проекция на горло работы Яна Вермеера Делфтского «Девушка с жемчужной сережкой». Мне кажется, на моем горле это должно выглядеть красиво.

«Ну вот, теперь три минуты полежите с закрытыми глазами». Я послушно лежу, почти засыпая. Открыв глаза, вижу, что передо мной вместо фоторамки висит еще одна работа Вермеера, а Меламид уже стоит рядом и выписывает рецепт. «Во-первых, вы обещаете, что следующую статью напишете про посещение Frick Collection, — на рецептурном листке с планом этого нью-йоркского музея Меламид обводит карандашом зал Boucher Room, где располагаются французские художники XVIII века и куда, по его мнению, мне надо пойти в первую очередь. — Я думаю, что будет сразу лучше, но до полного излечения далеко».

Первый прием бесплатный, на нем Меламид знакомится с историей болезни, проводит первую процедуру, а затем, если человек готов идти дальше и платить 125 долларов, делает индивидуальную подборку шедевров, записывает их на флэшку и отдает пациенту: смотреть регулярно, но не перебарщивать. А лучше всего ходить регулярно, вместо психолога, всю жизнь за новыми порциями.

Рядом с входом и прямо над креслом, где проходит лечение, висят автопортреты Меламида — крупными мазками в нежных бело-голубых тонах набросано его лицо, оно будто сквозь облака проступает в реальность. Ничего удивительного, Меламид помимо того, что художник и арт-лекарь, еще и Бог. (Об этом он рассказывал еще в 2009 году в интервью Владимиру Паперному.) А религия его — история искусства. «Знаете, это еще Христос жаловался, что надо показывать чудеса для простых людей. Вот и эта клиника — первый этап моего религиозного движения, тут мне надо просто показать народу, что я могу совершать чудеса».

Это заявление звучит, конечно, смешно.

«Конечно, смешно, — угадывает мои мысли Меламид, — лет шесть назад я понял, что истина смешна. Truth is funny. Не все, что смешно, — истина, это точно, но истина не смешной быть не может. Поэтому вся наша история — это история заблуждений, ведь все ученые думали, что истина серьезна. Это не так. Сейчас надо обязательно написать новую философию, и обязательно, чтобы она была смешной».

В планах художника и его сподвижников открыть похожие министерства в Лондоне, Дубае, может быть, в Москве: «Я это не ради денег делаю, а для здоровья людей». И усмехается.

А горло у меня, кстати, прошло. Может, и аллергия пройдет во Frick Collection?